— Выпей шербета, — радостная Джинни протянула мне прозрачный бокал с рубиновой жидкостью.

— Он без алкоголя? — уточнила я, стараясь сразу подвести благовидный предлог для отказа. Ну не хочется мне здесь вкушать угощения!

— Пей, не бойся, — ласково прошептала хозяйка. Джинан сказала, что ты её подруга, хоть и человек. Я рада, что она, наконец, нашлась. Мы и не чаяли отыскать её после той трагедии.

Я выпила предложенный мне напиток без особого энтузиазма, хотя он оказался весьма приятным на вкус. А Малика тем временем продолжала щебетать ласково — приторным голоском.

— Столько горя, столько слёз мы пролили тогда! Айна и Камар мертвы, Джинан потеряна на долгие годы! И вот теперь ты вернулась, ещё бы найти того, кто тебя расколдует!

Я подняла недоумённые глаза на подругу, но она лишь пожала плечами. Я стала лихорадочно соображать, что мне сказать, чтобы оправдать своё недоумение. Подозрительный взгляд Малики так и сверлил меня. Как оказалось, лучше всего сказать правду.

— А джинны мне не сказали, что она заколдована, — я даже изобразила возмущение, — отдали в вечное пользо-вание в качестве кухарки за оказанную услугу и всё! Так она что, ещё лучше колдовать умеет? — изобразила я заинте-ресованность.

— Кухарки? — зло сощурилась Малика. — Она мне сказала, что вы подруги!

— Подруги, — с готовностью подтвердила я, — но джиннам то этим я правду не сказала! Отдали бы они мне её, как же! Лысые обитатели бутылок! Ой! Ой-ёй-ёй!

— Варя, что с тобой? — бросилась ко мне Джинни. — Тебе плохо?

— Меня сейчас, ой, стошнит. Где тут у вас можно…, - больше говорить я не смогла.

Сёстры дружно подхватили меня с обеих сторон и в полуобморочном состоянии доставили во двор. Еле успе-ли. В удручённом настроении и с гадостным вкусом во рту я виновато посмотрела на подругу.

— Мне бы домой, а?

— Не уходите, — бросилась к нам Малика, — вы ведь только пришли!

— Меня муж будет искать, он очень волнуется за нас.

— За вас? — не поняла хозяйка. — За тебя и Джинан?

— За меня и ребёнка. Ой! Опять… Джинни…домой, — взмолилась я.

— Прости, Малика. В следующий раз я приду надолго, — она бережно подхватила меня. — А сейчас нам надо домой.

Она сотворила проход, и я уже почти шагнула в него, когда серая тень пробежала по земле под моей ногой. Такого визга я никогда от себя не ожидала. Так, вереща на одной высокой ноте, я и ввалилась в проход.

— Варь, ты чего, — поразилась Джинни, усаживая меня на скамью у печи, — мышей боишься?

— Нет. Просто она неожиданно под ноги бросилась. Я побоялась её раздавить.

— А кричать то зачем?

— Чтоб она быстрее лапами двигала. Ох! У тебя квас есть? — я почти повалилась на лавку. — Что за гадостью нас напоили? Во рту горько.

— Горько? — напугалась волшебница. — Так, давай-ка быстренько к Яге.

У меня уже не было сил двигаться, тем более идти к Яге. Я жалостливо уставилась на Джинни. Она тоже как-то вся обмякла и села рядом со мной.

— Сил нет. Переволновалась я, что ли? — взгляд её затуманился, она стала как-то неровно дышать и невпопад двигаться. — Сама пить хочу.

— Сиди уж, великая Пэри, принесу нам водички, — я с трудом поднялась и направилась к кадке с водой. Прямо там напилась из черпака и снова ощутила приток жизненных сил. — Какой источник, однако, сильный. Далеко же от-сюда до Живого ключа, сколько вод его разбавляют, а всё равно — действует! Слышишь, Джинни, что говорю? — я ог-лянулась на подругу, но та уже мирно спала, положив голову на согнутую руку. — Ну, и что мне теперь с тобой де-лать? Я же не смогу перенести тебя на кровать.

Интересно, что я скажу мужчинам, когда они вернуться домой? Как объясню, почему Джинни уснула, прак-тически, в полёте? Это мой внезапный сон можно объяснить беременностью, а тут какие причины? Переутомление? За обдумыванием этих неожиданных обстоятельств меня и застал Семён. Какие дела занесли потомственного домово-го в Рыськину избу да ещё ночью, он мне не доложил, но Джинни на кровать отнёс, и сделал это с явным удовольст-вием. Если бы не моё присутствие, он и рядом бы прилёг, посторожить, пока хозяин не явится.

— Ты чего хотел, месье Симон? — мой вопрос застал его уже в дверях.

— Руссо туристо, облико морале. Фернштейн? — изрёк домовой и хитро мне подмигнул.

— Чего-о-о? Это ты что имел в виду? — возмутилась я.

— И пошли они до городу Парижу, — снова поразил меня цитатой киноман.

— До какого Парижу? Что ты тут напраслину возводишь? — у меня аж дух захватило. На что это он тут намека-ет? Следил он за нами, что ли?

— Спокойно Маша, я — Дубровский! — продолжал издеваться надо мной гость.

— Семён, объясни мне, пожалуйста, что всё это значит? — я решила давить на совесть домового.

— Должо-о-ок! — усмехнулся гость и погрозил мне пальцем.

— Какой ещё должок? — я пыталась приструнить хаотичные мысли, которые никак не хотели выстраиваться в логическую цепочку.

— А кто мне икры заморской обещал? Баклажанной! — наконец, обиженным тоном, пояснил свой спектакль домовой.

— Сразу не мог сказать? — в свою очередь обиделась я. — Вон, пакет в углу стоит. Пять банок.

— Пять! — глаза Семёна алчно заблестели. — Голубка моя! Дай я тебя расцелую!

— Я поцелую тебя, потом, если захочешь, — зловеще зашипела я на этого обжору.

— Не сердись, Варенька! Я не со зла! А под праздник цитаты из фильмов из меня так и прут! — он подхватил свой подарок и потопал домой.

— Они из тебя и по будням будь здоров прут, — буркнула я.

— А мужикам вашим я ни-че-го не скажу! Асталависта, бэби!

Пущенный ему в спину кроссовок ударился в закрытую дверь. Выходит, подсматривал, или подслушивал, или случайно, или… Чего голову ломать? Я подошла к двери подобрать кроссовок, чтобы об него никто не споткнулся, зевнула, никого не стесняясь и, вместо того, чтобы отправиться на боковую, вышла во двор. Дремота, охватившая ме-ня в избе, слетела, едва я оказалась на свежем воздухе. То, особое чувство, которое охватывает человека на вечерней зоре, когда оранжевый край солнца уже скрылся за горизонтом, а подсвеченные розовым облака, напоминают взбитые с сливки земляникой, всё это погружает тебя в беззаботное детство. И тут на меня нахлынуло, ворвалось в душу:

Почему на природе так обостряются чувства? Древние инстинкты, что ли пробуждаются? Запахи кружат го-лову, звуки успокаивают нервы, а вид… Сказка! Мысли летят на закат. Нежная, немного грустная мелодия рождается в голове… Вивальди… Блаженство…

Я ещё минут пять пободрствовала и пошла спать. Что-то мне подсказывало, что наши мужчины до утра домой не явятся.

Рыська повёл Андрея обратно в «Березань». Некоторое время он молча шагал по дороге, а потом вытащил что-то из кармана.

— Вот, смотри, — он протянул Лоцману две каменные фигурки. Мышка и ящерка, — как тебе это нравится?

— Красиво, — тот удивился каменным безделушкам, — Борис вырезал? Совсем как живые.

— Они и есть, ну… были живые, — Рыська спрятал фигурки обратно в карман. — И таких мышек, ящериц, сини-чек уже целая дюжина. И Борис тут абсолютно ни при чём.

— Подожди, как это — были живые? — Май остановился и встревожено посмотрел на друга.

— Их время от времени по утрам находят в сене у Баськи в загоне, — упавшим голосом сообщил фолк.

— Но, Баська не может!

— Ты веришь в это, — Рыська с надеждой посмотрел в глаза спутнику, — веришь в то, что Баська ДЕЙСТВИ-ТЕЛЬНО не может причинить зло? Нарочно или нет, но… он василиск!