Мартин широкими шагами расхаживал по кухне, с трудом пытаясь закрепить модный новый плащ на плече своего дублета. Джем поднял глаза от вертела, на котором жарилась оленья нога, а Мод бросила резать репу и во все глаза смотрела на него.
Но Мартин слишком спешил, чтобы, как обычно, переброситься шуткой со слугами. Он и так уже сильно опаздывал на вечер в Стрэнд-хаузе, промешкавшись с переодеванием. К тому же пришлось успокаивать изрядно распетушившуюся Агату, и, конечно, на это тоже ушло порядочно времени.
Предвкушая другую горячую стычку, уже с Кэт, он ощутил желание зашить обеих женщин в мешки и погрузить их на ближайшее грузовое судно в Новый Свет.
Направляясь в сад, он ожидал найти Кэт в боевой стойке в ее обычной воинственной манере. К своему изумлению, Мартин увидел, что она с подавленным видом сидит на скамье, удрученно подпирая рукой подбородок.
По крайней мере, она послушалась его и вернула ему штаны. Но обноски, которые она почему-то именовала платьем, производили жуткое впечатление. Mon Dieu, с каким удовольствием сорвал бы он с нее это тряпье и сжег.
Мартин втянул воздух и обуздал своевольную мысль, возникшую при воспоминании о том, что находилось под изношенным лифом платья Кэт, воспоминании о нежной белой груди с восхитительным розовым соском. Едва ли подобающая мысль, которую следует поощрять в себе мужчине, стремящемуся стать более респектабельным.
Кроме того, не это или не одно это жалкое платье придавало Кэт несчастный вид. Она попыталась закрепить волосы сзади кожаной лентой, но непослушные пряди выбились и рассыпались, оттеняя лицо, бледное от тоски, и ее темно-синие колодцы глаз, полные печали. Поглощенная своими горестными мыслями, она даже не заметила приближения Мартина.
– Мисс О'Хэнлон? Кэт?
Кэт вздрогнула от звука голоса Мартина и, очнувшись от своих горестных раздумий, подняла глаза вверх и чуть было не свалилась со скамьи от представшего перед ней зрелища.
Вечернее солнце освещало Мартина, и, весь в золотом сиянии, он показался Катрионе невероятно красивым, слишком красивым для реальной жизни. Как персонаж одной из его пьес, некий богатый, могущественный и благородный лорд.
На нем был алый дублет с длинными рукавами и с продольными разрезами и короткие штаны в тон. Короткий темный плащ франтовато спадал с одного плеча, а черный ток[12] с белым пером был щеголевато заломан. Его крепкие мускулистые ноги стягивали плотные рейтузы. Завершали картину ботинки с серебряными застежками.
Мартин казался настоящим воплощением прекрасного принца из волшебных сказок, а она какой-то нищенкой, с глупым видом таращащей на него глаза. Кэт вскочила на ноги, понимая, что после недавней драки с Агатой в капустной грядке имеет весьма потрепанный вид.
Она попыталась отскрести грязь с юбок и испытала всю степень унижения, когда Мартин вытащил листок из ее волос.
– О-го-го, насколько я вижу, имело место очередное эпическое сражение.
Пригладив волосы назад, Кэт распрямила плечи.
– Полагаю, мисс Баттеридор уже говорила с вами, – запальчиво вспыхнула Кэт.
– Очень долго, – вздохнул Мартин. – Кэт, я ценю ваше рвение и желание защитить Мег, но, если у вас появились любые сомнения относительно Агги, вам следовало подойти с ними ко мне. Неужели вы действительно думаете, будто я полностью не проверил бы ту, кого нанял, чтобы заботиться о моей дочери?
– Простите меня. Я… я допустила ошибку. Но эта женщина вызвала у меня подозрение, отказавшись позволить мне увидеть ее руку, а до этого еще и своим странным рассказом, будто она служила искоренительницей мертвых.
– …искоренительницей? – озадаченно сморщил лоб Мартин, но тут же сообразил: – Нет, искательницей мертвых. Агги снова хвасталась этим? – Он улыбнулся и покачал головой. – Округи Лондона регулярно нанимают старух, чтобы осматривать трупы и сообщать о причине смерти. Никто больше не хочет исполнять эту обязанность из страха заражения.
Кэт кивала, но ей с трудом удавалось сосредоточиться на его рассказе. Ее отвлекала жемчужина, свисавшая с левой мочки Мартина. Эта женоподобная манера носить серьгу могла показаться ужасной на любом другом мужчине, но только подчеркивала смуглую мужественную наружность Мартина, придавая ему вид заправского пирата.
– …и я понимаю, что Агата бывает придирчива и сварлива до безобразия. Но она предана Мег и уж точно прожила не слишком легкую жизнь с того самого дня, как появилась на свет. Ее подкинули к черному ходу больницы Христа, у двери в кладовку.
Кэт моргнула, отводя зачарованный взгляд от сережки.
– Ого. Дверь в кладовую[13]. Теперь понятно, откуда у нее такая чудная фамилия. Дверь кладовки.
– Благотворительные учреждения не слишком раздумывают при наречении сирот.
– Выходит, вас нашли в стае волков?
– Нет, – Мартин расхохотался. – Священник, крестивший меня, не удосужился дать мне и фамилию. Меня просто окрестили Мартином в честь святого. Когда я достаточно подрос, я взял себе прозвище Ле Луп, а стоило святым отцам осознать, что во мне больше от волка, чем от святого, они с радостью увидели мою удалявшуюся спину. Улицы Парижа стали мне домом.
Кэт всегда считала, что большая часть ее собственного детства была невыносимым временем, но все же и тогда у нее оставалась память об отце, о том, что она была частью клана О'Хэнлон. Она и представить себе не могла, каково было Мартину расти в одиночестве, без всякой семьи.
– Вы, должно быть, вели рискованное существование, – заметила Кэт, смутившись.
– Я выжил. Но, возможно, именно поэтому я чувствую некоторое родство с мисс Баттеридор. Мы оба сироты, никогда не знавшие ни отца, ни матери.
– Бывает, чувствуешь себя сиротой и при живой матери… – Кэт неловко осеклась.
– Ваша мать жива? – Мартин спросил настолько мягко, что Кэт кивнула.
– Но, как и ваши святые отцы, моя мать с радостью избавилась от меня. Думаю, она жалела, что я вообще когда-то появилась на свет. – Кэт попыталась равнодушно пожать плечами, словно сказанное не имело для нее особого значения. Еще раз ее заманили в ловушку и заставили раскрыться.
Она почувствовала облегчение, когда кухонная дверь резко распахнулась и в сад выскочила Мег, задрав подол платья, девочка во весь дух мчалась к отцу.
– Папа! Как хорошо, что ты еще не ушел. Я боялась упустить тебя, а мне так хотелось увидеть тебя в твоем новом наряде, прежде чем ты уедешь на вечер.
Мартин усмехнулся и, к удовольствию дочери, развернулся кругом, демонстрируя себя.
Восхищенно вздохнув, Мег захлопала в ладоши. Она осторожно прикоснулась к краю его плаща, но тут же отодвинулась, словно испугавшись испортить его наряд.
– Боже, какой ты красивый и… и очень важный.
– Гм-м! Я предпочел бы оставаться в лохмотьях, если самая симпатичная девочка в Англии отказывается обнять своего бедного старого отца из страха помять его дублет.
Он наклонился к ней, широко распахнув свои объятия.
– Папа! Какую ерунду ты говоришь, – от улыбки у Мег появились ямочки на щеках, и девочка обняла отца за шею.
Плутоватый взгляд Мартина смягчился, когда он расцеловал дочь в обе щеки. Глаза Мег светились обожанием, девочка преобразилась, превратившись в настоящую милашку.
Наблюдая за ними, Кэт неловко переступала с ноги на ногу, чувствуя, что невольно вторгается в чужой мир, и от этого ей становилось невероятно грустно.
Мег отодвинулась, пригладила его рукав и похлопала по нему.
– Так, значит, ты обедаешь с лордом Оксбриджем. А королева… королева там будет?
– Вроде говорили, что будет.
– Королева? – Кэт тихо присвистнула от удивления. – Да вы вращаетесь в высоких кругах, мистер Вулф.
На мгновение, забыв про осторожность, Мег одарила Кэт сияющей улыбкой.
– У моего папы много важных друзей, и среди них сам барон Оксбридж, который очень обязан папе. Папа спас жизнь сестры его светлости, леди Дэнвер. Он у меня настоящий герой.