В начале шестидесятых годов опасность стероидов в полной мере еще не осознавалась. Марнул обычно начинал принимать стероиды за три месяца до соревнований. Затем, когда они оставались позади, делал перерыв на четыре месяца, а потом, в следующие три месяца, все повторялось сначала.

Арнольд не только перенял у Марнула употребление стероидов, но старался походить на него и характером. А тот был мотом, обожал красивую одежду, облачаясь в белые хлопковые штаны. Нацепив желтые темные очки, он, как истинный денди, раскатывал по Грацу в своей “Рено-Флориде”, восхищая дам. На Арнольда это производило огромное впечатление. Он решил, что когда вырастет, будет таким, как Марнул. А со временем и превзойдет его во всем: в машинах, деньгах и красивых женщинах.

Но пока приходилось ходить в школу в своем Тале. Впрочем, жизнь Арнольда уже без остатка принадлежала Грацу. Если он опаздывал на автобус из Таля в Грац, то ловил проходящую машину. Каждый вечер в пять часов, к открытию клуба, он уже был там - весь в ожидании, постукивая в дверь с мольбой: “Пустите меня, пустите. Я не могу ждать. Я должен тренироваться”. И поздно вечером, оказавшись перед выбором, то ли завершить комплекс упражнений, то ли успеть на автобус, Арнольд всегда выбирал первое, а затем шел домой четыре мили пешком. Карл Кайнрат, культурист-чемпион, который тренировал его, рассказывал: “Мы все знали, что стены могут обрушиться, но Арнольд все равно продолжит занятия”. По словам Чернчика, Арнольд даже как-то признался: “Если вы велите мне съесть килограмм дерьма, чтобы оно превратилось в мышцы, я съем его”.

По субботам и воскресеньям атлетический клуб не работал, но вскоре после того, как Арнольд начал тренировки, Марнул, приехав в клуб, обнаружил однажды разбитое стекло. В конце концов Арнольд сознался. Он хотел тренироваться семь дней в неделю и, чтобы добиться своей цели, раздобыл стремянку, залез на стену, разбил окно, и пролез в помещение. Марнул рассердился, но не смог ничего сказать этому охваченному страстью к культуризму парню. Лишить Арнольда тренировок было бы равносильно тому, что остановить ему дыхание.

Густав научил Арнольда преодолевать боль и неустанно двигаться вперед. Холодные зимние вечера проходили в беспрерывных тренировках. Однажды вечером, закончив упражнения, весь вымотанный, Арнольд поглядел на свои руки и обнаружил, что ледяные поручни сорвали ему кожу с ладоней.

Самоотдача спортсмена была абсолютной, непоколебимой и героической. Он чувствовал себя миссионером в попытке обратить тело в совершенное произведение искусства, чего так страстно желал. Кроме тренировок, ничего теперь не имело для него ни малейшего значения - ни школа, ни друзья, ни девушки, ни родители, - абсолютно ничто.

Пытаться заговорить с Арнольдом во время тренировки было бесполезно. Позже, однако, когда его уверенность в себе возросла, а другие культуристы свыклись с несносным характером Арнольда и привычкой подкалывать их, он стал находить с ними общий язык, отпуская колкие и веселые шуточки. Временами они смеялись так, что прекращали тренировку, в то время как Арнольд, к собственному удовлетворению, продолжал ее. Для него стало обычным играть в компании роль шута, привлекая к себе внимание и одновременно нейтрализуя любого противника, представлявшего какую бы то ни было угрозу его дальнейшей карьере.

Вскоре Марнул перестал быть единственным наставником Арнольда. Сэмми Адиа Саад, известный культурист, занимавшийся в Граце, стал тоже давать ему советы. Его примеру последовал Гельмут Кнаур, еще один культурист, служивший раньше в британских военно-воздушных силах и обучивший Арнольда несколькими словам на английском языке. Затем возник Альфред Герстль, местный политик, чей сын Карл был ровесником Арнольда. У Герстля была в Граце просторная квартира, и вскоре он предложил Арнольду использовать ее для тренировок в те дни, когда клуб закрыт. Альфред Герстль был, вероятно, первым евреем, которого повстречал Арнольд, и несмотря на то, что отец вступил когда-то в нацистскую партию, Арнольд сразу же проникся к нему самыми теплыми чувствами. Вскоре он для него стал как бы вторым отцом. Хотя Арнольд к тому времени переоборудовал подвал своего дома в Тале в некое подобие гимнастического зала, тренировки у Герстля часто заканчивались приглашением к обеду, и Арнольд быстро обнаружил, что ему куда интереснее провести вечер с Альфредом и его семьей, слушая музыку и разговаривая о культуризме, нежели возвращаться домой к Аурелии и Густаву.

Родители Арнольда по-прежнему не одобряли занятия сына, особенно теперь, когда он стал жить своей жизнью. Густав, вероятно, был недоволен тем, что Арнольд занял лишь шестое место в чемпионате по керлингу 1962 года. Аурелия же, глубоко религиозная женщина, больше переживала то, что сын перестал ходить в церковь. Гельмут Кнаур дал Арнольду книгу “Pfaffenspiegel” [5], про которую тот позже говорил, что она рисует “ужасные” образы церковников. Арнольд объявил родителям, что он больше не верит в Бога и на церковь у него нет времени. И вряд ли можно считать, что эта его позиция коренным образом изменилась к 1981 году. Несмотря на то, что Арнольд очень серьезно относился к браку с Марией Шрайвер, был первым кандидатом на роль ее мужа и знал о католической семье Кеннеди как глубоко религиозной, он все же как-то обронил, что ходит в церковь по воскресеньям, да и то, если “вспомнит” об этом.

Густав всегда стремился принизить Арнольда. Теперь же Арнольд нанес ему ответный удар, поднимаясь все выше и морально, и физически. В то время, как его сын становился все мужественнее и мощнее, Густав, казалось, терял в осанке и в фигуре. Весной 1962 года он был переведен из Таля в полицейский участок Раабе, на окраину Граца. Перевод был вызван дисциплинарным проступком: Густав напился и начал в автобусе приставать к женщине. В довершение всего, его любимчик Мейнард открыто бросил ему вызов, уйдя без разрешения из школы и поступив на работу в электронную фирму. А Арнольд проводил большую часть своего времени, тренируясь, общаясь с Альфредом Герстлем или в третий раз отправляясь в кино на очередной фильм с Рэгом Парком.

Густава беспокоил фанатизм Арнольда и его жажда победы - жажда, которую он сам в нем воспитал. Истина состояла в том, что Густав своими собственными руками создал, в известном смысле Франкенштейна, чудовище, которое вышло теперь из-под его контроля. Чтобы исправить положение, он стал внушать Арнольду, что тот никогда ничего не добьется и, как бы к тому ни стремился, не будет победителем в чемпионатах культуристов. А когда и это не могло отвлечь Арнольда от тренировок, пригрозил направить его к психиатру.

Однако он никогда не претворил в жизнь свою угрозу. Хотя многие утверждали, что культуризм - это не что иное как нарцисстический конкурс красоты среди мужчин, Густав, сам занимавшийся поднятием тяжестей, определенно не принадлежал к их числу. Он мог высказать угрозу, чтобы ублажить Аурелию, или из ревности и опасений, что сын превзойдет его как мужчина. Или побудительным мотивом могла стать альтруистическая родительская обеспокоенность манией величия Арнольда.

Как бы то ни было, психиатры выдвинули теорию, объясняющую притягательность культуризма и сладкую песнь сирен, которой этот вид спорта завлекал своих наиболее рьяных последователей. Д-р Морис Уайт, британский психиатр, исследуя некоторых культуристов, охваченных необоримым желанием становиться все мощнее и сильнее, утверждает, что хотя “многие люди занимаются культуризмом по приемлемым мотивам, существуют и другие, желающие, чтобы ими восхищались, уважали и боялись. Но, - продолжает Уайт, - под панцирем из мышц у них нет ничего, кроме пустоты и отсутствия всякой созидательной энергии”.

Британский профессор Лори Тейлор отмечает: “Я всегда считал и считаю, что культурист подобен увлеченному онанисту, который педантично планирует этапы собственного оргазма. В данном случае мы имеем ту же четкость, ту же граничащую с клаустрофобией заботу о самом себе, то же удовлетворение от каждой мельчайшей детали процесса. Зеркало для культуриста - ключевая опора в занятиях нарциссизмом… Культурист отличается тем, что благодаря нагрузкам, методике тренировок, диете и лекарствам может частично воплотить в жизнь свои фантазии. Он может превратить себя из слабака, весящего девяносто восемь фунтов, в Железного Человека.