При виде этого жена повара чуть не умерла со смеху, обеими руками держась за бока, чтобы не лопнуть, так вертелась и извивалась, что платье трещало, и едва смогла проговорить:

— При…ха-ха-ха!., ходи… ха-ха-ха!., дите…ха-ха-ха! Приходите к нам опять! Ах-ха-ха! Я всегда буду кормить вас объедками!

Потом жена повара попросила Хо Нюй спеть, и Хо Нюй сейчас же встала, прищелкнула пальцами и запела:

— Ах, какая глупая песня! — закричала жена повара. — Ах-ха-ха-ха! Как это можно есть кору? Живот раздует! — и принялась угощать Хо Нюй подогретым вином и рассказала ей все последние городские новости, речи, которыми женщины обмениваются перед воротами своих домов, и в том числе про ужасное убийство сына сановника Цзюй У.

— Поехал на охоту и не вернулся. А уж такой красавчик! Да такой гордый! Повстречаешь его на улице — обязательно плетью хлестнет или обругает.

Хо Нюй тотчас догадалась, кто накануне заходил к ней в хижину, и хотела было похвастать, что последняя видела убитого еще живым. Но вовремя прикусила язык, подумав о том, что как бы не вызвали ее свидетельницей, а до суда не посадили бы с колодкой на шее в тюрьму, где каждое утро стали бы ее бить палками по пяткам.

«Зло да беда — лишь последствия пророненного слова», — подумала она и поскорей стала прощаться.

— А убийце еще нет тринадцати лет, — сказала напоследок жена повара и, купив у нее оставшуюся связку грибов, наложила в опустевшую корзинку объедков.

Хо Нюй ушла очень довольная. Она слегка покачивалась от приятной теплоты вина, и ей казалось, что пары, недавно поднимавшиеся над чашечкой, теперь завиваются у нее в голове и как будто заволакивают глаза. Один раз на нее наткнулись чьи-то ворота, но она только сказала им:

— Посторонитесь! — и из вежливости сама свернула в сторону.

Она шагала вперед и думала:

«Какая я умная, какая я хитрая! Немножко польстила, немножко посмешила и заработала вдвое! — Потом вздохнула и подумала: — А зачем мне вдвое, когда я одна на свете!»

С такими мыслями, то веселыми, то грустными, прошла она часть пути. Еще часть подвез ее на своей тележке молодой парень, тоже возвращавшийся из города и говоривший все время об убийстве. Но ему Хо Нюй тоже ничего не сказала, а только хитро улыбалась и подмигивала, крепко зажимая губы двумя пальцами, чтобы невзначай не проскользнуло словечко. Так же молча поблагодарила она парня, когда он ссадил ее на повороте дороги. Тут уж она была почти дома и шла, не обращая внимания, куда ступает.

«Здесь меня никто не услышит», — думала она и запела:

Пела, пела и начала плясать, потряхивая рукавами.

Вдруг она увидела — что-то светится, будто луна присела на пенек. Подошла поближе, а это гриб, большой, блестящий и прозрачный, будто вырезанный из нефрита. Она сразу поняла, что это не простой гриб, а волшебный гриб Чжи, дающий бессмертие, достала из кармана ножик и срезала гриб. Только выпрямилась, а перед ней на другом пеньке — гриб еще больше. Она и пошла от пенька к пеньку, срезая за грибом гриб, и радовалась:

«Продам грибы за серебро, за золото и буду всех богаче! — А потом загрустила, подумала: — А зачем мне богатство, когда я одна на свете?»

Вдруг она почувствовала, что у нее скользят ноги. Оглянулась, а кругом и кусты и земля — все ползет вниз, обнажая корни деревьев. Тут весь хмель выскочил у нее из головы. Как полетела она кувырком, то на спине, то на четвереньках, как стала она хвататься за ветки, чтобы замедлить падение, и, наконец, удалось ей остановиться, уцепившись за вырванный с корнями куст.

Она похлопала себя по бокам — ноги целы. Похлопала по плечам — руки целы. И вдруг увидела под кустом полузасыпанного землей бесчувственного мальчика.

Хо Нюй поскорее отвалила куст, раскидала землю и вытащила мальчика. И, хотя весь он был покрыт ссадинами, царапинами и синяками, многочисленными, как звезды в избе и рыба в сетях, она сразу его узнала.

«Да это вчерашний заика! Как он сюда попал? И жив ли он?»

Она приложила ухо к его груди, слушала, слушала — сердце бьется.

«Как говорится, за один раз две удачи, — подумала она. — Вот я нашла и грибы и мальчика. Еду, чтобы класть ее в рот, и рот, куда класть еду. Теперь осталось только выбраться на дорогу и поспешить домой, пока луна не зашла и совсем не стемнело».

Она оглянулась, чтобы взять корзиночку с грибами, но ее нигде не было видно. Наверное, потерялась во время падения: то ли застряла наверху, то ли скатилась вниз. А мальчик, не приходя в сознание, громко стонал.

«Как говорится, за один раз две беды, — подумала Хо Нюй. — Что же мне теперь делать? Искать корзинку с грибами — как бы мальчик тем временем не умер или не растерзали его дикие звери. Унести мальчика домой — а в это время кто-нибудь подберет корзинку с грибами и самой мне это место вторично не найти».

Пока она стояла и раздумывала, мальчик опять застонал.

«Не делай зла днем, и не придется бояться нечистых духов, стучащих ночью в твою дверь. Если мальчик умрет, его дух меня растерзает», — подумала Хо Нюй и, взвалив мальчика на плечи, выбралась с оползня.

«Так и быть, вернусь за грибами попозже». Тут она нашла знакомую тропинку и побежала домой.

В следующей главе вы услышите удары в медный таз и увидите факелы, мелькающие между соснами.

Вы помните, что утром этого же дня, когда учитель Ю Ши ел кашу в деревне Ваньцзяцунь, а торговка грибами Хо Нюй нашла бесчувственного Цзеба внизу оползня, советник Цзюй У бежал из своего дворца от гнева наследника яньского престола. До этого дня ему не часто приходилось ходить пешком, поэтому он не мог знать, что в соломенных сандалиях с пеньковыми завязками ходить легче, чем в шелковых туфлях с высоко загнутыми носками. Не успел он выйти из города, как ему показалось, что у него слегка припухают пятки. Он гневно взглянул на свои ноги, но тотчас вновь предался размышлениям.

В его голове, всегда такой ясной, где мысли текли плавно, как широкие реки, сейчас словно бушевал водоворот. Мысли проносились вихрем, как обрывки разодранных облаков, ни одной он не мог схватить и удержать. То думал он, что покинул могилы предков и их великолепный дом. То вставали перед ним изуродованные останки сына. «Кто продолжит мой род?» — в отчаянии думал он и сам себя обвинял в происшедшем несчастье. Если бы он больше наказывал, чаще отказывал, быть может, мальчик вел бы себя скромней, не задевал постоянно всех встречных, и был бы жив сейчас. То он пытался себе представить, как будет жить дальше. «Куда я иду?» — восклицал он и не мог ответить.

К этому времени каждый шаг отдавался в теле такой резкой болью, словно он ступал по остриям ножей. Он было остановился, но, испугавшись, что еще недалеко отошел от столицы и сейчас нагонят его и схватят слуги наследника, снова заковылял дальше.

«Пойду ли я на юг или на север, — размышлял он, — такой человек, как я, в чье ухо государь шептал свои тайны, — всюду желанный гость. Рука наследника достает до облаков, но чем скорее меж нами лягут горы и воды, тем вернее удастся мне скрыться. Но как же скорее, когда я плетусь, как черепаха! О мои ноги! Так где же мне искать себе убежища? Всего ближе северо-западная граница и кочевья гуннов. Проклятый наследник, наглый мальчишка, смеет грозить человеку, подобному мне! Я укажу варварам перевалы и проходы, недостаточно защищенные, через которые они смогут ворваться в страну Янь, и способы, как овладеть столицей. Но они сожгут мой дворец вместе со всем городом… Глупец! О каком дворце я жалею? Ведь я бежал, у меня нет дворца! Дойду до обочины дороги и сяду. Нет моих сил! Но не следует забывать, что люди от природы коварны и злобны. По-волчьи заглатывают, как тигры захлебываются. Эти варвары не знают никаких законов. Возможно, что, воспользовавшись моими советами, они вместо награды с живого сдерут с меня кожу. Если так жгуче болит лопнувшийпузырь на ноге, насколько же сильней будет гореть все тело!»