Теперь этот сценарий становился неизбежным.Вопрос состоял только в том, что делать, как жить дальше, когда точно нарисованная картина грядущей катастрофы начнет воплощаться в реальность?Можно ли хоть как-то ограничить экономические и политические тяготы? Как попытаться повлиять на власть на уровне Союза и республик, чтобы использовать все возможности для предотвращения катастрофы или по меньшей мере – смягчения ее последствий? Многие ждали ответа на эти вопросы от популярного Явлинского. Но он, вопреки призывам и уговорам российского руководства остаться в правительстве и продолжать работу по подготовке рыночной реформы, подал в отставку. Шаг политически выверенный, точный. Конечно, оставаясь в российском правительстве, можно было бы немало сделать

для создания фундамента приватизационного процесса, формирования рыночного законодательства,правовой защиты частной собственности и многого другого. Но все это – на фоне нарастающего экономического кризиса, ответственность за который совершенно неизбежно падает на тех, кто стоит у руля.

Контраст со сладкой сказкой программы "500 дней"будет слишком сильным. Политическая цена – высокой.

В день своей отставки Григорий Явлинский заехал на госдачу в Волынское, где мы работали с Евгением Ясиным, Станиславом Шаталиным, Николаем Петраковым, Абелом Аганбегяном. Премьер российского правительства Силаев звонил Ясину, спрашивал, не согласится ли тот занять место Явлинского. Явлинский отговаривал Евгения Григорьевича, да тот и не собирался соглашаться. Позже подъехал Горбачев. Обсуждали эклектичный документ – гибрид программы "500 дней" и правительственной программы, подготовленной Леонидом Абалкиным. Говорили о разном. Горбачеву пришла в голову экзотическая идея – назначить депутата Журавлева из Белоруссии, на мой взгляд, достаточно эмоционального и неуравновешенного, председателем Центрального банка. Мы не рекомендовали. В целом было ощущение, что Горбачев отдает себе отчет, в каком политическом тупике он оказался.

Там же, в Волынском, Абел Аганбегян предложил мне возглавить сформированный в Академии народного хозяйства исследовательский институт.Предполагалось назвать его Институтом хозяйственного механизма. Подумав, я согласился. Тут же договорились с секретарем Отделения экономики Академии наук С.Шаталиным, что институт будет двойного подчинения: Академии народного хозяйства и Академии наук – и получит название Институт экономической политики. Там попытаемся собрать наиболее динамичных экономистов молодого поколения.

Принял предложение тем более охотно, что стал тяготиться работой в печати. В начале 1990 года по предложению Ивана Фролова возглавил экономический отдел "Правды", опубликовал там несколько больших статей, в том числе, наверное, наиболее известную мою газетную публикацию "Благие намерения", обобщавшую уроки экономической политики Горбачева и Рыжкова. Однако становилось ясно, что на фоне усиливавшихся консервативных тенденций превратить "Правду" в реформаторский орган не удастся. Мои статьи разительно дисгармонировали с тем, что печаталось по другим разделам.

К этому времени я уже проинформировал Ивана Фролова, что ухожу. Думал о том, чем займусь дальше. Твердо решил вернуться в науку. Предложение возглавить новый, молодой институт, не обремененный балластом бездельников-блатников, такой, куда я смогу подбирать людей исключительно по их способностям, было очень привлекательно. Институт предполагалось создать небольшой, около 100 человек. Практически всех сотрудников подбирал лично. Удалось сформировать, как мне кажется, неплохой коллектив. Заместителями директора стали специалист по межотраслевому балансу Андрей Нечаев, пришедший из Института экономики и прогнозирования научно-технического прогресса, и Владимир Машиц – из Центрального экономико-математического института, прекрасный статистик, знаток хозяйственного механизма. Из Института экономики пригласил Владимира May, в то время активно работавшего в области истории экономической мысли и начинавшего свои исследования по современной. политической экономии. Из Института экономики Госплана – Сергея Синельникова, занимавшегося экономикой природопользования, уговорил его переквалифицироваться на проблемы налоговой системы и бюджета. Пришли и другие талантливые экономисты – Александр Радыгин, Елена Журавская, Вадим Иванов. Ленинградское отделение института возглавил Сергей Васильев. В целом коллектив получился дружный, работоспособный.

Между собой договорились: никаких грандиозных программ не пишем, экономической политикой не занимаемся, только изучаем ее. Разумеется, мы готовы проводить экспертизу нормативных актов,предложений, программных разработок и российского, и союзного правительства, давать свои оценки, помогать, но главное для нас – изучение механизмов функционирования российской экономики, протекающих в ней процессов, их краткосрочное прогнозирование. Это тем более важно, что реальные возможности органов власти влиять на развитие событий в экономике становятся все более призрачными.

На первом большом семинаре института в январе 1991 года я сделал доклад "Об экономике нестабильности и перспективах развития советского народного хозяйства". С осени 1990 года советская экономика вошла в режим подавленно-открытой инфляции. Быстро растут цены и сохраняется дефицит на всех видах товарных рынков. Прогнозирую три этапа: период подавленно-открытой инфляции, период открытой инфляции и стабилизационные процессы. Мы не можем точно определить даты перехода от первого этапа ко второму и от второго к третьему. Но зато достаточно легко предугадать основные параметры социально-экономического развития на каждом из этих этапов, в частности темпы роста денежной массы, темпы роста цен, бюджетный дефицит, долю дотаций в валовом внутреннем продукте, реальные и номинальные доходы населения, объем промышленного производства. Нарисовал графики этих параметров для периодов до либерализации цен, после их либерализации и в момент развертывания стабилизационных процессов.

Последующее развитие событий довольно точно подтвердило мой прогноз.

Мысли о новой книге • ГКЧП • У Белого дома • Геннадий

Бурбулис • Паралич после победы • Странная страна •

Экономика бартера • Конвульсии СССР

В НАЧАЛЕ августа 1991 года я взял отпуск и, оторвавшись от рутинной череды институтских забот, отправился в подмосковный дачный поселок Красновидово, чтобы засесть наконец за давно задуманную книгу.

В 1989-1990 годах вся коммунистическая империя, охватывающая территорию СССР и вассальных стран Восточной Европы, вступила в этап тяжелого кризиса и развала. Везде начались серьезные экономические преобразования, носящие системный характер. На повестку дня встал вопрос о радикальной перестройке базовых социально-экономических институтов. Процесс развивался не однообразно, приобретая порой трагическую напряженность, как это случилось, например, в декабре 1989 года в Румынии, или шел более спокойно, сглаженно, как в Чехословакии и Болгарии. Но масштаб экономических трудностей переходного периода повсюду превзошел даже самые пессимистические ожидания.

Конечно, в каждом конкретном случае можно было выявить свои причины трудностей. Так, в Советском Союзе ими стали сокращение добычи нефти и газа, падение мировых цен на это сырье, в ГДР – завышенные надежды населения в связи с объединением с ФРГ, в Польше – неизбежная плата за остановку гиперинфляции… И все же, несмотря на специфику стран, на особенности их реформ, уже вырисовывались некоторые общие тенденции, даже закономерности. Вот об этих закономерностях, о том, почему так тяжек путь из социалистической экономики к экономике нормальной, хотел я поразмышлять тогда в своей новой книжке.

Предыдущая называлась "Экономические реформы и иерархические структуры" и была посвящена анализу попыток модернизировать социалистическую модель хозяйствования без разрушения ее основ. Попытки таких реформ предпринимались неоднократно, всегда были половинчаты, непоследовательны, встречали мощное сопротивление бюрократии. Но в любом случае к падению производства они еще никогда не приводили. Напротив, под-стегизали, хотя и временно, его темпы, позволяли несколько улучшить положение на потребительском рынке, а в некоторых странах способствовали развитию мелкого частного предпринимательства. Теперь картина была иной. Катастрофический крах старой системы управления порождал принципиально новые проблемы, существенно отличные от тех, которые были предметом изучения ранее.