Откуда такая враждебность? Вчера вечером, в ходе операции "Марджори Задсон", мы все вроде бы неплохо ладили.
Волосы Эрнестины прилипли к ее раскрасневшемуся лицу. Она уже раскрыла рот для ответной речи, но тут, к счастью, прибыла наша еда, и я сумела плавно перейти к нахваливанию хрустящей картошечки и лука с помидорами, уютно угнездившихся на наших гамбургерах.
– Да, но высшего ли сорта это мясо? – встревожился Хендерсон.
Красная Шапочка повела плечом, и тут, перекрывая шум и гам, раздался рык:
– А ну замолчали, трепачи несчастные! Дайте Джимми слово сказать! – Великанша-людоедка с растущей из груди розой стряхнула в стакан сигарный пепел и подалась вперед, облокотившись на стойку. – У нас кое-какие проблемы со сбором денег для ремонта детской площадки, но наши прихожанки обожают сложности. Так что рассаживайтесь, держитесь за стены или за что хотите и слушайте, пока наш дорогой шериф Том Догерти ознакомит вас с программой нашего показа мод!
Аплодисменты.
– Да ладно вам, ребята. – Шериф взъерошил свою шевелюру и сразу заметно помолодел. Кобура болталась возле его бедра, совсем как в кино. – Как поживаете, друзья, соседи и туристы! – Он остановил взгляд на нашем столике, будто занося каждого из нас в графу "Праздношатающиеся". – Не ждите, что я буду тут перед вами разглагольствовать вроде как оратор от Диора. – Он улыбнулся, и на его пухлых щеках наметились ямочки. – Но я вам скажу, что и у нас найдутся симпатичные девчата, которые порадуют ваш глаз. И помните: добровольные пожертвования – они, конечно, добровольные, но смотрите, как бы вас не обвинили в пренебрежении своими гражданскими обязанностями.
Музыкальный автомат заиграл медленную, убаюкивающую мелодию. Шериф достал тетрадку.
– Поприветствуем любимых близнецов Грязного Ручья, Терезу и Тересу Бринхартер!
Из-за двери с надписью "Посторонним вход воспрещен" выскочили две юные особи женского пола, белокурые и загорелые. Из их символических нарядов вышли бы отличные повязки на запястье какому-нибудь спортсмену. Хихиканье девушек потонуло в восторженных возгласах.
– Туалеты сшиты матерью девушек Айрин, храни ее Господь.
Я поклялась в душе, что вся одежда моего ребенка, до последней детали, будет с любовью прострочена от руки.
Следом появилась молодая женщина в прикиде для сельской дискотеки – клетчатой блузке и синей юбке, из-под которой выглядывала белая нижняя юбка с рюшечками. Ее встретили почти такими же бурными аплодисментами, как и близняшек. Затем настал черед хорошенькой девчушки лет четырех. На ней было розовое платьице, в руках – корзина с цветами, и держалась малышка с недетским апломбом.
Мой интерес не угас. А вот сама я начала угасать. Сказывался недосып. Фигуры, сходящие с пандуса, стали сливаться… Я надеялась, что не сползу со стула или, хуже того, не заговорю во сне. И тут я услышала щелчок, будто открылась дверь и Бен беспрепятственно проник в мой мозг.
"Элли, я люблю тебя". – "Нет, не любишь". – "Солнышко, нельзя же верить всему, что ты видишь и слышишь".
Он заключил меня в объятия. Я воспарила…
"Что ж, если ты настолько меня любишь, что готов пойти на обман…"
Я проснулась, когда плавная мелодия внезапно сменилась грохотом и лязгом. Что это все вокруг разохались? Неужели близнецов Бринхартер вызвали "на бис"? Даже мистер Хендерсон Браун напряженно подался вперед.
– Друзья, милые мои земляки! Прошу вашего внимания! – Голос источал патоку. На женщине, спускающейся по пандусу, было белое шелковое платье, отороченное мехом горностая, а в руках она держала два огромных веера из птичьих перьев. Лет тридцати-сорока с виду, она была намного старше близнецов и далеко не такая смазливая, зато в сто раз обаятельнее. У нее было лицо девчонки-сорванца, обрамленное короткими серебристыми волосами; глаза медвежонка панды и яркие губы, растянутые в ослепительной улыбке.
Это была Теола Фейт.
– Теола Фейт! – Эрнестина вцепилась в мою руку, на лице ее застыло такое же жадное выражение, что и на остальных лицах. Один только Хендерсон Браун с ужасом наблюдал, как дама в белом высунула из-под длинной юбки изящный носок серебристой туфельки, гордо выгнула шею и повела стройными бедрами.
– Я пришла вовсе не затем, чтобы утопить свою дочь в потоке унижений, подобных тем, что она обрушила на меня. Милосердие матери не знает границ. – Два быстрых шажка вперед. Взмахнув одним из своих вееров, Теола Фейт задела нос Хендерсона. Тот чихнул. Больше в баре не раздавалось ни звука. Теола остановилась в центре сцены. – Я смогла бы побороть стремление вернуться сюда, если бы моя милая дочурка Мэри не узурпировала мой дом, моих слуг и моих голубей.
– Чего ты хочешь, Теола? – Шериф сунул свою тетрадку за ремень.
– Отомстить.
– Послушайте, нам не нужны проблемы, – раздался из толпы мужской голос.
Клоунская улыбка на лице звезды не потускнела.
– Вот как? Джимми наверняка не забыла, что в долгу передо мной за все те вечера, когда я оплачивала ренту этого заведения, распевая "Полюби меня или уходи". Джимми до сих пор рассчитывается со мной, предоставив в мое распоряжение свой пентхаус. А может, у вас, ребята, есть предложение получше?
Женщина за соседним с нами столиком заткнула ладонью раскрывшийся было рот своего спутника.
– Теола, – заговорил шериф, и лицо его под седой шевелюрой сделалось смущенным, как у мальчишки. – Ты не найдешь "Мамочку-монстра" в нашем книжном фургончике. Наша Джейн Спенсер, из движения "Граждане за благопристойность", сообщила в библиотеку, чтобы нам эту книжку не присылали.
– Что? Никто из вас не читал этих прелестей, которые моя милая Мэри обо мне понаписала? – Круглые глазки панды еще больше округлились. Ярко-алая улыбка стала еще шире. – Неужели вы, доморощенные кретины, не следите за модой в области греха? Или же вы верите только собственным глазам?
Исполнив медленный поворот, Теола Фейт поднесла оба веера к своим глазам, так же медленно опустила их и промурлыкала:
– Музыку, маэстро!
Музыкальный автомат молчал, но Теола закружилась, повинуясь какому-то внутреннему ритму. Серебристые кудряшки хлестали ее по щекам, на нестареющем лице играла улыбка, кокетливая, как обнаженная лодыжка.
Теола Фейт запела задорным опереточным голоском:
Трудно сказать, как публика отреагировала на эту песенку, поскольку оглушительный свист, вполне возможно, был вызван тем, что Теола Фейт бросила в толпу сначала одну из своих длинных белых перчаток, а затем и вторую.
Мистер Хендерсон Браун медленно сползал под стол. О нет! Всем закрыть глаза! Держа оба веера одной рукой, Теола расстегивала молнию на боку своего шелкового платья.
Слава богу, среди нас присутствовал шериф Догерти, который бросился на защиту морали и нравственности Грязного Ручья. Выхватив из кобуры револьвер, он проревел: "Ни с места!" В ответ донеслось нестройное многоголосье: "Да заткнись ты, Том!" На Теолу Фейт все это не оказало практически никакого воздействия. Она неторопливо спускала с плечика рукав своего блестящего платья. Однако узнать, как далеко Теола могла бы зайти в эпатировании простого народа Грязного Ручья, нам, увы, было не суждено. Дебаты по этому вопросу, вероятно, будут продолжаться и в следующем веке.
Входная дверь резко распахнулась, будто от удара сапога со шпорами. Раздался оглушительный голос, при звуках которого закачались бутылки за стойкой бара и пластиковые абажуры. Толпа отшатнулась.