Ободренный этим замечанием, Григорьев снова пытается продолжить свои объяснения:

— Если разобраться, Людмила Александровна…

Его снова прерывает Ася:

— После будем разбираться, Федя.

И, повернувшись к тренеру, она добавляет:

— Вы, Алексей Константинович, должны нам помочь. Мы устроим во дворах, где живут наши рабочие, волейбольные и баскетбольные площадки, будем проводить соревнования между командами разных дворов…

— Сделаем турники, повесим кольца, — напоминает Григорьев.

— А в чем же может выразиться наша помощь? — спрашивает Алексей Константинович.

— А нам от вас самое основное нужно, — говорит Ася. — Нам нужно, чтобы вы выделили хороших спортсменов, которые помогли бы организовать во дворах футбольные команды.

— И в первую очередь в доме номер пять по Грибному переулку, — заключает Людмила Александровна.

Алексей Константинович понимающе кивает головой. Потом обращается к Смирнову:

— Мне кажется, тебе, Паша, это дело как раз по плечу. Ты как на это смотришь?

Смирнов даже раскрывает рот от неожиданности и в полной растерянности смотрит на своего тренера:

— Что-то вы, Алексей Константинович, не то придумали. Ведь там же маленькие мальчики. Вы бы меня еще в детский сад воспитателем послали. Вот как я на это смотрю.

Людмила Александровна не может согласиться с такими сравнениями:

— Вы мастер футбола, товарищ Смирнов! А ребята! Они так увлекаются этой игрой. На каждом пустыре, в каждом дворе часами они гоняют свой мяч. Надо им помочь, товарищ Смирнов! Обязательно помочь!

— Ребячьего дядьку хотите из меня сделать… Чтобы все на фабрике пальцами на меня показывали, — не глядя на библиотекаршу, отрывисто бросает Смирнов. И уже совсем иронически добавляет: — Для детей есть детские работники, а не футболисты, которые украшают фабричную команду. А что же будут делать воспитатели? Может быть, начнут забивать мячи в ворота противника?

— Я бы на твоем месте не отказывался, Паша, — пытается уговорить упрямого футболиста Григорьев. — Я бы на твоем месте так сразу не рубил сплеча.

— Как хотите, сплеча или не сплеча, но я не согласен. Может, еще в ясли няней меня определите. Уж заодно.

В разговор бурно вступает Ася. Она резко поворачивается к Смирнову и гневно восклицает:

— Ясли! Детский сад! Няня! Великий мастер не может снизойти до такого дела, как тренировать ребят. Постыдился бы!

Алексей Константинович спокойно говорит:

— Конечно, Паша, силой мы тебя не можем заставить заниматься с ребятами. Но ты обдумай это предложение. Мы тебя не торопим, если надумаешь — скажешь.

— Нет, к детям вы меня не сосватаете. Тут и надумывать ничего не надо, — упрямо заявляет Смирнов.

Сделав прощальный жест, он уходит.

Ася смотрит ему вслед удивленно и недоброжелательно: пойди, уговори такого! Потом поворачивается к тренеру:

— Что же нам делать. Алексей Константинович? Ведь так оставить дело нельзя.

— А как вы думаете, Алексей Константинович, если бы я взялся за это дело? — вдруг предлагает Ипполит, сам удивляясь своей необыкновенной смелости. — Я же недавно из ремесленного училища, знаю, как с ребятами надо обращаться. И все правила игры им покажу, расскажу про режим дня, про тренировки, когда уроки надо учить, и даже как надо питаться… Все расскажу мальчикам…

Людмила Александровна с интересом разглядывает Ипполита, словно желая ответить самой себе — сможет ли он, действительно, справиться с работой воспитателя детей? Переводит взгляд на Алексея Константиновича, от которого, собственно, зависит решение этого вопроса. Тот улыбается старой библиотекарше, затем поворачивается к Ипполиту:

— Тренерская работа требует больших знаний, умения и опыта. Одного желания, Ипполит, здесь недостаточно. А кроме того, — правда, не хотелось бы говорить об этом при всем честном народе, но придется, — у вас самого есть еще мальчишеская горячность, которую надо сначала в себе побороть. Что вы думаете по этому поводу, Ася?

Ася утвердительно кивает головой.

— Он сам знает об этом своем недостатке. Мы с ним не раз говорили о его характере, и спорили, и ссорились. И мне тоже кажется, что Дугину рано еще думать о воспитательной работе. Себя перевоспитай, Ипполит!

— Словом, разделали молодого человека под орех, — смеется Людмила Александровна. — Ничего, горячность лучше холодности. Так мне, по крайней мере, кажется. Но советовать не берусь.

Ипполит смущенно смотрит на своего тренера.

— Помочь очень хотелось, Алексей Константинович, потому и предложил себя. А найдете другого — только рад буду.

— Неужели никого, кроме Смирнова, нет? — спрашивает Ася.

— Я все время думаю о том, что у нас четыре двора, четыре площадки, что надо выделить четыре человека. Трое у меня уже есть, но сюда, в Грибной переулок, мне хотелось бы послать действительно опытного человека. Кроме Смирнова, у меня есть Гаврилов…

— Гаврилов — это хорошая кандидатура, — обрадованно говорит Григорьев. — Только он сейчас болен.

— Сегодня болен, а завтра выздоровеет. Словом, Ася, как только он появится, мы его туда пошлем.

— Значит, все в порядке, — весело говорит Людмила Александровна.

— Все решено. Только бы Гаврилов долго не болел.

— Наши футболисты долго не болеют! — прощаясь, успокаивает библиотекаршу Алексей Константинович.

— И мы тоже может идти, — говорит Ася и дружелюбно кивает Ипполиту. Потом подхватывает одной рукой Григорьева, другой — Людмилу Александровну и уходит вместе с ними.

Ипполит остается один. Что же, надо идти в душ, потом переодеться, ехать домой… А как хорошо стало вокруг! На небе появились голубые просветы, выглянуло солнышко, дождевые капли ярко блестят на траве. И воздух чистый, так легко дышать…

К нему подбегает Тоня:

— Что, были уже? И ушли? О чем говорили?

Ипполит долго смотрит на собеседницу и, видимо, убедившись в ее глубокой заинтересованности всем происходящим, начинает рассказывать.

— В одном дворе, в Грибном переулке, нужно организовать футбольную команду из мальчишек. Предлагали Смирнову пойти туда…

— А он что?

— А он не хочет.

— У Смирнова всегда нос к небу. Как же! Мировая величина и вдруг пойдет в какой-то Грибной переулок!

Ипполит нагибается, срывает травинку и начинает ее жевать.

— Понимаешь, Тоня, весь разговор при мне шел. Я тут же стою и слышу — Смирнов наотрез отказывается. Уперся — и хоть бы что! И так мне жалко стало этих самых мальчишек. Поверь мне, я в глаза их никогда не видел, а жалко. Взял да бухнул — давайте, товарищи, я туда пойду, потренирую их, научу правильно играть, расскажу, как совмещать игру с учебой… Конечно, они не согласились. Говорят, сначала себе перевоспитай…

Тоня слушает внимательно. Кажется, сейчас она вместе с рассказчиком начнет искать выход из создавшегося положения. Но вдруг вырывает изо рта молодого человека травинку и со смехом убегает.

Просторное, с высокими окнами и ослепительно чистыми стенами помещение цеха залито ярким весенним солнцем. У длинного белого стола стоит Ипполит. На нем сейчас белый халат и белая маленькая шапочка. В руках воронка, из которой он выдавливает крем. Крем ползет тонкой пахучей струей и ложится на торт в виде причудливых розанчиков, листочков и фигур. Через несколько часов эти, уже совсем оформленные, кондитерские изделия уложат в большие белые коробки, загрузят ими автомобили и развезут по магазинам. Рабочие, служащие, школьники будут кушать красивые и вкусные торты и удивляться мастерству кондитеров.

Ипполит смотрит на часы. Еще десять минут — и конец смены. Как быстро за работой время пролетело!

В дверях цеха показывается Тоня. Она быстро идет к своему рабочему месту, застегивая на ходу халат.

— Завяжи-ка тесемочки, — говорит она, протягивая руки Ипполиту. — Скорее, уже время!

Ипполит завязывает тесемки сначала на правой руке, потом, когда Тоня протягивает ему левую, покорно завязывает и на левой руке.