«Мартину Ле Лупу».

– Какого дьявола? – пробормотал он, ошеломленно разглядывая собственное имя, много хуже того потрясенный тем фактом, что изящный почерк был смутно ему знаком.

– Что такое, папа? – спросила Мег, подкравшись к нему сбоку.

– Полагаю, ничего существенного. Что-то принадлежащее ведьме. Ее паспорт, возможно, – Мартин лгал, чтобы успокоить дочь.

– Больше похоже на какое-то проклятие или ужасное заклинание. Не открывайте, – посоветовала Агата.

Но Мартин уже сломал печать. Старуха судорожно вздохнула, и Мартин вслед за ней, после того как быстро пробежал глазами записку.

«Милый Мартин,

Это письмо должно представить вам мою посланницу к вам, Катриону О'Хэнлон. Возникла новая беда. Я не осмеливаюсь писать больше. Кэт все объяснит вам. Доверяйте ей, как вы доверились бы мне.

Всегда ваш преданный друг, Арианн Довиль».

Мартин судорожно выдохнул воздух, как будто его проткнули колом. Арианн Довиль, Хозяйка острова Фэр, сестра горячо любимой им Мирибель, посылает ему какое-то предупреждение? И рыжеволосая мегера у его ног именно та, которую Агата оглушила, женщина, которую он чуть не убил, была посланницей Арианн?

– Merde![4] – выругался Мартин, комкая письмо и руке.

– Папа? – Мег крепко прижалась к его боку, ее маленький лоб покрылся глубокими тревожными морщинами. – Что-то не так? Это письмо… оно об этой ведьме?

– Вовсе она никакая не ведьма, – простонал Мартин. – По крайней мере, не из тех, злых. Ее послала передать мне сообщение Хозяйка острова Фэр.

Глаза Мег широко распахнулись, и даже тот слабый румянец, который был у нее, стерся с лица.

– П-посыльная от Хозяйки? – Мег бросила ошеломленный взгляд в направлении Катрионы. – О папа!

– Весьма странный способ доставлять письма, – пробурчала Агата. – На острие шпаги.

– Она всего лишь пыталась защищаться. Я первым обнажил шпагу, – неохотно признался Мартин, расстроено проводя рукой по волосам. Как будто его жизнь и так не была уже достаточно трудна без этого нового осложнения.

Но у него еще будет предостаточно времени для выяснения, кто виноват и в какой степени. Сейчас надо позаботиться о женщине и забрать ее отсюда прежде, чем кто-нибудь начнет задавать трудные вопросы.

Опустившись на колени около лежавшей без сознания ирландки, он попытался растереть ей запястье, надеясь привести ее в чувство. Но прикосновение Мартина не вызвало у нее даже легкого стона, а рука оставалась безжизненно холодной.

Он почувствовал маленькую легкую ручку Мег на своем плече.

– Она… она не умрет, папа, – нерешительно проговорила она.

– Конечно, нет.

– Но она будет ужасно болеть. И это все из-за меня.

– Из-за тебя? – Мартин развернулся, чтобы посмотреть на нее. – Кому придет в голову винить тебя, мой ангел? Это же не ты ударила ее по голове.

Мег как-то виновато взглянула на отца. Рассуждения дочери, как всегда, озадачили Мартина. Девочка почему-то была склонна взваливать вину за все на свои собственные худенькие плечики.

– Все произошло по злосчастному недоразумению. Но мы отнесем мадемуазель О'Хэнлон к нам домой, полечим ее голову, и с ней все будет в полном порядке.

Он ободряюще потрепал Мег по щеке и затем снова повернулся к О'Хэнлон. Но не успел он взять Кэт на руки, как Агата испустила громкий вопль и рванулась вперед, пытаясь остановить хозяина.

– Господи, помилуй нас, хозяин. Что это вы задумали? Неужели вы желаете отнести эту тварь в ваш дом?

– А что же еще мне с ней делать?

– Передать ее констеблю. Или… или в одну из больниц для нищих.

– Я же уже сказал вам. – Мартин просунул руку под плечи Кэт. – Она вовсе не из тех злобных ведьм. Ее посла Хозяйка острова Фэр.

– Ни о какой такой Хозяйке я знать ничего не знаю. Но знаю, какова она. – Агата указательным пальцем ткнула в Кэт. – И вы не можете пустить ее к себе под крышу.

– Почему, черт побери?!

– Потому что она ирландка. Вот почему. – Агата аж слюной брызнула от негодования. – И все знают, ирландцы есть не что иное, как сборище кровожадных дикарей, да еще и папистов. Невежи и варвары, поклоняющиеся идолам, они приносят в жертву людей.

Мартин гневно завращал глазами.

– Истинный крест. Они пожирают новорожденных младенцев и маленьких детишек.

Мартин прижал Кэт к груди и осторожно поднялся со своей ношей на ноги.

– Сомневаюсь, что у мадемуазель О'Хэнлон какое-то время вообще будет аппетит. Прежде, чем она оправится, у вас будет предостаточно времени спрятать всех заплутавших детишек в кладовой.

– Смейтесь надо мной, если желаете, хозяин, но…

– Хватит с меня! На этот раз вы займетесь тем, за что я плачу вам, то есть моей дочерью.

Старуха скривила рот. С оскорбленным сопением она ретировалась, правда все-таки высказалась напоследок.

– Вы еще пожалеете, хозяин, – бросила она Мартину через плечо, обнимая Мег и подталкивая девочку к выходу из театра. – Помяните мои слова. Это ирландское отродье принесет нам одни только неприятности.

Мартин только промычал что-то в ответ и, постаравшись переложить Катриону удобнее, последовал за своими домочадцами. Женщина была достаточно миниатюрной, но с ее безжизненно обвисшим телом оказалось неловко балансировать. Он устроил ее в своих руках как в люльке, уложил голову на плечо, и ее волосы, как языки пламени, рассыпались по рукаву его дублета. Ирландка казалась совсем маленькой и очень хрупкой в его руках, но Мартина это не одурачило. Даже лишившись чувств, эта женщина, будь она неладна, сохраняла на лице сердитое выражение.

Одни только неприятности. Мартин нахмурился. Разве сам он не ощутил этого с той самой первой минуты, когда его взгляд упал на Катриону О'Хэнлон?

Катриона изо всех сил попыталась открыть глаза, но ее веки слишком отяжелели, словно их удерживали крошечные якоря.

Кэт застонала, отворачиваясь от слепящего света. Она зажмурила глаза, пряча лицо глубже в мягкую глубину подушки.

– Мадемуазель О'Хэнлон? Катриона? – Тихий мурлыкающий голос, зовущий ее, ласково манил к себе, как и рука, которая осторожно касалась ее волос, убирая их со лба.

Но даже такое легкое прикосновение заставило ее встрепенуться от боли. Кэт застонала снова. Ее голова… кто-то разрубил ее топором. Нет. Они пронзили клинком ее череп. Она дотронулась дрожащей рукой до лба, страшась почувствовать, как мозги сочатся из головы. Пальцы уперлись в непонятный плотный комок. Мозг? Нет, какая-то ткань, но, прежде чем она успела продолжить свое исследование, теплая мозолистая рука поймала ее запястье и отвела руку назад.

– Прошу вас. Позвольте мне, – прозвучал грудной голос.

Позволить? Но что? Она почувствовала, как повязку сняли и заменили другой, мокрой и холодной. Она задрожала, мурашки пробежали по всему телу. Но холод сделал свое дело, он унял боль настолько, что она отважилась открыть глаза.

Мир вокруг по-прежнему оставался слишком ярким, льющим на нее потоки огненной лавы. Перед глазами все расплывалось, и она ожесточенно заморгала. Ослепляющий свет превратился всего только в обыкновенную свечу, мерцающую на столике-треноге, огненная лава всего-навсего в занавеси над кроватью из темно-красного дамаска.

Изумившись, Кэт в смятении стала осматривать незнакомую комнату. Где… она? Какая-то дьявольщина! Что случилось с нею?

С превеликим трудом она попыталась приподняться, но только тяжело задышала. В голове запульсировала кровь, она пошатнулась, комната зашаталась вслед за ней и, покачиваясь, поплыла вокруг.

Ласковые руки нежно опустили ее обратно на полушки.

– Осторожно, моя милая. Вы поправитесь, но будет лучше, если вы не станете торопить события. Вот, выпейте это.

Он приподнял ее голову, прижимая чашу к ее губам. Она попыталась повиноваться ему, хотя язык казался толстым и неуправляемым. Она сделала первый глоток, жидкость оказалась густой и сладковато-горькой. Но во рту так все пересохло, что она пила жадно, и питье орошало ее высушенное горло, посылая живительную влагу по всему ее телу.