Сытый голодного не разумеет. Наша семья жила благополучнее многих, и мне не хотелось забивать себе голову размышлениями о чужих несчастьях. Я объясняла себе его волнения – а заговаривал он об этом не однажды – спецификой работы шофера: сидит себе, крутит баранку, мозги у него не заняты, вот и размышляет о том о сем. Мало ли на свете таких философов!..

Я кивала: понятное дело, страна нищает и спивается, – о чем еще можно говорить в супружеской постели? У нас на работе тоже куча проблем: подскочили цены на полиграфические услуги, выросла цена бумаги, упал тираж – да мало ли о чем я могла бы беспокоиться! Но муж моими делами тоже отчего-то не интересовался. Или я сама предпочитала ему о них не рассказывать, считая, что он не поймет?

Артем стал все чаще мотаться по стране, туда-сюда, и теперь почти не бывал дома.

– Не отказываться же от живых денег! – хмуро отбивался он от моих претензий. – Ты даже не представляешь себе, сколько ребят сидят сейчас без работы! Выкупили «КамАЗы», а они себя не оправдывают. Спасибо, у нас генеральный директор – гений рынка, ухитряется находить для нас заказы, а то бегали бы, на хлеб занимали...

Но мне почему-то казалось, что дело вовсе не в деньгах, из-за которых Артем отказывался от домашнего тепла. Неужели оно ему вдруг надоело? И я перестала быть для него желанной женщиной? Кажется, я повторяла себе одно и то же. Рисовала картины прежней семейной идиллии. Полно, да была ли она...

В этом году наши дети окончили второй класс, и теперь, наверное, свекор со свекровью отвезли их в лагерь на Черное море. Хотя наш рейс должен был продлиться не больше недели, на всякий случай я договорилась и со своей родной матерью, чтобы в воскресенье съездила с отцом, навестила внуков.

Артем включил приемник погромче – Алла Пугачева пела нашу любимую «Любовь, похожая на сон».

– Саша проснется!

– Не проснется. Раз мотор гудит ровно, он будет спать, как пожарник.

– Понятное дело, он такой здоровяк. Только коснулся подушки – и уже заснул.

– Санька – вовсе не здоровяк. Он таким кажется. По-хорошему, ему давно пора завязывать с дальними рейсами. Но каждый раз, только он об этом подумает, в семье случается что-нибудь непредвиденное: то выходит из строя старый холодильник, то дочь замуж собирается. А у него сердце барахлит. Без таблеток и сердечных капель он уже в рейс не ездит.

– Но это же опасно! Что, разве у вас в автохозяйстве нет врача? Никто за здоровьем водителей не следит?

– Врач есть, но Санька хитрован еще тот! Зубы может заговорить любому.

– Разве можно заговорить электрокардиограмму?

– Нет, конечно, он всего лишь каждый раз дает слово медикам, что этот рейс последний, что он все понимает, что у них тоже работа нервная, но ведь семью без заработка не оставишь... Самых строгих он внаглую покупает.

– И медики за такое берут деньги?!

Мое недоумение искреннее. Из головы упорно не желал выходить стереотип этакого неподкупного врача, который заботится о здоровье пациентов даже вопреки их желаниям...

– Что же делать, если они нищенствуют вместе со всей страной? Их семьи тоже есть хотят!

Артем снизошел к моей наивности, а у меня невольно вырвалось:

– Какой кошмар!

За нашими спинами на спальнике раздалось презрительное фырканье:

– Растрепался! А еще друг называется!

– Саша! Я же никому не скажу, – попыталась успокоить я разгневанного напарника.

– Да не слушай ты его! – отмахнулся Артем. – Это он так, понтуется.

– По-твоему, я должен уйти с дороги и усесться где-нибудь у пивной на лавочке, как старый дед, и ждать, когда молодые кружку пива поднесут?.. И вообще, уступи мне руль!

– Тебе же еще время отдыхать!

– А я был должен!

Он скользнул за руль, и некоторое время мы сидели на сиденье втроем.

– Белка, может, полезешь, подремлешь?

Я отказалась. Ехать в рейс, чтобы отсыпаться? Это можно сделать и дома, на кровати, когда мы вернемся.

– Не хочешь, как хочешь, тогда я полезу.

Артем подтянулся наверх.

А я все смотрела на дорогу и то тут, то там подмечала признаки разрушения огромного хозяйства страны. Там темнел ржавый остов брошенного, ободранного трактора. Здесь открывала щербатое нутро, похоже, в прошлом молочная ферма... И поля, на многие километры поля, заросшие сорняками. А Дума все продолжает спорить – продавать землю или не продавать. Давно ведь известно: общая, значит, ничья...

О чем это я? Разве совсем недавно не осуждала я Артема за точно такие же рассуждения? Разве не считала себя для этого слишком маленьким винтиком?

Я посмотрела на руки Саши, держащие руль. Если обращать внимание только на них, создается иллюзия, будто они живут сами по себе. Но стоит перевести взгляд повыше, и увидишь напрягшиеся желваки, сузившиеся глаза, взглянешь опять на руки – побелевшие от напряжения костяшки пальцев: значит, на дороге что-то неладно. Разгладилось лицо, расслабились пальцы – все в порядке. Чем не агрегат: глаза-мозг-руль-руки...

Сашу мое внимание к нему веселило. Он ведь свои действия на отдельные операции не делил, а реагировал всем организмом и в считанные секунды.

– Хочешь подержать? – внезапно спросил он.

– Что?!

Вопрос Саши застал меня врасплох, я даже подумала: так ли его поняла? Не может же он доверить мне руль машины с таким ценным грузом!

Напарник мужа с усмешкой посмотрел на меня.

– Что! – передразнил он. – Неужели, имея за спиной такого амбала, как твой муж, я решился бы предложить тебе что-нибудь, кроме руля?

– А как, – все еще не верила я, – на ходу?

– Нет, сейчас я все брошу и буду останавливать машину только для того, чтобы ты могла за руль подержаться.

– Санек, зачем ты это делаешь? – спросил, казалось бы, безмятежно спящий Артем.

– Мало ли, – неопределенно хмыкнул Саша. – А ты-то чего вскинулся? Забоялся, что соблазню твою Белку? Я могу, я отчаянный... Сам же хвастался, что она получила права.

– Получила. Нашу «шестерку» водит. Замечаний нет.

– Вот и спи себе. Я же сказал, надо будет, разбужу. И не вмешивайся в наши женские дела. Правда, Белочка?

– Правда! – невольно прыснула я.

И меня неожиданно, безо всякой подготовки усадили за руль машины, одни габариты которой вызывали у пешеходов и водителей легковых машин благоговейный ужас. В моем мозгу тут же красным светом запульсировало табло: «Не справишься с управлением!», и под ложечкой появился неприятный холодок.

Саша, перебравшийся на сиденье рядом со мной, слегка придерживал рукой руль и успокаивающе приговаривал:

– Все идет нормально. Не нервничай. Дыши спокойно. Что ты вцепилась в руль, будто хочешь его оторвать?

Это вцепилась не я, а мои руки. Прикажи я им руль бросить, они меня не послушают – слишком силен страх. Даже спина у меня взмокла от напряжения.

– Саша, пожалуйста, – чуть не плакала я, – возьми руль, я больше не могу!

Мне уже не удавалось совладать с охватившей меня паникой; габариты «Жигулей» я научилась чувствовать, а здесь, кроме того, что я сидела будто на спине слона, я не могла найти управы на хвост фуры, который болтался будто сам по себе.

Хорошо хоть, мы свернули на дорогу, куда менее оживленную, чем прежняя трасса. Две другие машины отправились прямо, а мы со своей клубникой повернули налево...

– Вот еще! – ухмыльнулся Саша в ответ на мой тихий крик. – Взялась за гуж, не говори, что не дюж.

К счастью, первым не выдержал мой муж. Он-то знал меня хорошо и понял, что мой испуг нешуточный.

– Подвинься! – хмуро бросил он другу и еще некоторое время держал свои руки на моих, пока я не успокоилась и не отцепилась от руля. – К чему, скажи, такие игрушки?

– Что-то сегодня мотор у меня растарахтелся! – Лицо Саши исказилось, и он стал, уже не скрываясь, массировать левую сторону груди.

– Выпей лекарство и отдохни, – мягко проговорил Артем. – Термос с чаем возьми.

Саша покорно полез на спальное место, и вскоре по кабине пополз запах, похоже, корвалола – мой папа иной раз его пил.