79. Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа, вып. XXXVIII, с. 40.

80. Сорокин С. С. Железные изделия Саркела – Белой Вежи.– МИА, № 75. М. – Л., 1959.

81. Толстой Л. Н. Собрание сочинений, т. III. M., 1961.

82. Томсон Дж. О. История древней географии. М., 1953.

83. Тревер К. В. Очерки по истории кавказской Албании. М.—Л., 1959.

84. Тревер К. В. Памятники греко-бактрийского искусства. М.—Л., 1940.

85. Шнитников А. В. Изменчивость общей увлажненности материков северного полушария.– Записки ГО СССР, т. XVI, М.—Л., 1957.

86. Юэ Шан. Очерки истории Китая. М., 1959.

87. Якубовский А. Ю. Ибн Мискавейх о походе русов на Берда в 332 г. х.– 943/44 г.– «Византийский временник», т. XXIV, Л., 1926.

88. Якубовский А. Ю. Об исторической топографии Итиля и Болгар в IX – XII вв.– «Советская археология», т. X, 1948.

89. Яцунский В. К. Историческая география. М., 1955.

90. Arendt W. T?rkische Sabel aus dem VIII – IX Jh.– «Archa-eologia Hungarica», t. XVI, 1935, s. 48—68.

91. Barthold W. 12 Vorlesungen ?ber die Geschichte der T?rken Mittelasiens. Berlin, 1935.

92. Christensen A. L’Iran sous les Sassanides. Copenhague, 1936.

93. Chavannes E. Documents sur les Tou-kiue (turcs) Occi-dentaux.– «Сборник трудов Орхонской экспедиции», т. VI. СПб., 1903.

94. Gumilev L. N. New Data on the History of Khazaria.– «Acta Archaeologica Academiae Scientiarum Hungaricae», t. 19, 2. Budapest, 1966.

95. Hannestad K. Les relations de Byzance avec la Transcaucasie et 1’Asie Centrale aux V et VI si?cles.– «Byzantion», t. XXV – XXVI – XXVII. Bruxelles, 1957, pp. 421—456.

96. Ingstad H. The Vinland ruins in the Vikings in the New World.– «National geographical magazine», 1964, № 5.

97. Maenchen-Helfen O. Pseudohuns.– «Central Asiatic journal», I, 1955, № 2, pp. 102—103.

98. Montesquieu Ch. Esprit des lots. Paris, 1858.

99. Tarn W. W. The Greeks in Bactria and India. Cambridge, 1951.

Евразийский континент не монолитен. Его четко делят на части природные барьеры. Западный полуостров Евразийского континента, омываемый Средиземным и Северным морями, отделен от холодной Восточной Европы невидимой, но крепкой границей – положительной изотермой января.

Сухие и жаркие области Переднего Востока и Северной Африки тоже являются ландшафтной целостностью, ограниченной с юга Сахарой, а с востока пустынями Средней Азии. Особое, но вполне независимое положение занимает гористый район, тянущийся от Адриатического моря, через Малую Азию до Закавказья. На стыках этих трех больших регионов постоянно возникали этнические контакты. Таковыми были в XII в. Испания, Иллирия, Великая Армения, простиравшаяся до берегов Средиземного моря, где располагалась Малая Армения, Киликия.

Ограниченная высокими горами и жаркими пустынями, Индия справедливо рассматривается как континент. Однако области Пенджаба и Синда уже в XII в. стали зонами контактов между индусами, арабами, афганцами и тюрками. Природные барьеры не спасли Индию от вторжений иноземцев.

Субтропический, обильно увлажненный Китай отделил себя от сухой, холодной Великой степи стеной, которая в XII в. лежала в развалинах, но считалась естественной границей между Китаем и Великой степью.

И наконец, внутренняя часть континента, Евразия в узком смысле слова, простиралась от Китайской стены до Карпат, включая степную, лесостепную и лесную зоны. Здесь районами контактов были: венгерская степь на западе и Западная Маньчжурия на востоке. На юге к этому региону можно причислить Тибетское нагорье и Семиречье, а Среднеазиатское Междуречье рассматривать как район контактов.

Волжская Хазария VI – XIII вв.

1 – хазарские степи; 2 – земли, затопленные морем в XIII в.; 3 – берег моря в VI в.; 4 – современный берег моря.

Центральная часть великого Евразийского континента только на первый взгляд кажется бесплодной и дикой страной, не приспособленной для развития самостоятельной культуры. Соседствуя на востоке с древней цивилизацией Китая, а на западе с не менее древней культурой западноевропейского полуконтинента, Великая степь ограничена с севера непроходимой тайгой, а с юга – горными хребтами. Эта географическая целостность, населенная разнообразными народами с разными хозяйственными навыками, религиями, социальными учреждениями и нравами, тем не менее всеми соседями ощущалась как некий монолит, хотя содержание доминирующего начала ни этнографы, ни историки, ни социологи не могли определить.

И это не случайно. Еще в первой половине XX в. само существование этнографических целостностей подвергалось сомнению, так как наука еще не нашла аспекта, позволяющего их воспринимать как реалии. Но и не замечать их было нельзя, и тогда сложились такие абстракции, как Запад и Восток, бессмысленность которых показал академик Н. И. Конрад [39] , или «Лес» и «Степь» [10] , или «желтая» и «белая» расы [53] .

Действительно, деление материала на два раздела всегда упрощает задачу, но далеко не всегда ведет к правильному решению. По сути дела, классификатор неосознанно применяет первобытный этнический принцип: «мы» и «не мы», лишь абстрагируя его в соответствии с требованиями академической подачи. Но мы обязаны отрешиться от этого примитивного аспекта и исходить не из двоичной системы отсчета, а из реального наличия этногеографических регионов, которых на пространстве Евразии оказалось шесть, и из смены суперэтносов, которых еще больше. Поэтому мы изменили ракурс и рассматриваем Евразийский континент не из того или иного угла, а сверху. Это позволяет установить соразмерность этногеографических регионов.

Люди, жившие на этих территориях, различались не только языками, обычаями и учреждениями, но отношением к природе и истории, к жизни и смерти, к добру и злу. Посмотрим как. В многочисленных первоисточниках мы не найдем ответа на то, что интересует нас, ибо их авторы писали для других читателей. Однако наряду с разноречивыми и эмоционально насыщенными традициями мы имеем в поле зрения массу немых фактов, объяснение коих – наша обязанность. Отчасти это затрудняет исследователя, отказавшегося от оценок, подсказываемых ему предшественниками. Но разве наука – это пересказ чужих знаний? И разве в естественных науках, где нет словесных сообщений, а только немые факты, невозможны обобщения? И разве только углубление в предмет дает познание, а расширение диапазона ведет к поверхностности?

Системный подход, давая возможность широких обобщений, отнюдь не мешает точности изучения деталей. Так, на пейзажах старинных мастеров второстепенные фигуры только кажутся цветными пятнами. Будучи увеличены путем фотографии, они представляются перед зрителем как законченные, вырисованные до мелочей. Все на них верно, но в композицию они входят лишь настолько, насколько они нужны. Этим подходом мы и собираемся воспользоваться.