— Анна, все было не так, — запротестовал он, но она услышала достаточно.

— Мистер Скиллингтон, миссис Скиллингтон, обратилась к ним Анна, не глядя на Коула. — Прошу простить меня, но я почувствовала внезапное недомогание.

Она решительно поднялась из-за стола и вышла из ресторана с гордо поднятой головой. Не ей должно быть стыдно, но почему-то это уже не имело значения. Сердце у нее разрывалось.

Анна полагала, что Коул принесет свои извинения чете Скиллингтонов, вернее, своему отцу и мачехе и устремится за ней. Но она еще не была готова к разговору, когда он догнал ее за рестораном.

— Анна, подожди!

Стряхнув руку Коула, она молча продолжала идти.

На одной стороне безлюдного холла находились большие окна с двойными стеклами, которые позволяли наслаждаться зимним ландшафтом. Было полнолуние, и лунный свет, отражавшийся от снега, создавал чарующий пейзаж.

Анна не замечала этих красот. К ее глазам неудержимо подступали слезы. Она сморгнула их и сосредоточилась на своем гневе. Он не должен угаснуть, если она хочет с достоинством выйти из создавшегося положения.

— Анна! — умоляюще воззвал к ней Коул. — Нам нужно поговорить.

— Для чего? — вспыхнула она. — Чтобы ты мог посмеяться над моей попыткой помочь тебе сделать карьеру? Или солгать, что ты не подвергал меня опасности потерять работу?

— Речь идет не о работе, — простонал он.

Анна остановилась и круто повернулась к нему.

— Как ты можешь говорить так? Разве ты не слушал, когда я рассказывала тебе, как важна для меня работа?

— Да не о работе речь, — повторил он, — а о нас с тобой!

— «Нас» уже не существует. — Анна потрясла головой, пытаясь избавиться от боли, которую причинили ей собственные слова. Ее страдание, как в зеркале, отразилось на лице Коула, но она не позволила себе смягчиться.

— И ты говоришь это после того, что произошло между нами сегодня вечером? Ты же сказала, что любишь меня!

— Я призналась в любви Коулу Мэнсфилду, а не Коулу Скиллингтону!

— Меня зовут Коул Мэнсфилд, — возразил он, запуская руку в волосы. — Поверь, я не обманул тебя.

Мое знакомство с Артуром действительно произошло семь месяцев назад. Все было так, как я рассказывал тебе.

— Это не служит оправданием тому, что ты сделал.

Коул наклонил голову, чтобы быть ближе к ней, но Анна отступила назад и почувствовала, как от стекла веет холодом. Такой же холод леденит ее сердце.

— Анна, разве ты не слышала, что сказал Артур?

Его бизнес едва держится на плаву. Он настоятельно просил никому не рассказывать о наших родственных отношениях, и я дал слово. Что мне оставалось делать?

— Тебя не просили спать с женщиной, которая принадлежит к числу тех людей, за которыми ты шпионишь! Или, быть может, просили? Может быть, это было твоей главной целью — переспать с боссом!

— Не сходи с ума, Анна! Ведь это ты пригласила меня в сочельник в дом своих родителей. Я ничего подобного не планировал, — Коул понизил голос, — да и как я мог планировать свои чувства к тебе?

Чувствуя, что слабеет, Анна резко сказала:

— Избавь меня от этих излияний, Коул! Я не хочу больше слышать лживые уверения.

Он подошел ближе и, прижав Анну спиной к оконному стеклу, приложил ладонь к ее щеке.

— Это не ложь, — сказал он. — Я люблю тебя.

Она смахнула ресницами слезы и шлепнула его по руке. Коул отдернул ладонь.

— Если бы ты любил меня, ты сказал бы мне правду.

— Я собирался…

— Когда? — перебила она. — После того, как ты представил бы отцу свой отчет и мою работу зарубили бы? Вот тогда ты собирался сказать мне?

— Прежде чем сказать тебе, я должен был сообщить отцу, что мне нужно нарушить данное ему обещание, — сказал он. — Вот почему утром я пытался дозвониться до него.

— Ты думаешь, от этого что-нибудь изменилось бы, Коул? Я не дура, и я понимаю, что вы с отцом намерены сделать. Ты — Скиллингтон, и он хочет, чтобы ты стал его правой рукой. Как только ты вошел в его жизнь, моя карьера закончилась.

Коул стиснул зубы и возвел глаза.

— Ну, почему ты все сводишь к работе? Неужели ты не понимаешь, что твоя карьера не имеет к этому никакого отношения?

— Очень даже имеет, — возразила Анна и вздернула подбородок, жалея, что у нее дрожат губы. — Работа — вот что важно для меня.

Он отпрянул от нее, как будто его ударили.

— Странно, — произнес он с замиранием сердца, — но когда мы были в постели, мне показалось, что для тебя важен я.

Анна с трудом выдержала мучительную боль, прозвучавшую в его голосе. Ей пришлось сказать себе, что на самом деле Коул не может так страдать.

— Я уже объяснила тебе, Коул. Тогда я не знала, кто ты. Но теперь ты не тот мужчина, которому я призналась в любви.

Он отступил еще на шаг, позволив ей отойти от окна. Холод от замерзшей спины, прикасавшейся к холодному стеклу, распространялся по всему телу Анны.

Они замолчали, глядя друг другу в глаза, когда мимо проходили трое мужчин, громогласно делившиеся своими лыжными подвигами.

Анна видела, как Коул стиснул зубы. От ледяного выражения его лица ее пробрал холод.

— Если ты так думаешь, — сказал он, когда его уже не могли услышать, — то нам больше не о чем разговаривать.

— Ты прав, — согласилась она, несмотря на сильное желание взять свои слова назад.

Она не может и не позволит себе любить его.

— Мне нужно пятнадцать минут, чтобы забрать свои вещи из шале, — сказал Коул.

Сделав это заявление, он не сдвинулся с места, как будто предоставляя Анне возможность возразить ему.

Не уходи! — молило ее сердце.

Она упорно отказывалась прислушаться к нему.

— Прекрасно! — откликнулась Анна.

Коул заглянул ей в глаза, но она, упрямо выпятив подбородок, не отвела взгляда. Наконец, печально покачав головой, он повернулся и пошел прочь. Анна смотрела ему вслед, пока он, спустившись по ступенькам, не скрылся из вида.

Она посмотрела в окно на холодный, безжизненный пейзаж, и одинокая слеза медленно скатилась по ее щеке. Вытерев холодную каплю кончиками пальцев, Анна почувствовала, что вместе со слезой исчезли ее надежды на будущее и мужчина, которого она так безрассудно полюбила.

С люстры свисали золотисто-серебристые нити серпантина. Разноцветные шарики весело подрагивали под потолком.

На стене красовался яркий флаг, надпись на котором гласила: «Я добьюсь успеха в Новом году или умру при попытке». В доме царило оживление: слышались обрывки разговоров, звучала музыка, гости кружили по комнате, пили и закусывали. Все было так, как обычно происходило в доме семьи Уэзли на новогодней вечеринке. Только одно не вписывалось в праздничную атмосферу — настроение Анны, которое было отнюдь не радостным.

Прошло два дня с тех пор, как она узнала, что Коул — интриган, и почти сорок восемь часов с того момента, как он покинул шале.

Внося поднос с закусками в комнату, Анна заставила себя весело улыбаться.

Никто не должен догадаться, что она тоскует по Коулу, хотя мысли о нем не покидают ее ни на минуту.

Не успела она войти в гостиную, как к ней, точно почтовый голубь, подлетела неугомонная бабушка Шимански.

Серебристое платье, которое престарелая дама неизменно надевала на каждую новогоднюю вечеринку, было усеяно таким множеством стекляруса и блесток, что Анна на мгновение была ослеплена.

— Дай-ка мне попробовать! — Ухватившись за зубочистку, бабушка Шимански взяла с подноса кусочек колбасы, пропитанной соусом, и быстро сунула в рот. — Совсем неплохо! Ты их приготовила?

Анна кивнула.

— Разве не ты позаботилась о том, чтобы все женщины в семье Шимански умели готовить?

— Значит, ты знаешь о пути, который, как говорят, ведет к сердцу мужчины, — игриво ухмыльнулась ее бабка. — Но это не так, как только мужчина оказывается в спальне.

Анна схватилась за сердце, притворившись, что эти слова шокировали ее.