Когда один из язычников, желавший принять иудейство, обратился к знаменитому Гиллелю ха-Закену с просьбой сообщить ему сущность иудаизма в нескольких словах, иносказательно – "пока он может стоять на одной ноге", Гиллель отлил чеканную фразу: "Что тебе неприятно, того не делай ближнему, вот сущность всей Торы; все остальное только комментарий…" Интерпретаторами доказано, что слова Гиллеля не отменяют выражение "Люби ближнего, как самого себя". Последнее – идеал; выражение же Гиллеля доступно каждому, и если вникнуть в смысл слов, то это должно (или возможно?) приводить к одинаковому результату. Думаю, в российском варианте пресловутая формула Н.Г. Чернышевского "о разумном эгоизме" восходит к изречению одной из самых обаятельных личностей еврейской религиозной традиции.
Бондарев, говоря о России, считает, что около 30 млн. людей, не считая евреев и цыган, "едят чужой хлеб". Среди них достается от него и духовенству, и особенно монахам. Он предлагает способ усовестить тунеядцев, бесплатно выдавая им хлеб.
Тогда, побежденные благородством, лентяи примутся за труд, "неловко будет всякому ходить и просить хлеба", каждый постарается добыть его своими стараниями.
Для придания большего веса своим словам Давид Абрамович вводит в изложение оппонента – чисто литературный прием, невесть где позаимствованный сибирским отшельником. В диспуте побеждает всеторжествующая мораль труда – оппонент в лице "белоручек" посрамлен, восхваляются землепашцы.
В 132-м пункте своего вопросника, следующего за суждением о монашестве, он задает риторический вопрос: "Если ты полагаешь земное и небесное, временное и вечное блаженство в труде, то на что же ты оставил христианскую веру, а принял еврейскую? Я на это отвечу так: этому времени 25 годов назад: я тогда, хотя и много разов прочитывал это место Святого Писания (подразумевается Бытие, 3:19: "В поте лица твоего снеси хлеб твой" и т. д. – С. Д.), но что же? пробежал глазами, пролепетал языком и никакого понятия не получил, как птица пролетела – следу нет".
Другими словами, Бондарев теперь (выделено И.П. Белоконским) "индифферентен к делам религии" и видит единственное для всех спасение – в "хлебном труде"86. На наш взгляд, это не соответствует действительности. Бондарев – пророк. И пророку видеть свой народ не соответствующим своему высокому предназначению – мука.
Именно поэтому он подчеркивает свою религиозную принадлежность иудаизму. Он – один из них: "Слушайте это, дом Иакова, называющиеся именем Израиля и происшедшие от источника Иудина, клянущиеся именем Господа и исповедующие Бога Израилева, хотя и не по истине и не по правде" (Исайя, 48:1). И все это в связи с восхвалением покойного Александра II, освободившего от крепостной зависимости 24 млн. человек. Бондарев призывает сделать день 19 февраля праздником выше праздника Пасхи, ибо Христово освобождение «видно только на бумаге – очевидцев не было и нет, а что царь освободил, то мы глазами видим, ушами слышим, руками осязаем и сердцем ощущаем. В день смерти Государя (пункт 199) – праздник и пост: он истинно "смертью смерть поправ и сущим во гробех живот даровав"»87. Убийство императора рассматривается особо, к этому месту сделано соответствующее примечание, чрезвычайно важное для уяснения проблемы отношения Бондарева к еврейскому народу:
"Теперь русские не имеют права обвинять евреев за смерть Христа, сами убивши Государя: 1) Евреи все сделали публично, а здесь нет. 2) Евреи, по их мнению, находили вину за Христом, а здесь нет. 3) Смерть Христа была заранее назначена Богом, кем и где должна совершиться.
Виноваты (т. е. в смерти Государя. – С. Д.) не только казненные, но вся Россия…"88 Какая же это "индифферентность"? Напротив, резкий выпад против христианства, абсолютное неверие в воскресение Христа – прозаически сказано, что оно (воскресение) "видно лишь на бумаге" и не имеет ни одного свидетеля. В защиту еврейства выдвинуты три пункта: публичность суда и казни Христа и признание его виновности (что, между прочим, согласуется с трактовкой Константина Романова в драме об Иисусе), а также предопределенность этого события Всевышним. Таким образом, обвинение в смерти Иисуса должно быть снято с еврейского народа, и, наоборот, следует признать, что вся Россия повинна в гибели императора.
В конце своего трактата Бондарев помещает приложение, состоящее из нескольких пунктов, сводящихся к требованию покаяния тунеядцев и восхвалению земледельческого труда. Для нас же интересно, что в 5-м пункте приложения, названном "Прошение одному высокопоставленному лицу", он требует уравнения в гражданских правах субботников и молокан с православными (об этом же он говорит в 226-м вопросе). Особенно же он настаивает на свободе перемещения – конкретно на праве выезда из села Иудина. Последнее трогательно и умилительно – весь мир для Давида Абрамовича сузился до его родного села! Увы, односельчане не понимали Бондарева, и отношение к нему, несмотря на его благодеяния, было отношением здравомыслящих мужиков к сумасшедшему. Он был для них, по крайней мере, странным человеком. Древнееврейская формула "нет пророка в своем отечестве" как раз подходила к данному случаю. При этом следует учесть, что село было зажиточным, грамотным; субботники и молокане, населяющие его, несравненно превосходили среднего русского мужика по развитию. Так считал, например, И.П. Белоконский. И он же привел удивительный факт: ни одного последователя среди односельчан у Бондарева не было.
Он был действительно странным человеком, "одна, но пламенная" идея владела им.
Ни о чем он не мог говорить – лишь о своем труде. Он плохо выслушивал контрдоводы, быстро приходя в негодование. В разговорах он все время возвращался к тому, что высшие классы развращающе действуют на крестьянина. Иудинцы же не понимали, чего он от них требует, ибо сами они трудились усердно. Вместе с тем здравый смысл подсказывал им вопросы типа того, что же делать с другими отраслями человеческой деятельности: ремеслами, торговлей. Вразумительного ответа они не получали. Он стоял на своем, признавая только хлебный труд, не объясняя своего отношения к другим занятиям.
Да и само произведение было в достаточной степени трудным: перегружено повторами и цитатами. Исследователи выяснили, что он прекрасно, можно сказать досконально, знал Библию, свободно цитировал наизусть. Знал он и отцов церкви; читал подряд и запоем, внимательно и с наслаждением все, что попадалось в руки, и легко запоминал прочитанное; из писателей любил А.Н. Радищева, И.А. Крылова, А.С.
Пушкина (правда, иногда путая их) и, как ни странно, Мильтона. Кстати, имя Мильтона впервые Бондареву встретилось в "Путешествии" Радищева.) Неплохо Давид Абрамович знал и русскую историю. В своем основном труде он ссылается на царствование Бориса Годунова, когда голод унес 600 тыс. жизней только в одной Москве, "как передают историки…а что по всей России неизвестно", замечает сибиряк89. Смею судить, что он неплохо знал и талмудическую литературу.
Итак, его труд завершен. Пока это только первый вариант, но этого сибиряк еще не знает. Перед ним встал вопрос, который стоит перед каждым автором: "Куда направить рукопись?" Ему ясно: правительство должно принять к сведению его "открытие" и внедрить в жизнь, ибо речь идет о спасении всей страны от мук голода. Нам понятны царистские иллюзии, которые еще не были изжиты в крестьянской среде.
Именно поэтому Бондарев решился направить рукопись, сопроводив ее письмом, Александру III. Для этого он посылает свой труд старым знакомым в Минусинский музей. Пишется адрес: "В Минусинскую городскую музею в дом Белова, где собраны со всего света редкости". Не успела рукопись дойти до адресата, как сам сочинитель появляется в доме Белова. Как мы знаем, это было не первое его появление там. Однажды, рассматривая библиотеку музея, слушая от Николая Михайловича Мартьянова объяснения по поводу "редкостей со всего света" и записывая для памяти имена незнакомых писателей, он задал смотрителю музея вопрос: "О чем пишут в таком множестве книг?" Мартьянов терпеливо и педантично охарактеризовал главнейшие отделы библиотеки. Старик внимательно слушал, а потом сказал: «"Да, много люди написали. Но все это лишнее… Сколько ни держите вы книг на полках, во всех вместе нет и сотой доли того, что у меня в течение одного дня проходит вот здесь". И он торжественно коснулся перстом чела своего»90.