Пока они стенали, пили холодную минералку и забрасывали в свои организмы ударные дозы химии, я выполз в интернет на предмет посмотреть, чего в мире изменилось.

А ничего не изменилось, сползание в пропасть, о которой все говорили, оказалось довольно медленным и на первый взгляд незаметным. Израиль все еще не был стерт с лица Земли, Кракен не сожрал все население Гаити, да и Эль Фуэго за прошедшие сутки больше никого не сжег. Новых глобальных угроз тоже не обнаружилось. Отсутствие новостей всегда считалось хорошей новостью, а в нынешние времена и подавно.

От Аскета тоже никаких известий не поступало, но это было неудивительно. Глупо было рассчитывать на то, что возможность получить его скилл предоставится уже на следующий день, тем более, что мы еще не успели занести ему обещанную тысячу долларов.

После обеда, когда британцы более-менее пришли в себя, мы с Гарри Борденом еще раз наведались к Аскету. Надежда на спасение мира возилась на огороде, выпалывая сорняки.

Нас надежда встретила довольно-таки неприветливо.

— Я за вами не посылал.

Гарри пожал плечами.

— Обычно людей, приносящих тысячу долларов, встречают более дружелюбно, — сказал он.

— Вы принесли деньги?

— А как же, — Гарри вытащил тощую пачку купюр из кармана своих походных штанов цвета хаки. — Пересчитывать будешь?

— Ты англичанин, — сказал Аскет.

— Не буду отрицать.

— Если бы я знал, что придется иметь дело с англичанами, я запросил бы больше, — сказал Аскет.

— Да я тут просто для мебели, — сказал Гарри.

— Я не люблю англичан.

— Это было сто лет назад, — сказал Гарри. — По правде говоря, даже больше ста лет.

— Неважно, — сказал Аскет. — Слово было произнесено.

Он пересчитал деньги, завернул их в грязный носовой платок и сунул в нагрудный карман рубашки. В городе носить деньги таким образом крайне не рекомендуется, но здесь, в деревне, посреди собственного огорода… Почему бы и нет.

— А скажи мне, старик, есть у тебя хотя бы отдаленное представление о том, когда к тебе приведут следующую жертву? — спросил Гарри.

— Жертву? — нахмурился Аскет.

— Пациента, — поправился Гарри. — Не знаю, как вы это тут называете.

— Они приходят и уходят, — сказал Аскет. — Я не знаю, когда будет следующий. И я уже сказал, я пришлю за вами, когда это случится. И еще я говорил, что не знаю, как научить кого-то делать то, что я делаю.

Но деньги все равно взял.

С уверенностью, которую не испытывал, я еще раз заверил старикана, что специально делать ничего не придется, достаточно, чтобы я просто был рядом, и мы с агентом британской разведки отвалили восвояси.

Пока мы, став беднее на тысячу долларов, плелись по пыльной дороге обратно в деревню, в голову ко мне пришла еще одна тревожная мысль. Чертов старикан утверждает, что не умеет учить, а чего еще он не умеет? Соображает ли он вообще, что делает с людьми, способен ли он контролировать свой дар? Может быть, даже просто стоя рядом, я буду подвергаться такому же воздействию, как и очередной его “пациент”. Неудобно получится, если вместо того, чтобы овладеть скиллом Аскета, я потеряю свой.

И что мне тогда делать?

Англичане, скорее всего, сразу потеряют ко мне интерес, да и не только они. Док и его Лига не примчатся на помощь, мои же официально признали меня мертвым и в консульстве, должно быть, изрядно удивятся, если я заявлюсь к ним с английскими документами и буду утверждать, что являюсь гражданином России. Денег у меня практически нет, документы фальшивые, страна вокруг чужая. Как выбираться-то? Да и стоит ли куда-то выбираться?

Как говорил Гарри, здесь тепло, здесь вполне можно дождаться конца времен.

В общем, ситуация была совершенно дурацкая. Могу себе представить, в каком отчаянии пребывала британская разведка, раз они согласились на такое.

Следующие несколько дней тянулись медленно и монотонно и были похожи друг на друга, как дизайн современных смартфонов.

В Индии оказалось слишком жарко, слишком влажно и слишком лениво. Я имею в виду, ничегонеделание особенно утомляет, если не является плодом твоего собственного выбора. Хорошо валяться на пляже, лежать в шезлонге у бассейна или сидеть в уютном кресле, завернувшись в теплый плед и попивая горячий глинтвейн под веселое пыхтение камина, если ты сам решил, что в ближайшие двести лет тебе спешить некуда.

Но если тебе надо куда-то бежать, повергать в прах злодеев, выручать попавших в беду прекрасных дев и спасать мир, каждая минута промедления дается тебе нелегко.

Том с Диком держались получше. Как я успел понять, до нашего появления они не были особенно загружены работой и привыкли к праздному времяпрепровождению. Я старался относится к ожиданию философски, хотя на душе скреблись кошки, а тяжелее всего оказалось Гарри Бордену. Он был оперативник и человек действия, обычно уже через несколько часов после его приезда в очередной стране начиналась какая-то движуха, кто-то в кого-то стрелял, что-то взрывалось, громились террористические лагеря, правительства обнаруживали себя в изгнании в изгнании, свергались президенты и на смену людоедскому режиму приходил режим менее людоедский.

Или такой же людоедский, но более удобный для Метрополии.

По крайней мере, так он мне об этом рассказывал.

Здесь же заняться ему было совершенно нечем. Не его масштаб. Может быть, в глубине души он вообще мечтал, чтобы о нашем местоположении узнали Дети Ветра, вот тогда он бы развернулся на полную катушку.

Он этом он, конечно, не рассказывал.

— С каждым днем эта затея кажется мне все более безнадежной, — признался Гарри однажды днем, когда мы плелись по пыльной деревенской улице, нагруженные бутылками с минеральной водой, купленной в единственном местном магазинчике. Обычно за покупками мы отправляли Дика на “лендровере”, но тот еще с вечера вскочил в машину и умчался в соседнюю провинцию под предлогом, что ему надо проведать одну из его многочисленных тетушек.

Чем он занимался этой ночью на самом деле, мне не сказали, да меня это и не особенно интересовало. То ли обделывал какие-то темные шпионские делишки, то ли просто расслаблялся в компании какой-нибудь сговорчивой селянки, пустив ей пыль в глаза большой английской машиной.

— Но ведь ничего не изменилось, — заметил я.

— Вот именно, — сказал он. — Мы торчим здесь уже почти неделю, и ничего не изменилось.

— Я полагал терпение одной из главных добродетелей разведчика, — сказал я.

— Я не тот разведчик, — сказал Гарри. — Я вполне умею терпеть и ждать, если точно знаю, чего ради я этим занимаюсь. А тут результат довольно неопределен.

— Разве ты не вызвался на это задание добровольцем? — спросил я.

— Нет, — сказал он.

— Ну… мне жаль, — сказал я.

— Ты тут вообще ни при чем, — сказал он. — Просто этот мир горит, а мы сидим где-то на его задворках и ничего не можем поделать.

Признаться честно, меня уже слегка подташнивало от разговоров про мир, который горит, и смутные времена, которые наступают, но почему-то каждый второй мой собеседник заводил разговор именно об этом, издалека намекая, что я и есть тот самый универсальный огнетушитель и мне надо поторапливаться на пожар. Как будто тут хоть что-то от меня зависело.

— Я, между прочим, тоже добровольцем не вызывался, — сказал я.

— Но если мы полагаемся на помощь таких, как ты, это означает, что конец света действительно близок.

— Таких, как я?

— Непрофессионалов, чей статус не определен, — уточнил он. — То ли гражданский, то ли работающий на конкурирующую службу, и даже непонятно, какой из вариантов хуже.

— Чего в этом деле стоят профессионалы, показал Дубай.

— Ты не понимаешь, — сказал Гарри. — Я тебя не укоряю и ни в коем случае с тобой не спорю.

— А что же ты делаешь?

— Я тебе жалуюсь.

— Услуги психоаналитика обычно платные, — заметил я.

— Ты так себе психоаналитик.

— Зато я слушаю внимательно.

В общем, уныние поселилось в наших сердцах, или умах, или где там еще может поселиться уныние, и разогнать его смогло только облако пыли, стремительно движущееся навстречу нам по обочине дороги. Внутри облака обнаружился запыхавшийся местный мальчишка, который, как выяснилось, именно нас и искал.

К Аскету привезли очередного пациента и он звал нас к себе.