Лето на этом участке границы было неспокойным. Впечатление такое, словно бы кто-то длиннорукий шарит, нервно перебирает пальцами вдоль линии государственной границы, нащупывая место возможного прорыва.
Сначала наша авиаразведка обнаружила яхту неизвестной национальности на подходе к советским территориальным водам. Летчик радировал об этом в дивизион морской погранохраны. Тотчас же пограничный корабль получил приказ двинуться навстречу яхте и задержать ее уже в наших водах.
Шла она из Стокгольма в Котку. Почему же вдруг очутилась так далеко от курса? Владелец яхты прикинулся заблудившимся. Он охал, стонал и с сокрушенным видом разводил руками: «Вест проклятый снес!»
Однако владелец яхты возвел на погоду напраслину — в тот день ветры вестовых румбов и не собирались дуть в этой части Балтики…
Прошло недели полторы. И ночью в наших водах было задержано второе иностранное судно, на этот раз сейнер.
Командиру досмотровой группы не понравилась палуба — точнее, небольшой участок ее. Недавно прошел дождь, все было мокро вокруг, а этот участок почему-то остался сухим.
— Тут у них шлюпка стояла, — доложил командир досмотровой группы. — Я считаю: увидели нас и спустили за борт. Надо понимать, с гребцом.
Через четверть часа с помощью радиолокатора шлюпку обнаружили. На ней угрюмо сутулился человек в плаще, бросив весла и нахлобучив капюшон на голову. А когда пограничники завели трос, как скакалку, и протащили под килем шлюпки, оказалось, что там два крюка. Но на них не было ничего.
— Успел отвязать в последний момент, — сказал боцман-пограничник, косясь на гребца. — Видать, продувной, пробу негде ставить.
Что же висело на этих крюках? По-видимому, что-то тяжелое. Оно камнем ушло под воду. Мина?
— Пирсы, что ли, собрались взрывать? — спросил один из офицеров, сидя за столом в кают-компании. Корабль шел на базу, конвоируя задержанный сейнер. — Если мина, значит что-то взрывать?
— Может, мина, а может, и не мина, — рассудительно сказал другой офицер. — Подвесили на крюках какой-нибудь чемоданчик. А в нем, представьте, контрабанда, или рация, или одежда для переодевания.
— Ищи теперь эту одежду на дне морском. — Командир корабля задумчиво повертел подстаканник. — Два нарушения подряд, и на одном участке… Похоже, нашаривают лазейку в каком-то определенном месте. А может, я ошибаюсь. Просто совпадение. Бывает и так.
Но вряд ли это было совпадением. В конце лета длинная рука, протянувшаяся издалека, попыталась проникнуть в район шхер со стороны суши…
Ночь. Птицы спят. Пахнет папоротником, грибной сыростью, хвоей, разогревшейся за день. Прошуршала в можжевельнике мышь.
Лосиха с лосенком вышла из лесу, посмотрела на распластавшегося в траве человека. Лосенок, чуть выдвинувшись из-за туловища матери, тоже посмотрел, удивленно и неодобрительно. Постояли, не спеша затрусили дальше.
Медленно светлеет. Тени резче. Стволы сосен стали выше, стройнее. По ним как бы стекают белые подтеки. Это восходит за лесом луна.
Два зайчонка, игравшие на поляне, остановились. Ушки торчком! Поднялись на задние лапки, прислушались. Да, треск или шорох, настолько тихий, что даже уху пограничника не уловить его. И два пушистых комочка покатились в разные стороны.
Обитатели приграничных зарослей охвачены беспокойством.
Изумленно свистнула птица, взметнувшись из куста. Зацокала пугливая белка в ветвях и смолкла.
Луна поднимается все выше. Сейчас это уже не тот огромный красный диск, который таинственно выглядывал из-за сосен. Чем выше поднимается, тем делается меньше, бледнее.
Что это? Двоится в глазах? По темно-синему небу плывут рядышком две луны. Вторая плывет быстрее первой. Описала дугу, нырнула в чащу. И одновременно что-то пронеслось между деревьями, как громадный нетопырь.
Проходят томительные минуты. Над зазубринами леса опять всплывает двойник луны.
Это надувной шар, достаточно большой для того, чтобы поднять человека, правда, не очень высоко, метра на три над землей. Важно лишь преодолеть заграждение.
Держась за лямки, зловещий прыгун проносится над оградой, над контрольно-следовой полосой, над просекой. Он скорчился, ноги его поджаты к груди. Такой рисуют ведьму, летящую над лесом на помеле.
Мягкое приземление в зарослях папоротника. Облегченный вздох. Сошло! А ведь мог зацепиться за ограду или наткнуться на дерево. След сбит.
Нарушитель выпрямился. И сразу же опять присел. За спиной мелькнула тень. Осторожно оглянулся. Но это собственная его тень! Стоит выпрямиться, как она ложится поперек просеки. Он предпочел бы в эту ночь не иметь тени.
Вентиль отвернут. Газ выходит из шара с приглушенным свистом, будто всполошилось целое гнездо змей. Нарушитель отцепляет от пояса коробку с химикалиями для надувания шара, вместе с оболочкой прячет под корневищем. Пригодится на обратном пути.
Теперь свериться с картой! Вот его место.
Звякнул затвор? Кто-то стоит в кустах? Нарушитель вглядывается в струящийся лесной сумрак. Почудилось, слава богу!
Но ощущение опасности редко обманывает человека.
Стоящие на вышке наблюдатели засекли пролет шара, который мелькнул над верхушками сосен.
И уже старший наряда торопливо докладывает по «сигналке» начальнику заставы. Говорит вполголоса, стоя на коленях в кустах и часто оглядываясь…
Застава поднята в ружье!
Разобрав автоматы, пограничники сбежали с крыльца. Главное — перекрыть нарушителю пути отхода!
Из соседнего колхоза спешит подмога.
Дружину содействия ведет Прасковья Гуляева. Ростом она невелика, но голос у нее зычный, а характер беспокойный, несговорчивый. Это она прошлым летом задержала неизвестного.
…Сейчас дружинники закрывают рубеж, чтобы не допустить нарушителя к заливу.
Тревога, будто низовой пожар, раздуваемый ветром, охватывает лес. Какие-то силуэты пронеслись мимо — не то вспугнутые лоси, не то рыси.
Каждым нервом своим ощущает нарушитель: обходят, настигают! Сквозь сердце иглой продернулся прерывистый, нестерпимо высокий звук. Лай! То лают собаки, брошенные по следу.
Нарушитель бежит, пригнувшись, будто падая с каждым шагом. Остановился, повел автоматом. Собака, выскочившая на поляну, с предсмертным визгом покатилась в сторону. Ага!
Он опять кинулся бежать, оглядываясь, стреляя из-под руки.
Справа в зарослях сверкнула вода. Вот оно, спасение!
Лесное озеро! Не очень большое и, вероятно, неглубокое. Ничего! Как-нибудь уместится в нем!
На бегу он вытащил маску. Спрятаться в воде! Переждать погоню! Его не найдут, если вода накроет с головой.
Но он не успел взять в рот загубник. Что-то с силой ударило в спину. Он упал.
Над ухом раздалось рычание. Вторая собака, догнав его, зубами и когтями рвала резиновый шланг от баллонов.
Нарушитель выпрямился, стряхнул ее, дал короткую очередь. Потом, бормоча проклятия, швырнул в воду бесполезный акваланг. К черту все, к черту!
Он повернул под прямым углом, побежал налегке.
— Уйду, — пробормотал нарушитель, увидев полосатые столбы. И тотчас нее упал ничком. Цепочка маленьких вихрей взметнулась из-под ног, пробежала в траве. Предупредительный огонь! То тревожная группа залегла в кустах, преграждая нарушителю путь отхода.
Он несколько раз пытался встать. Но очередь из автоматов снова и снова настойчиво укладывала наземь.
— Бросай оружие!
Он метнулся в сторону. Споткнулся, упал. Вскочил, опять упал. Еще прополз несколько шагов, уже не видя ничего, царапая ногтями дерн, роя его лбом. Исчезнуть, зарыться в землю!
Не успел подумать, что его избавят от этого труда другие…
Начальник заставы подошел, посмотрел, досадливо крякнул:
— Эх, как же ты его так, Ищенко! Живым надо было. Какой ты неосторожный!
— Та я ж його осторожно, товарищ капитан! — огорченно говорит Ищенко. — Я його по ногам быв. А вин якось-то выверну вся у мэнэ зпид мушки…