Фрэнк Зейн, чувствуя себя в безопасности благодаря дружбе с Арнольдом и зная его как искусного мастера подначки, на языке у которого всегда было наготове язвительное замечание, не подумав, допустил оскорбление монарха. Ибо Арнольд в культуризме был больше, чем королем. Он был богом. Жестоким и ревнивым богом. Богом, который никогда, ни при каких обстоятельствах не потерпит нелояльности. Фрэнк Зейн выставил его на посмешище. Фрэнк Зейн напомнил общенациональной телевизионной аудитории, что Арнольд однажды потерпел от него поражение и что он смертен. И Фрэнк Зейн заплатит за это.

В середине семидесятых годов Арнольд узнал о том, что бизнесмен по имени Эдвард Дж. Прессман купил права на экранизацию "Конана-варвара". Он был преисполнен решимости сыграть роль этого супермена из мультфильма Роберта Э. Хоуарда и знал, что Прессман собирается пригласить его в свой фильм. Ожидая вызова, Арнольд не терял времени зря, беря уроки актерского мастерства и стараясь избавиться от своего австрийского акцента.

Продюсер фильма Де Лаурентис встречался с Арнольдом и раньше и наверняка не забыл этой встречи. Как-то, обсуждая с Арнольдом возможность приглашения на роль Флэша Гордона в одноименном фильме, Де Лаурентис был поражен тактикой лобовой атаки, присущей Шварценеггеру. Когда Арнольд вошел в комнату, он бросил лишь один взгляд на тщедушного Де Лаурентиса, сидевшего за своим рабочим столом, и громогласно заявил: "Господи, зачем такому маленькому человечку такой громадный стол?" Брызгая слюной, Де Лаурентис попытался объяснить, что стол ему нужен для деловых бумаг, и резко завершил разговор. Арнольду было отказано, но тем не менее, он произвел сильное впечатление.

Де Лаурентис хотел пригласить на роль Конана актера с именем, и когда ему назвали Арнольда, он обозвал его "нацистом", отказавшись даже начать разговор об этом варианте. Однако режиссер Джон Милиус разъяснил Де Лаурентису, что кроме Арнольда - самого мускулистого мужчины в мире - они вряд ли найдут подобный персонаж, а делать из кого-либо точную копию Арнольда не имеет смысла. В результате Де Лаурентис пошел на попятную и, без особого удовольствия, отдал роль Конана Арнольду.

Арнольд был вне себя от радости. Он полагал, что в роли Конана затмит Рокки Бальбоа и выйдет на уровень звезды мирового масштаба. "Мой внутренний голос, - заявил Шварценеггер,- еще никогда не подводил меня. Это будет действительно значительный фильм, совершенно новое явление. Мне все равно, что для этого потребуется, меня не волнует, что мне придется потратить на это год жизни и превратиться в зверя. Я знаю, фильм станет для меня чем-то невероятным". Съемки планировалось начать в Испании в конце октября 1980 года, и Арнольд тренировался усерднее, чем когда-либо.

Телевизионная карьера Марии также становилась многообещающей. Она с готовностью объясняла, что часть уверенности в себе Арнольда передалась ей, помогая достичь успеха в избранной профессии. Отмечая его способность отчетливо видеть поставленные цели и достигать их, Мария говорила: "Он стал для меня положительным примером, когда я поставила перед собой задачу овладеть журналистикой".

Сначала она хотела стать продюсером, но потом начала совершенствоваться, выступая в прямом эфире, и поставила перед собой цель к тридцати годам вести самостоятельную программу. Она часами наблюдала за женщинами-комментаторами на экране телевизора, изучая их методы, и стремилась подражать им.

Мария была целеустремленным профессионалом и заслужила уважение журналистов, работавших с ней. Надо сказать, что груз фамилии Кеннеди - по крайней мере теоретически - не давил на нее. И все же она тщательно избегала интервьюировать кого-либо из членов семьи, рассматривая свою принадлежность к клану Кеннеди как некий недостаток. Мария говорила со злостью: "Все эти определения - дочь такого-то, приятельница такого-то, внучка такого-то, племянница такого-то - как я все это ненавижу!" Она все время старалась утвердиться как профессионал, как бы в противовес своей принадлежности к семье Кеннеди.

Постоянно проживая в Балтиморе, Мария редко бывала с Арнольдом вместе, хотя и навещала его в Лос-Анджелесе, а Арнольд частенько заскакивал в Нью-Йорк, сопровождая ее на различные торжественные мероприятия.

Арнольд почти не изменил свой образ жизни в угоду Марии. Его жизнь продолжала строиться вокруг друзей, работы и его собственных устремлений, а не вокруг женщины, которую он открыто объявил своей любимой. Позже он объяснял, что среда, в которой выросла Мария, научила ее жить на виду. "Мария, - говорил он, - происходит из семьи, в которой женщины всегда были помощницами мужчин. Мария и ее семья не ограничивают меня, а помогают. Поэтому-то я и люблю ее так сильно".

Их связь, что вполне понятно, привлекала определенное внимание прессы. Появляясь с Марией в свете, Арнольд, казалось, чувствовал себя несколько неуютно в непривычной одежде и, на первый взгляд, выглядел как принц-консорт [13]. Все, однако, было совсем не так. Он всячески пытался показать свою независимость и выйти из тени Марии. С самого начала Арнольд испытывал нечто вроде извращенной гордости, провозглашая вслух свои политические пристрастия - явно не в струю демократической партии. Его взгляды на политику, горделиво хвастался он, не изменились с той поры, как ему исполнилось восемнадцать лет. Он был стойким антикоммунистом, убежденным в необходимости сохранения смертной казни, консерватизма в экономике и минимума вмешательства со стороны правительства. Короче говоря, это был несгибаемый консервативный республиканец.

На протяжении многих лет он и Мария с трудом мирились с различными политическими взглядами, которых придерживался каждый из них. Однако Мария говорила, что уважает точку зрения Арнольда: "У Арнольда свое особое мнение по вопросам, которые он основательно продумал и может обосновать. Слушая его, я узнаю точку зрения своих оппонентов. До него я никогда не сталкивалась с настоящим республиканцем".

Арнольд, хотя никогда и не давал демократам существенной форы, замечал: "Преимущество либералов состоит в том, что они готовы к восприятию нового. Это применимо и к семье Кеннеди. У меня к ним нет претензий. Я никогда не спорю с Марией о политике, поскольку прекрасно понимаю, что она, выросшая в соответствующем окружении, не может придерживаться республиканских взглядов".

Ни Чаппакуиддик, ни рассказы о волокитстве Джека не уничтожили семью Кеннеди. Не могла к этому привести и любовная связь между закоренелым республиканцем Арнольдом и демократкой Марией Шрайвер. Связь Арнольда с Марией не могла повредить и ему. Правда политика привлекала внимание Арнольда. В 1977 году он заявил корреспонденту журнала "Штерн": "Когда есть деньги, начинаешь со временем меньше интересоваться ими. А когда ты, кроме того, еще и лучший в кино, что еще может привлечь тебя? Возможно, власть. И ты уходишь в политику, становишься губернатором, президентом и так далее". Кеннеди, странным образом, стояли как бы вне политики. И его связь с ними могла лишь усилить его позиции, дав ему власть, вознеся его высоко над толпой и выводя за пределы культуризма, Голливуда и даже его собственного прошлого.

В августе 1980 года Арнольд, известный теперь в мире культуризма главным образом как комментатор "Си-Би-Эс", вместе с Джимом Лоримером, продюсером культуристских шоу, посетил состязание на титул "Мисс Олимпиа" в филадельфийском отеле "Шератон". Рик Уэйн, освещавший это событие для журнала Уэйдера, по завершении конкурса взял у Арнольда интервью.

Как бы между прочим Рик задал Арнольду вопрос, не собирается ли он, уже пять лет не появляющийся на культуристском помосте, подумать о возвращении на него. "Нет, - твердо сказал Арнольд.- Никакие деньги не соблазнят меня снова выйти на сцену". Дальше он сказал Рику, что единственная причина, из-за которой он продолжает тренироваться, - это необходимость репетировать роль культуриста Микки Харджитея в предстоящем фильме "История Джейн Менсфилд". Мельком он обронил также, что планирует съездить на конкурс "Мистер Олимпиа - 1980" в Австралию, так как подписал с "Си-Би-Эс" контракт на комментирование этого события. Завершая интервью, Рик изобразил дело так, что он поверил каждому слову Арнольда.