Знаменский. Нет, не укладывается он в рамки бродяги, грабителя... Даю голову на отсечение, он понимает, что «модус вивенди» по-латыни означает «способ существования». Но не знает что такое «бомж». И явно не слышал песни «Расскажи, расскажи бродяга...». Как это увязать? А тюремная игра в очко на пальцах Нужна же громадная тренировка. Или — редкая обучаемость. И, это... бродяга?

Томин. Но бродяжий быт он знает не с чужих слов.

Знаменский. Тем более странно. Что такое рядовой бомж»? Тупой, опустившийся пьянчуга. А Федотов? Весь собран, кулак. Вспомни, как он уклонялся от обострения темы. Как не давал сократить дистанцию! Для той вульгарной игры, которая шла его броски и пируэты слишком выверены.

Томин. Преувеличиваешь, Пал Палыч.

Знаменский (уклончиво). Скорее, не договариваю. (Берет из шкафа книгу, выбирает страницу, сует Томину. ) Читай, засеку время.

Томин. Лучше ты, я малограмотный.

Знаменский (улыбаясь). Читай, говорят. Сверху донизу.

Томин читает. Затем захлопывает книгу.

Знаменский. Пятьдесят три секунды. Против его сорока, видал?.. У нас с ним пока на уровне подкидного, верно? А он держится, как преферансист. И умные, злые глаза... В свете вышеизложенного, что собираешься делать?

Томин (смотрит на часы). С твоего разрешения пойти, наконец, пообедать. И поужинать сразу. Потом посмотреть по Интервидению матч с югославами. И потом спать... (Решительно направляется к двери, но, взявшись уже за ручку, оглядывается на Знаменского.) Ладно, завтра с утра съезжу в тюрьму. Получу полное описание его личных вещей. Спрошу, не обращался ли в канцелярию какими заявлениями, не получал ли передач. Если кто будет им интересоваться, чтобы сразу сообщали нам... Кстати, та камерная драка занесена в его карточку, можешь ее упомянуть.

Знаменский. Саша, обязательно список книг, которые выдавала Петрову-Федотову библиотека! И позвони в Первомайский. Пусть там проверят, не присылал ли Федотов как-нибудь матери переводов, посылок, заказных писем. Словом, то, что на почте регистрируется.

Томин. Это все просто. А вот хвосты... (Крутит головой.) Мать честная! Утону я в старых сводках. Утону и не выплыву!.. (Уходит. )

Знаменский (один). Ох, лапчатый... перепончатый... (С тихой яростью.) Заявился поглядеть на Белокаменную!..

Кабинет в тюрьме. Знаменский и бродяга. Идет допрос. Знаменский пишет, бродяга его пристально разглядывает.

Знаменский (не глядя). Что вас во мне заинтересовало?

Бродяга. Все гадаю — умный вы человек или нет.

Знаменский. Внешность бывает обманчива!

Бродяга. Это про меня?

Знаменский. Если хотите. (Откидывается на спинку стула, тон его становится иронически-доверительным.) Иногда мысленно я пробую взглянуть на вас другими глазами. Побрить, постричь, одеть то в ватник, то во фрак. И поставить в различные ситуации. Вот вы рубите лес... м-м... вряд ли. Произносите тост за столом... Может быть. Лезете в чей-то карман... сомнительно, не вижу. Обнимаете женщину... Пожалуй, если красивая. Прячетесь в клозете от поездных контролеров... Бывало раз-другой. Выпрашиваете окурки, собираете бутылки... мм... (Отрицательно качает головой.) Повелительно говорите по телефону. Стреляете из пистолета... (Жестко.) А почему бы и нет?

Бродяга (добродушно и искренне). Бог знает, что вы обо мне думаете. В каком-то смысле даже лестно, но... Допустим, лес я не рубил. Допустим, окурков не выпрашивал. Баб обнимать случалось. (Ухмыляясь.) Красивых. Тут вы попали в точку. А пистолет только в кино видел. Вы, гражданин следователь, — человек неглупый, но уж слишком дотошный.

Знаменский. Да?

Бродяга. Угу. Вот насчет того, что воровал, правильно, было дело! Голод заставит — украдешь. В поездах, на вокзалах. Но по мелочи. Корзинку с вишнями сопрешь у бабки, а к следующему поезду вынесешь и продашь. Неужели это старье вспоминать?

Знаменский (тихо). За одними вишнями я бы гоняться не стал. (Пауза.)

Бродяга. Ну, согласен, есть в моей жизни период... (Делает вид, что пошел на полную откровенность.) Если бы сидели за бутылкой вина, я бы рассказал. Уверен, вы бы меня поняли — как человек. А как следователю рассказать не могу. Не потому, что наказания боюсь — там не за что большой срок давать. Но замешаны другие люди — женщина. Чего я буду тянуть их за собой, понимаете?

Знаменский. Стараюсь.

Бродяга. Вы в прошлый раз о матери заговорили, расстроили меня. Когда умер отец?

Знаменский. Лет пять уже.

Бродяга. Я не знал. Отсижу и поеду домой. Брошу пить, женюсь, а если вы мне накинете срок, я и мать, навряд ли, в живых застану. (Всматривается в Знаменского, пытаясь понять, уд лось ли вызвать сочувствие.)

Знаменский (невозмутимо). За эти годы вы посылали ей какие-нибудь деньги?

Бродяга. Первое время посылал. Потом все реже.

Знаменский. Не припомните приблизительно, когда и какие суммы?

Бродяга. Мало посылал, мало! Чувствую, к чему ведете. Мать старуха, а я здоровый мужик... Вы правы, стыдно будет на глаза показаться.

Знаменский (все решительнее переходя в наступление). Ну, самый крупный из переводов какой был?

Бродяга (держась прежнего тона). Оставим это. Совестно, понимаете?

Знаменский. Еще не все. Но думаю, что пойму.

Бродяга. Что поймете?

Знаменский. Вас.

Бродяга. Что во мне непонятного?

Знаменский. Очень многое. К примеру, уровень внутренней культуры при подобном образе жизни.

Бродяга. Ну, нынче все культурные пошли. А я все-таки десятилетку окончил. Даже две пятерки в аттестате имел. Много всего повидал. С разными людьми встречался. Замечал, перенимал.

Знаменский. Верно — две пятерки: по химии и географии. Но почему-то ни одного города не можете назвать.

Бродяга (неприятно озадаченный осведомленностью Знаменского). Назвать-то могу, но я же вам объяснил, почему молчу.

Знаменский. Вот говорите, перенимали от других. Но, чтобы перенимать, надо сходиться с людьми довольно тесно. А кочевой быт приучает, пожалуй, к одиночеству.

Бродяга. Оно вроде и так — все настороже, все в одиночку. Но опять же и легкость нужна. Чтобы с любым встречным-поперечным сразу — общий язык.

Знаменский. Однако в камере, где вся обстановка толкает к общению, вы держитесь чрезвычайно замкнуто. Чем это объяснить? Опять скажете про нарушение норм законности? Никакого нарушения нет. Ваше поведение официально фиксируется в карточке. Кроме того, есть надзиратель, он поневоле все видит. Естественно, я поинтересовался, что к чему. Даже проглядел ваш библиотечный формуляр.

Бродяга (невинно, почти с улыбкой). Рад, что мы с вами сегодня так откровенно... В тот раз я сгрубил. Вы уж извините.

Знаменский (холодно). Я задал вопрос.

Бродяга. Ах, да. Народ, знаете, в камере неподходящий: мошенник, кладовщик, учитель какой-то. У них свои разговоры. Что я для них?

Знаменский. А, по-моему, вы пользуетесь там авторитетом. (Небрежно.) Кстати, за вами числится драка с месяц назад. И, кажется, вы применили тогда особый болевой прием. Что это было — каратэ, дзюдо, боевое самбо?

Бродяга (секунду смотрит в упор на следователя, сжав губы). Ей-богу, не знаю. Научил один парень еще в плотницкой бригаде. Если будет, говорит, кто к тебе лезть, сделай вот так — сразу отстанет.

Знаменский. Ну, хорошо, поговорим немножко о литературе.

Бродяга. Гражданин следователь, разрешите спросить. (Сбрасывает маску добродушия, теперь он уже другой — озлобленный и напряженный.)