Янь Хой сказал:

— Я кое-чего достиг.

— Чего именно? — спросил Конфуций.

— Я забыл о ритуалах и музыке.

— Это хорошо, но ты ещё далек от совершенства.

На другой день Янь Хой снова повстречался с Конфуцием.

— Я снова кое-чего достиг, — сказал Янь Хой.

— Чего же? — спросил Конфуций.

— Я забыл о человечности и справедливости.

— Это хорошо, но всё ещё недостаточно.

Через некоторое время Янь Хой и Конфуций снова встретились.

— Я опять кое-чего достиг, — сказал Янь Хой.

— А чего ты достиг на этот раз?

— Я просто сижу в забытьи.

Конфуций изумился и спросил:

— Что ты хочешь этим сказать: «Сижу в забытьи»?

— Моё тело будто отпало от меня, а разум как бы угас. Я словно вышел из своей бренной оболочки, отринул знание и уподобился Всепроницаемому. Вот что значит «сидеть в забытьи».

— Если ты един со всем сущим, значит, у тебя нет пристрастий. Если ты живёшь превращениями, ты не стесняешь себя правилами. Видно, ты и вправду мудрее меня! Я, Конфуций, прошу позволения следовать за тобой!

Великая Чистота спросила Бесконечность: «Вы знаете Путь?» «Нет, не знаю», — ответила Бесконечность. Потом Великая Чистота задала тот же вопрос Недеянию, и Недеяние сказало: «Я знаю Путь». «А есть ли у твоего знания число?» — спросила Великая Чистота. «Да, есть», — «Что же это за число?» — «Моё знание Пути может возвысить и может унизить, может связать и может разъединить. Вот как можно считать благодаря моему знанию».

Великая Чистота спросила об этих словах у Безначального: «Кто же прав: Бесконечность, которая не знала, или Недеяние, которое знало?» «Незнание глубоко, знание поверхностно, — ответило Безначальное. — Не знать — это внутреннее, а знать — это внешнее». Тут Великая Чистота вздохнула и сказала: «Значит, мы знаем благодаря незнанию! А не знаем из-за знания! Кто же знает знание, которое не знает?» «Путь неслышим, а если мы что-то слышим, значит, это не Путь, — ответило Безначальное. — Путь незрим, а если мы что-то видим, значит, это не Путь. О Пути нельзя ничего сказать, а если о нём что-то говорят, значит, это не Путь. Кто постиг Бесформенное, которое даёт формы формам, тот знает, что Пути нельзя дать имя». И ещё Безначальное сказало: «Отвечать на вопрос о Пути — значит не знать Путь. А спрашивающий о Пути никогда не слышал о нём. О Пути нечего спрашивать, а спросишь о нём — не получишь ответа. Вопрошать о недоступном вопрошанию — значит спрашивать впустую. Отвечать там, где не может быть ответа, — значит потерять внутреннее. Тот, кто утратил внутреннее и спрашивает впустую, вокруг себя не видит Вселенной, а внутри себя не замечает Великое Начало. Поэтому он никогда не поднимется выше гор Кунь-лунь и не сможет странствовать в Великой Пустоте».

Некто из страны Чень собирал однажды хворост, когда вдруг встретил оленя ослепительной красоты. Он погнался за оленем и убил его. Боясь, что кто-нибудь увидит, он поспешно спрятал тело оленя в яме и прикрыл его листьями подорожника, ликуя и радуясь своей удаче. Но вскоре он забыл место, где спрятал оленя. Думая, что всё это ему приснилось, он отправился домой, бормоча себе под нос что-то по поводу случившегося.

Тем временем рядом проходил человек, подслушавший его бормотание. Следуя его словам, он пошёл и нашёл оленя. Вернувшись, этот человек сказал жене:

«Дровосеку приснилось, что он припрятал оленя, но он не знал, где именно, а я нашёл оленя, значит, его сон был действительностью».

— Это ты спал, — ответила его жена, — и тебе приснился дровосек. Убил ли он оленя? И есть ли вообще такой человек? Это ты убил оленя. Иначе как бы его сон стал действительностью?

— Да, ты права, — согласился муж. — Это я убил оленя, поэтому не так уж важно, дровосеку ли приснился олень или мне приснился дровосек.

Когда дровосек вернулся домой, то стал досадовать о потерянном олене, а ночью ему приснилось место, где был спрятан олень, и тот, кто унёс его. Утром он отправился на увиденное во сне место — всё подтвердилось. Он предпринял шаги, чтобы вернуть своё имущество в законном порядке.

По окончании слушания дела судья вынес следующее решение: «Истец начал с подлинного и мнимого снов. Далее он заявляет о подлинном сне и мнимом олене. Ответчик подлинно овладел оленем, который приснился, по его словам, истцу. И теперь ответчик пытается удержать добычу. Согласно же мнению его жены, и олень, и сам дровосек — только часть его сна, поэтому оленя не убивал никто. Всё же, поскольку убитый олень лежит перед нами, то вам ничего не остается, как поделить его между собой».

Когда император государства Чень услыхал об этом происшествии, он воскликнул: «Судье, верно, самому приснилось это дело».

Бродя по склонам горы Тэй, Конфуций увидел Юнг-чи, идущего в одном халате, подпоясанном верёвкой, по вересковому полю, поющего и играющего на лютне.

— В чём причина твоей радости, Учитель? — спросил Конфуций.

— У меня много радостей. Из мириад созданий человек — самое благородное, а мне выпало счастье родиться человеком. Это первая моя радость. Многие, рождаясь, не проживают дня или месяца, не вырастают из пелёнок, а я уже прожил до девяноста лет. Это тоже радость. Для всех нищета является нормой, а концом — смерть. Придерживаясь нормы и дожидаясь конца, о чём ещё здесь тревожиться?

— Прекрасно, — сказал Конфуций. — Вот человек, знающий, как себя утешить.

Когда Лин-лею было около ста лет, однажды весной он надел халат и пошёл подбирать зёрна, оброненные жнецами. Продвигаясь по полю, он пел.

Конфуций, шедший тогда в Вэй, увидел его издалека. Обернувшись к ученикам, он сказал: «С этим стариком, видимо, стоит поговорить. Кому-нибудь надо пойти узнать, что он может сказать».

Пойти вызвался Цзы-гун. На краю межи он дождался Лин-лея. Глядя ему в лицо, вздохнул: «Неужели ты ни о чём не жалеешь? И всё же ты поёшь, подбирая зёрна». Лин-лей не остановился и не прервал песни. Цзы-гун всё не отставал. Наконец Лин-лей взглянул на него и ответил: «О чём я должен жалеть?»

— Учитель, какое счастье позволяет тебе петь, подбирая зёрна?

— Основания для этого счастья есть у всех, — ответил Лин-лей, улыбаясь, — но, вместо этого, о нём горюют. Оттого, что я не изведал боли в молодости, учась себя вести, а выросши, никогда не пытался оставить след в жизни, мне удалось прожить так долго. Оттого, что в старости у меня нет ни жены, ни сыновей и близится время моей смерти, я могу быть таким счастливым.

— Но ведь человеку свойственно желать прожить долго и бояться смерти, отчего же ты счастлив умереть?

— Смерть — это возвращение туда, откуда мы вышли, когда родились. Так откуда мне знать, что, умирая здесь, я не рождаюсь где-то ещё? Откуда мне знать, не стоят ли жизнь и смерть Друг друга? Откуда мне знать, не заблуждение ли — так испуганно беспокоиться о жизни? Откуда мне знать, не будет ли близкая смерть лучше, чем моя прошедшая жизнь?