Еще интереснее оказалось третье погребение в могиле глубиной 0,75 м, где были перемешаны кости зрелого мужчины с костями коня. Скелета девушки рядом не оказалось, хотя это не было исключено. Возможно, что он был сдан современными предприимчивыми аборигенами в утиль. В этом погребении наибольшую сложность представляло то, что наряду с телеским обрядом были видны следы огня: много золы и кости слегка обожжены. По-видимому, этот воин был особо любим своим командиром и они почтили его огненным очищением, в котором отказывали простым ополченцам из союзных племен. Западные тюркюты умели ценить доблесть и верность своих иноплеменных соратников. Поэтому их династия так долго продержалась на престоле, сначала в Семиречье, а потом на Волге. И в самом деле, система объединения орды, т. е. войска, составленного из богатырей, и родоплеменных союзов, где было не меньше храбрых воинов, нуждавшихся только в организации, была выгодна для обеих сторон. Эта система, носившая название «эль» [29] , позволяла кочевникам долго отбивать нападения цивилизованных соседей с юга и востока, ибо, как известно, цивилизация не всегда связана с миролюбием и справедливостью. А кочевники имели право жить в родной степи, не подчиняясь захватчикам.

Печенег был почти дома, и потому определить, что найденный нами скелет старика с конем не может быть никем иным, оказалось несложным [65, с. 153—156]. Впрочем, сказать «с конем» – значит, допустить преувеличение. Большая часть старого, пятнадцатилетнего коня была, видимо, съедена на поминках, а в могилу положены только голова с уздечкой да четыре ноги. Это было тоже «сопровождение», но оно кажется более приемлемым, нежели убийство пленных девушек. Пусть лучше в могилу кладут вещи, как, например, этому печенегу положили седло с круглыми стременами. Сразу стало ясно, что он носил мягкую обувь вроде ичигов, потому что, когда у всадника есть сапоги на твердой подошве, он предпочитает стремена с прямой подставкой. И седло и стремя подсказывают своими формами, что этот печенег попал на Волгу с востока, из Рын-песков, еще задолго до того, как его потомки пробрались к берегам Днепра и убили там князя Святослава в 972 г. С тех пор у нас держится дурное отношение к печенегам, хотя за тысячу лет можно и пересмотреть проблему. Правда, печенегов не хвалят, кроме русских, еще и греческие хронисты, и весьма скептически о них отзываются арабские и персидские географы, потому что от печенегов всем этим народам досталось изрядно. Но так ли уж они правы? Мне невольно вспомнилось стихотворение Саади, которое я тут же перевел.

Подумать только, сколько исторического хлама несем мы в своем сознании, даже не подозревая об этом. Мы мыслим привычными категориями симпатий и антипатий, совсем забыв о том, как и почему они возникли, даже не думая о том, насколько они справедливы. К примеру сказать: печенегов победил еще Ярослав Мудрый, и зла они наделали Руси куда меньше, чем половцы или ногайские татары. И вряд ли они были действительно более дикими, чем прочие кочевые племена степи или охотники верховий Волги – угры и финны?! Расцвет культуры печенегов падает на период первых веков нашей эры, когда они населяли Восточный и Центральный Казахстан. В то время к их державе, Кангюю, соседи относились с уважением и опасением. Засуха в III в. подорвала их могущество. Только в VIII в. они обрели свободу и отстояли себя от тюргешей и уйгуров, но были вытеснены в бесплодные Приаральские степи. Жилось им там неважно. Соседние племена хватали печенежских детей и продавали их в рабство. Затем половцы и гузы надавили на остатки печенежского народа и вытеснили их на запад. Печенеги держались до последней возможности, пока Алексей Комнин при Лебурне в 1091 г. не нанес им жестокого поражения, подорвавшего силы народа. Тем не менее они попытались еще раз найти место под солнцем для своих детей и стад, но снова были разбиты Иоанном Комнином в 1122 г. После этого уцелевшие от побоища поселились в низовьях Дуная и слились с болгарами. Их потомками считают племя гагаузов, забывших тюркский язык только в начале XX в.

Невольно думается, что печенегам справедливее посочувствовать, а не ненавидеть их. И сколько еще есть в истории средних веков вопросов, которые мы должны пересмотреть и продумать заново, потому что новый накопленный материал уже не лезет в рамки старых, дореволюционных концепций.

Барсилы – одно из праболгарских племен – жили по соседству с хазарами [7, с. 312]. В V в. они враждовали, потом, к X в., слились с хазарами и растворились в них. Однако в VII в., когда перевес хазар уже отчетливо выявился, барсилы еще сохраняли этнические черты, отличавшие их от хазар; в частности, обряд погребения: барсилы хоронили своих покойников в могилах с подбоем [35, с. 130].

На восточной половине бугра мы наткнулись на подбой, сделанный в боку высокой кочки и заполненный мелкой рыхлой землей, что образуется только при медленном осыпании стенок и кровли могильной ямы. Когда землю вычистили, то перед нами предстал скелет воина, в головах которого лежал крестец барана – обычная жертва, пища для отправившегося в потусторонний мир. Коня при покойнике не было, но были железная узда, седло-подушка, обшитое костяными пластинками, круглое стремя, как у печенега, и на поясе железный нож с деревянной ручкой. Весь инвентарь показывал, что и этот человек умер в VII – VIII вв., но в отличие от всех прочих погребений он лежал головой к востоку, а не к западу или северу. Словом, это был человек совсем иных представлений о мире и о смерти, хотя, к сожалению, больше ничего о его культуре сказать нельзя.

Но самое интересное было то, что с правой стороны скелета лежала сабля в деревянных ножнах. Лезвие ее было изогнуто, хотя очень незначительно, но зато была отогнута и рукоять сабли[20] , а ничего более важного представить себе нельзя: сабля свидетельствовала о военной реформе VI в.

Сабля. В доисторические времена, когда отдельные небольшие племена оспаривали друг у друга владение охотничьими угодьями, возникла нужда в оружии. Первоначально в основу техники убийства себе подобных были положены три принципа: оружие метательное – камень, которого мы в этом разделе касаться не будем; колющее – копье и ударное – палица. С течением времени они совершенствовались: облегченное копье превратилось в дротик и стрелу, утяжеленное – в пику; палица с добавлением обработанного камня на конце стала топором, а после изобретения плавких металлов – длинным мечом. Дистанция огромного размера, но принципы были неизменны. Таким оружием воевал весь античный мир.

Конечно, некоторые усовершенствования были введены при освоении закалки железа. Можно было делать меч с острым концом и пользоваться им одновременно как колющим и рубящим оружием. Таков глаудиус римских легионеров. Можно было насаживать топор на пику – получалась алебарда, которой мастерски владели китайские пехотинцы. Но все это были детали и усовершенствования принципов, казавшихся неизменными. Меч на первый взгляд более совершенное оружие, чем копье, но он имеет принципиальный недостаток. Коротким мечом трудно достать уклоняющегося противника, а длинный, двоеручный меч тяжел и при продолжительном бое утомляет руку меченосца, в то время как копьем можно действовать долго. Древние воины достигали в этом искусстве таких вершин, что на полном скаку ловили концом копья кольцо, которое инструктор держал в пальцах. Разумеется, для этого была нужна долгая выучка и постоянная тренировка.