— Ничего, — голос звучал тепло, — Выговорилась. Теперь, наверняка, легче станет. Нельзя в себе такое носить. Нельзя. Иначе можно и с ума сойти.

— Спасибо тебе, что послужил мне жилеткой, — слабо улыбнулась я сквозь слезы.

— Пожалуйста. И если что обращайся. Моя жилетка всегда наготове, — нежно улыбнулся он мне в ответ.

От этой улыбки, я почувствовала такую изливающуюся на меня нежность, что аж задохнулась, пытаясь понять, чем я это чудо заслужила. И почему он редко улыбается именно так, с таким чувством? В этот момент Михаил становится, просто неотразим. И его жена полная дура, что убежала он него к другому. Невероятный человек!

— Обязательно обращусь, если что, — слезы высохли разом, я забыла обо всем, наблюдая за тем, как из непроницаемой загадки он превращается в теплого, доброго человека.

— Думаю уже можно идти? — вопрос прозвучал как утверждение.

— Да, конечно, — кивнула я, внимательно всматриваясь в его лицо, но он больше не улыбался и снова стал серьезным.

Положив деньги со счетом на стол и придавив их тарелкой, Михаил подал мне руку, помогая подняться со стула (мелочь, а приятно), но к мотоциклу не повел.

— Я провожу тебя. Больше травмировать тебя своей бешеной ездой не стану. Поэтому поедем на метро.

— А как же железный конь? — удивилась я.

— Ничего, думаю, дождется хозяина. А любого покусившегося на честь моего железного друга, ждет неприятный сюрприз, — свои слова разъяснять он не стал, — Пошли.

Эмоциональное ли состояние, или может очередной надвигающийся обморок, заставили меня покачнуться на каблуках. Я чуть не упала. Но твердая мужская рука, так и не выпустившая мою конечность, перекочевала ко мне на талию, и помогла устоять на ногах.

— Спасибо, — попыталась я справиться с пронзившей меня дрожью.

— Не за что, — ответил мужчина враз охрипшим голосом.

Последующее не могло не случиться. Закономерно, что когда изливаешь человеку душу и встречаешь поддержку, этот человек становится чуточку ближе и роднее. Закономерно, что когда кто-то выслушивает рассказ о чужих бедах, и сочувствует этому рассказу, то тот, кого пожалел становиться теплее и знакомей.

Не могу вспомнить точно, как я очутилась в объятиях Михаила. Помню, что, то же безумие, которое уже охватывало нас один раз, снесло все границы и барьеры. Помню, что чудом нам удалось удержаться от продолжения, которое могло последовать после поцелуя. Я не помню, как его руки забрались ко мне под плащ. Я не помню, почему стала расстегивать его рубашку. Еще немного, и кто знает, не пришлось бы нам провести ночь, в милиции давая объяснения по поводу неподобающего поведения в общественном месте.

Отрезвило меня ощущение ожога. Когда мои ладони натолкнулись на его груди, на странный предмет. С удивлением, сквозь туман неожиданного безумия, я идентифицировала этот предмет как знакомый мне амулет. Не может быть? Откуда? Зачем он у него?

— Что это? — испуганно прошептала я, отпрянув от мужчины, который смотрел на меня затуманенным непонимающим взглядом.

— Это, — пришел в себя он очень быстро, — Это. Память. Презент так сказать.

— Я не верю, — страшное озарение пронзило мой мозг. — Если он не причиняет тебе вреда, значит, ты имеешь какое-то отношение к их производству. Не подходи ко мне! Я хочу подумать! И не нужно меня провожать! Слышишь!

Пока говорила, я отходила от него все дальше и дальше, пытаясь, не выпускать Михаила из поля зрения.

— Я не понимаю о чем ты? Какой вред? — шатен выглядел удивленным, только вот не слишком ли долго удивляется?

— Я не верю тебе! — сорвалась одновременно на крик и на бег.

В памяти отпечатались розовый амулет на смугловатой коже, и купюры на столе… Цветные бумажки теребил ветер. А в моей голове был полный кавардак. Как ни странно, он меня догонять не стал. Просто стоял и с тоской смотрел мне в след.

Я мчалась, не разбирая дороги. Но на каблуках далеко убежать не удалось. Быстро устала и остановилась отдышаться. Михаила нигде не было видно. Тогда здравые мысли стали возвращаться в голову.

Зачем я ускакала от него? Испугал амулет и знакомое послевкусие, как у той драгоценности на покойнике? А может Михаил и не подозревает о том, какую опасную вещь на себе носит? Не верю. Просто не верю. Он давно должен был оказаться в мире неживых. Амулет действует быстро. Смогла это оценить на себе. Или его, как и меня, кто-то смог вытащить? Или… Но как? Если, такое послевкусие остается на амулете после того как его используют… То, что делает розовый камешек у него на груди? Как он сказал? Презент. Память. Может эта вещь принадлежала кому-то и потом досталась ему. Уже безвредная. Такая же бесполезная штучка, как амулет в кармане моего плаща. Нет, не сходится…. Мой-то пропал… да еще и таким странным образом.

Голова гудела от переполнявших ее мыслей, ноги же гудели от усталости. Но, поспрошав народ о дороге, я все-таки прибрела к станции метро. Забившись в вагоне в угол, тяжко задумалась. Почему, зачем этот мужчина, явно имеющий отношение к истории с амулетами, ухаживал за мной? Что ему от меня нужно? Только чуть-чуть понравился человек, отвлек от размышлений о муже, и тут такое открытие. Что думать и что делать я не знала. Но, то, что эти встречи у моей работы были не случайными, стало очень даже понятно. Михаил преследует какие-то свои цели. Какие? Я не знаю.

Я так погрузилась в тоскливые мысли обо всем произошедшем, что не смотрела по сторонам, совершенно. Не удивительно, что у подъезда налетела на человека, стоящего у двери.

— Я уж думал, ты совсем не собираешься дома ночевать, — недовольно буркнул Серега, — Еще не успела развестись, а уже допоздна где-то задерживаешься. Ты к врачу-то собираешься? Сегодня ты должна была записаться на прием. Ты это помнишь? Хорошо, я заглянул вечером в диагностический центр, узнал, что ты не записывалась. И сделал все сам. Правда, без направления, это не хотели делать, но я сумел убедить девушку, что так надо. Так что, завтра пойдешь на обследование. И даже не смей увиливать. В десять часов у Мальцова. Пятьсот седьмой кабинет. Перед этим сдашь анализы. Направление заберешь в регистратуре.

— Какое обследование? — с трудом вернулась я в мир реальный из мира грез. — У меня завтра рабочий день.

— Ничего, отпросишься, — невозмутимо заметил мой муженек.

— Тебе-то какое дело до моего обследования? — сил спорить не было.

— Волнуюсь. Как-никак, а пока ты моя жена.

— Да ладно. Волнуйся лучше о здоровье своего будущего ребенка. Хорошо, отпрошусь на завтра. Честно говоря, забыла о направлении. Почему к маман не зашел? Она всегда рада тебя видеть.

— Вряд ли она будет рада, после того как ты рассказала ей о нашем возможном разводе.

— Все равно будет рада. Зайдешь? — не понимаю и что я так настаиваю на том, чтобы он зашел.

— Нет, я только напомнить об обследовании хотел. А так дел много, — отказался Сергей.

— Тогда я пошла? — неуверенно двинулась я в сторону подъезда.

— Пока, — даже не повернулся мне в след, просто махнул рукой и потопал к машине.

— Пока, — надо же, какая я шла задумчивая, умудрилась не заметить форд мужа у подъезда.

Дома меня ждал сюрприз в лице Димы. Мама и друг детства мило беседовали, пили чай и ждали меня:

— Галочка. Посмотри, кто заглянул к нам на огонек, — виновато засуетилась мама, — Димочка хотел с тобой поговорить. Вот мы тебя и ждем.

— Поговорить? Зачем? — с любопытством я посмотрела на Димона.

— Так, знаешь. Все эти годы я чувствовал себя очень виноватым перед тобой. И даже извиниться не получилось. Вот пришел запоздало каяться в собственной глупости и неумении разбираться в людях. Если бы я тогда, пересилил себя… Если бы пошел с тобой.

— Дима, давай договоримся. Я не хочу больше никогда подымать эту тему. Это то, что было и прошло. Так что не было необходимости меня ждать. Я устала и пойду спать. Завтра тяжелый день.