В утро нашего отъезда я проснулась с ясным осознанием: что-то не так. Чувствовала я себя совсем недурно. Все детали моего организма пребывали в добром здравии, с нетерпением предвкушая чудеса марафонского ожидания в аэропорту. Как же здорово – проталкиваться бочком вдоль прохода в авиалайнере, балансируя ручной кладью на голове! Я была бы самой счастливой женщиной на борту, если бы не клаустрофобия Бена.

– Нет-нет, дорогой, – вцепилась я в его руку, едва самолет взмыл в воздух. – Не стоит открывать окно.

Стыдно сказать, я не заглядывала в "Беременность для начинающих" с того самого дня, когда пришло приглашение от Кулинаров. И теперь, пока я наблюдала, как Бен, оцепенев от ужаса, слушает прогноз погоды из уст стюардессы, меня так и подмывало перебраться через соседа и достать книгу с верхней полки. Но Бен упорно не выпускал мою ладонь. Столик с напитками продвигался вдоль прохода с мелодичным перезвоном, а у меня в рукаве – точнее, в сумочке – было припасено кое-что, призванное оказать успокаивающее действие на нас обоих.

– Бен, милый, – я повернула к себе его лицо и вгляделась в изумрудные глаза. – Сегодня утром пришло письмецо от Мамули. Хочешь, я тебе прочту?

– Это было бы чудесно.

С готовностью Джейн Эйр, прислуживавшей мистеру Рочестеру после пожара, я извлекла письмо свекрови. Бен, как большинство представителей его пола, склонен поддерживать семейную переписку не более, чем носить кружевное исподнее, так что эта обязанность лежит на мне.

– Дорогой Бен, пожалуйста, передай наши добрые пожелания Элли. Также поблагодари ее за последнее письмо, которое мы получили два дня назад. Папуля говорит, что очень мило с ее стороны – так часто писать, однако, поскольку почтовые услуги дорожают с каждым днем, письма становятся нелепой расточительностью. Желаем вам обоим удачного путешествия. Ничего страшного, что мы с папой не спим ночами, тревожась, как вы там. Ведь мы знали, на что идем, когда добровольно решили стать родителями; знали, что нас ждет впереди… Мы вырастили тебя, сынок, чтобы у тебя была своя собственная жизнь. Ни Папуля, ни я слова тебе не сказали, когда ты пошел работать в "Сопровождение на ваш вкус".

Что верно, то верно – они попросту перестали с ним разговаривать.

– Буду считать, что мои молитвы услышаны, если ты не позволишь, чтобы наш душевный покой стал на пути к твоему счастью. Миссис Пуглер, наша соседка, рассказывает такие ужасные истории про свою племянницу Розмари, которая живет в Нью-Йорке. Будто бы чуть ли не каждую неделю бедная девочка подвергается смертельной опасности, чудом избегая гибели, и вынуждена просить родителей прислать ей денег, чтобы перебраться в более безопасное место.

– Какое счастье, что мы будем жить в Бостоне! – радостно воскликнула я.

Бен заметно побледнел.

– Ну… не в самом городе. Я ведь тебе говорил – нам придется еще немного проехать….

– Да, милый, и ты обещал взять напрокат хорошую машину. – Я наблюдала, как он припал к своему лекарству – виски со льдом. Повысив голос, дабы моему соседу справа – джентльмену восточной наружности в футболке с надписью "Сделано в Японии" – было легче подслушивать, я продолжала:

– Должна сказать, сынок, что мне не очень-то нравится название этой самой организации кулинаров. Ты уверен, что правильно запомнил? Тут заходила миссис Сплеткинс с соседней улицы и нагнала на меня такого страху: сказала, что вас, мол, заманивают туда, чтобы превратить в белых рабов, а то и во что-нибудь похуже. Папуля говорит, что отправил вам вырезку из газеты о какой-то омерзительной группе религиозных фанатиков, которые считают, будто попасть на небеса можно, только отказавшись от еды. Очень быстрый способ, как заметил Папуля. А называют себя эти мракобесы диетеологами. И к шеф-поварам они относятся так же, как мы, католики, – к Генриху VIII. Папуля, как ты уже, наверное, догадался, считает, что я переживаю не из-за того, из-за чего следует. Он считает, эти Кулинары позвали тебя для того, чтобы тебе что-нибудь продать. Например, место на кладбище для шеф-поваров. Миссис Сплеткинс уверяет, что наш мир катится под откос быстрее потерявшей управление детской коляски. Она прямо не сказала, но я-то знаю, что она имеет в виду: те, кто живут в домах с громкими названиями – вроде Мерлин-корта, – сами напрашиваются, чтобы их охмуряли всякие мерзавцы.

– Мудрые вещи говорит ваша мамочка, – восточный джентльмен склонил голову на сложенные домиком ладони. – Мир переполнен дурными людьми.

Я напустила на себя ледяной вид и кивнула. Потом заботливо откинула влажные пряди со лба Бена. Надо побыстрей дочитать. Ланч всего в нескольких футах.

– Надеюсь, сынок, у Элли не такая тяжелая беременность, как была у меня. Каждый день – словно в штормовом море. Только по часу в день я себя нормально чувствовала – наверное, для того, чтобы не забыть, как это бывает. Одно хорошо – после рождения ребенка обо всем этом забываешь!

– Телятину в винном соусе или говядину с перцем? – поинтересовалась белокурая стюардесса с улыбкой в сто ватт.

Некоторые явления наука объяснить не в силах. Клаустрофобии Бена как не бывало, едва перед ним очутился маленький белый подносик. Искусственно подкрашенное мясо? Синтетический салат-латук? Пускай сколько угодно издевается над самолетной едой – как-никак будет при деле, если не до конца перелета, так, по крайней мере, пока я наведаюсь в сортир.

Нетвердой поступью я устремилась вдоль прохода к туалету. Перед дверью уже томилась в ожидании дама; любопытно, высказала она желчное предположение, не священник ли там выслушивает исповедь? Лично она ждет уже целых десять минут.

Наконец из туалета выплыла развязная девица, зажав под мышкой косметичку от Гуччи, а в руках – книгу в твердой обложке, уголком которой едва не заехала мне в глаз. Впрочем, трудно ожидать чуткости от особы, коей нипочем отдыхать в сортире, испытывая терпение хоть пятидесяти человек.

– Пардон, – процедила она сквозь губы такого насыщенно-красного оттенка, будто кровь, игриво поблескивавшая на обложке "Мамочки-монстра" у нее в руках. – Боюсь, я так увлеклась, что потеряла счет времени!

Девица щелкнула пальцами, подзывая стюарда.

– Выпивку для всех пассажиров! Нет-нет, мне ничего, – она зыркнула по сторонам. – Сразу после приземления меня ждет коктейль-пати. Если я буду не в состоянии процитировать главы и страницы, то пойду на мыло. – Девица потрясла книжкой, зажатой в фиолетовых ногтях. – "Пипл" написал: "Эта книга получит доступ на каждый журнальный столик в Америке, даже на те, что с виниловым покрытием. Она найдет путь к вашему сердцу, оставит неизгладимый отпечаток в вашей душе". – Снова щелк-щелк пальцами, на сей раз господину, который, судя по его физиономии, забыл принять свою ежедневную дозу магнезии, – очевидно, ближайшему родственнику, ибо он проворно ухватил девицу за ухо и оттащил ее в сторону.

И в довершение всего мимо шеренги переминающихся с ноги на ногу страдальцев поступью сомнамбулы продефилировала стюардесса, углубившись в чтение той же самой книжки. И куда только катятся авиакомпании?

Когда я наконец-то очутилась внутри заветной клетушки с удобствами "из положения стоя", меня захлестнула привычная паника. А вдруг мы приземлимся раньше, чем я справлюсь с замком, снабженным инструкциями на трех языках – кроме английского? Я нажала какую-то кнопку – и очутилась в кромешной тьме. Опасаясь спровоцировать вынужденную посадку неосторожным прикосновением к какому-нибудь шпингалету, я решила придержать дверь локтем и в итоге выронила сумочку. Пока я ползала на коленях, собирая рассыпавшуюся мелочь, моя паника меж тем устремлялась в новые дали. В надежных ли руках я оставила свой дом? Последние несколько дней все шло кувырком. Достаточный ли запас удобрений у Джонаса? Напомнила ли я Доркас, чтобы она давала Тобиасу витамины? А что, если все мои родственники в самом деле материализуются на пороге, с пустыми чемоданами в руках, изготовившись к ограблению? Доркас страдает излишней добросердечностью. Как, впрочем, и мистер Джонас Фиппс, как бы упорно он ни боролся с этим пороком. Те немногие драгоценности, что мне достались от бедной мамочки, я, конечно же, припрятала – под той самой скрипучей половицей в спальне, но ведь у тетушки Лулу нюх как у собаки-ищейки, страдающей клептоманией.