На пятый день пребывания Махуры в Берлине бдительный Янсен отвез его на частную квартиру Кайзера, который в последний раз благословил своего воспитанника в путь-дорогу.
— Смотри, Адольф! До этой деревни тебя довезет Ганс. Переброска будет произведена в районе Кёнитца. Вот это тебе пистолет, а это компас…
— Я предпочел бы не брать с собой в Польшу оружия… Задержат с этим, проверят — конец, Возьму только нож, это менее опасно… Не найдут при мне ничего, увидят хорошие документы— иду дальше…
— Разумеется, как хочешь. Теперь ты уж сам решай свою судьбу и дела. Я могу тебе только посоветовать, но не настаиваю… Итак, дальше. После перехода границы пойдешь в Болешковице и там сядешь в поезд. Доедешь до Старгарда Щецинского. Линия железной дороги идет параллельно Одеру. Мне не к чему тебе говорить, как мы будем интересоваться твоей миссией, дорогой друг. Будем ждать от тебя сообщений и всегда придем тебе на помощь. В общем с нетерпением ждем писем из Устки и Лебы… Ну, отправляйся в путь, а когда вернешься в Берлин, то подробно расскажешь нам, как там все было. Шифром будешь сообщать только те данные, которые могут быстро устареть… Ну, ни пуха ни пера!
В тот же день Махура получил в отеле пачку дамских нейлоновых косынок и чулок, а затем шесть тысяч двести злотых. На переезд через демократический сектор Кайзер вручил Махуре сто двадцать марок ГДР. Он также подарил ему ручные часы марки «Докса». Снаряжение шпиона пополнилось еще компасом, карманным фонариком и разными мелочами для личного пользования. В получении их Махура дал расписку. Прощаясь с агентом «ОДТ-738», Кайзер вручил ему перочинный ножик.
— Возьми это, Адольф! Когда переправишься через Одер, перед уходом отдай Гансу.
— Так я же могу отдать этот ножик в Берлине!
— Всегда слушайся меня, парень. Я знаю, что говорю. Мы щедро платим Гансу за твою переброску, поэтому должны иметь гарантию, что ты благополучно и в полной сохранности перебрался в Польшу. Поэтому только на той стороне Одера ты вручишь ножик Гансу и скажешь, что случайно захватил его с собой. Если он отдаст мне этот ножик, я буду спокоен за тебя… А вот тут еще галстук в полоску. Красивый, правда? И какие спокойные тона. Поляки не любят разухабистых рисунков и красок, которыми так хвалятся наши друзья из-за океана. Даю тебе этот галстук вовсе не для того, чтобы ты задавал шик в Устке. Посмотри внимательнее на его подкладку! Эта цифра — не отметка прачечной и йг фабричное клеймо, это номер пограничного столба, возле которого Ганс будет ждать тебя на обратном пути. Когда ты напишешь, что собрал уже достаточно материалов и что можно тебя переправить обратно в Берлин, Ганс приедет за тобой… Мы все предусмотрели, парень! Ты работаешь в самой лучшей разведке мира и должен помнить, что агента немецкой разведки, еше до войны, никогда в Польше не ловили и не убивали…
11 сентября 1953 года Махура со своим «ангелом-хранителем» Янсеном садится в такси. Они подъезжают к станции электрической железной дороги в Западном Берлине. На перроне их уже ждут Торглер и Ландвойгт. Дружная четверка идет обедать. В ресторане играет превосходный скрипач. Он ходит по залу и, продолжая играть, останавливается около отдельных столиков.
— Тайна его успеха, — заискивающе говорит кельнер, подобострастно согнувшись перед четырьмя посетителями, сделавшими большой заказ, — основана на том, что когда он играет на своей скрипке, то каждая женщина в зале думает, что он играет только для нее!
— Сыграй-ка нам что-нибудь хорошее… — говорит Торглер подошедшему скрипачу, своей страшной рукой засовывая в его карман денежную купюру в несколько марок.
— Что-нибудь бравурное или сентиментальное? О любви или о шалости? Моя скрипка может многое, очень многое сказать…
— Сыграй нам что-нибудь о далекой дороге и дружбе или что-нибудь такое, что брало бы за сердце…
— О дороге? Могу «Знаешь ли край, где зреют лимоны»?
— Ну, это годится только для меланхолических идиоток! Впрочем, наш путь идет совсем в другую сторону. Может быть, ты знаешь одну из тех старых маршевых песенок? Вот, например, эту: т-ра-ра-рам, та-ра-ра…
— Но… простите… это же… Ведь такое не играют! Это же «Хорст Вессель»!..[8] Может быть, попозже? Сейчас просто рановато.
Правда, я иногда играю это разным господам, но когда уже далеко за полночь…
— За полночь! За полночь мы уже… А, да ладно! Играй, что тебе нравится, через несколько недель мы наверняка придем сюда все вместе, когда будет за полночь!
Настает время прощаться. Ландвойгт и Махура садятся в вагон электрической железной дороги и переезжают в демократический сектор Берлина. Выйдя со станции, заглядывают в большой магазин Handelsorganisation[9], Махура покупает термос, большую бутылку рома, кусок ветчины и банку консервов. Дальнейший путь — на восток, тоже электричкой до самой последней ее станции от Берлина в Эркнер. Но проезд через территорию Германской Демократической Республики отнюдь не прогулка. В Эркнере оба пассажира подвергаются строгой проверке документов, которую производит народная полиция. Но в потоке нахлынувших пассажиров фальшивее документы не были замечены контролерами. Шпионы покидают станцию и метров сто идут по улице. Ландвойгт останавливается у витрины магазина и зорко осматривается: не следят ли за ними? Убедившись, что все спокойно, он дает условный знак. К ним подъезжает стоявший неподалеку «оппель», за рулем которого сидит Купш. Теперь все трое едут в Кёнитц. По дороге Ландвойгт спрашивает Купша о «багаже», то есть о документах агента «ОДТ-738», которые должны обеспечить ему легальное проживание в Польше. Купш отвечает, что «багаж» выслан в Кепитц с другим курьером.
В небольшом лесочке возле Кёнитца машина останавливается. Граница рядом, и Купш боится ехать дальше. Ландвойгт и Махура высаживаются. Проводник оставляет агента под стогом сена, чтобы он не знал, где в Кёнитце пункт явки людей Гелена, а сам идет к владельцу лесопилки Эдгару Зоммерфельду и получает от него фальшивые документы и польские деньги, предназначенные для Махуры. Затем Ландвойгт возвращается к своему пассажиру.
Оба они садятся в маленькую лодку и под покровом темной, дождливой ночи переправляются на польский берег. Когда дно лодки скребнуло по прибрежному песку, Махура посмотрел на светящийся циферблат «Докса», полученного от Кайзера. Было ровно 22.00.
«Ганс» отдал пассажиру документы и польские деньги. С этой минуты ЛАахура уже назывался Антоний Моравец. И это было последнее перевоплощение /Адольфа Махуры. При прощании с Ландвойгтом Махура вручил ему перочинный ножик и небрежно сказал:
— А, чуть не забыл! Случайно забрал этот ножик у Кайзера. Отдай ему там, в Берлине…
Плеск воды под энергичными взмахами весел.
«Так… Меня он оставил, а сам возвращается… Через несколько часов Ганс уже будет в Берлине. А я?..»
Теперь Адольф Махура один… Один в той стране, из которой бежал почти год назад. Возврата теперь нет. За ним — глубокая и широкая река, впереди — Польша.
«ОДТ-738» направляется на восток. Впотьмах идет медленно по ровной мягкой земле — это, наверное, луг. Неожиданно чувствует под ногами вспаханное поле, и волосы на голове у него встают дыбом… Контрольная полоса! Лепта земли, что тянется вдоль Одера; на ней останутся следы непрошенного зарубежного гостя… Контрольная полоса! А ведь полковник Редер и сам Кайзер — они, которые все знают! — уверяли Махуру, что в этом месте никакой полосы нет… Контрольная полоса! Ведь сюда в любую минуту могут явиться польские пограничники со служебными собаками!.. Нет, нет! Здесь переходить нельзя!..
Агент возвращается к Одеру. Ложится в заросли и дает себе часовой отдых. Основательно потянув из фляги ром, засыпает. Через час вскакивает и переходит полосу задом наперед — это собьет поляков с толку. Они просто подумают, что кто-то удрал из Польши… Теперь Махура идет лесом. Тут еще темнее, чем на открытом месте. Колючие ветки кустов хватают за одежду, как злые псы, то и дело натыкаешься на стволы деревьев. Проходят минуты, уже почти час он в пути, а Болешковиц все не видно. Махура останавливается, накрывает полой фонарик, зажигает его и еще раз по компасу проверяет взятое направление.