Я приехал в Минусинск в субботу 5 июля около 10 часов утра, - продолжает свой рассказ И.В.Каргель. - Мой новый возница знал квартиру Кирпичникова и повёз меня прямо к нему. К сожалению, я застал дома только его жену с тремя детьми, он сам был в ста верстах от города. Хотя мы никогда друг друга не видали, моё посещение доставило сестре огромную радость. Оторванные внезапно четыре года тому назад от родного гнезда, они не имели с тех пор общения с верующими. Жизнь их проходила в тяжёлых условиях. Местные власти чинили им препятствия, не давали возможности получить работу, и они бедствовали, справляясь с нуждой лишь благодаря поддержке Василия Александровича Пашкова. Сестра Кирпичникова очень была огорчена, что муж её оказался в отъезде и не мог повидаться со мной; предпринять же новую поездку мне никак нельзя было. Я только смог передать ей слова утешения и ободрения от Василия Александровича и от себя, а прежде всего от Самого Господа, а через неё и брату в его тяжёлых испытаниях.

Вся в слезах, жена брата Кирпичникова рассказывала мне, как пересылали его в кандалах вместе с уголовными преступниками из тюрьмы в тюрьму и как он прошёл пешком весь путь от Томска до Минусинска. Большим утешением для брата были любовь и уважение ссыльных. Путь сестры с тремя малыми детьми, большей частью на свой счёт, был также полон трудностей. В Средней Суши их притесняли, и они вынуждены были переселиться в Верхнюю Сушь. Там он, правда, получил место учителя, но жалование было настолько мало, что прожить на него было невозможно. Летом же, когда школа закрывалась, брат ничего не получал. Брат Кирпичников был хорошим столяром и, надеясь найти работу в городе, обратился с соответствующей просьбой к начальнику Минусинского Округа. Тот расспросил о его вере и отнёсся к нему очень благожелательно. Он очень жалел, что по закону не может дать ему разрешения на право жительства в городе и предложил ему сделать это на свою личную ответственность, чтобы высшие власти не заметили его переселения. "На таких условиях мы тут и живём, - продолжала сестра, - чтобы не привлекать на себя внимания, нам пришлось сохранить наш прежний адрес. Письма в Среднюю Сушь на наше имя передаются нам сюда". Таким образом я наконец узнал причину моих на первый взгляд ненужных странствований.

Подобные случаи, вероятно имели место в жизни многих верующих, но в Петербурге мало знали о том, что творилось в провинции. К тому же я в то время была ещё слишком мала, чтобы разбираться в том, что совершалось. Позже, однако, когда мы стали подрастать, строгости уменьшились.

Мы всегда с большим интересом слушали "дедушку Бедекера", а также и Ивана Вениаминовича Каргеля, когда они рассказывали о своих переживаниях и встречах с ссыльными на Кавказе или в Сибири. Эти ссыльные несомненно были "солью земли и светом мира" на нашей родине.

Сестры во Христе

Когда мы были ещё детьми, к нам поступила на службу молодая девушка Аннушка. Она оставалась у нас много лет, у нас же и вышла замуж. Аннушка была сиротой и прошла через тяжёлое детство. Она отдалась Господу ещё совсем молодой и работала в белошвейной, откуда к нам и поступила. Она рассказывала, как работницы из мастерской по вечерам собирались со своими друзьями на спиритические сеансы. Недавно уверовавшая Аннушка ещё не имела представления о том, что такое спиритизм, но её чуткая христианская душа чувствовала, что здесь происходит что-то неладное, не Божье. Уступая уговорам подруг по мастерской, она иногда бывала на их собраниях. Входя в помещение, она всегда молила Господа оградить её, и случалось, что как только она переступала порог их двери, все спиритические явления прекращались, и все старания участников возобновить их оставались тщетными. Нашей Аннушке стало ясно, что ей там не место, да и всем остальным участникам её присутствие стало нежелательным. С тех пор она навсегда порвала с ними и была глубоко убеждена, что тому, кто хочет следовать за Христом, не по пути со спиритами.

Аннушка хорошо знала Слово Божие, имела чрезвычайно ясные взгляды и понимание божественных истин. Люблю вспоминать, как по воскресеньям утром, когда мы оставались в постелях на полчаса позже обыкновенного (это бывало летом в деревне), она, бывало, встанет у ног постели одной из нас и начнёт рассказывать что-нибудь из Библии. Особенно вспоминается мне, как она говорила о Давиде и всех его переживаниях. И хотя мы знали все эти библейские рассказы, она так живо и интересно умела передавать их, что мы с удовольствием слушали и с нетерпением ожидали продолжения в будущее воскресенье. Она первая, после того как я отдалась Господу, увидела во мне перемену и обратила моё внимание на то, что происшедшее во мне есть следствие Духа Божия. Аннушка была соработницей Господней; она в своём скромном призвании с верностью исполняла порученное ей Богом.

Вспоминается мне и другая сестра, старушка Аграфена. Она была старшей прачкой в Гагаринском доме, имела несколько помощниц и командовала в своей прачичной, как царица. Я в жизни не видала, чтобы утюг так быстро носился как у ней, и всякое, даже тончайшее бельё, выходило из её рук в таком белоснежном, прекрасно выутюжином виде, что превзойти её, казалось, было невозможно. Она родилась ещё во время крепостного права и кое-что рассказывала из того времени. Не знаю, в Петербурге ли или в каком-либо другом месте она впервые получила Новый Завет. Читая его, она постигла истину о благодати Господа Иисуса Христа к грешнику, и приняла её по вере и для себя. Она немедленно стала говорить другим о радости спасения. С воодушевлением и мужеством ходила она к своим односельчанам и призывала их ко Христу. Вскоре она привлекла на себя внимание местного духовенства и несколько раз сидела в тюрьме за исповедание своей веры. Через её свидетельство многие той местности стали искренними верующими.

До сих пор вижу её перед собой, за столом с платком на голове, читающей большую Библию. Её старомодные очки поднимались и опускались вместе с морщинами на лбу от усилия, когда она по складам читала вслух стих за стихом. Иногда она прибавляла какое-нибудь своё замечание по поводу прочитанного, обыкновенно правильное и содержательное.

Летом в белом ситцевом платье в чёрный горошек и белоснежном переднике она, казалось, сама только что вышла из-под утюга. Зимой она ходила в чёрном платье, неизменный передник был всё так же на ней, такой же белоснежный и накрахмаленный. Но на собрания она приходила всегда только в чёрном. Летом обычно весь дом, где служила сестра Аграфена со всеми чадами и домочадцами, уезжал в имение Веры Фёдоровной Гагариной. Там Аграфена по воскресеньям посещала жителей села, и все знали её как бабушку, зовущую всех ко Христу. "Голубушки мои милые" или "золотые мои", так она говорила, обращаясь к нам, и от души радовалась, заметив, что мы, три сестры, стали действительно верующими.

Шли годы, мой старший брат поступил на военную службу вольноопределяющимся в Кавалергардский полк. Мальчиком он отдался Христу, но студенческие годы принесли в его душу сомнения, и он до некоторой степени отошёл от Господа. Однажды, будучи на военной службе, выходя как-то из нашего Петербургского дома на Морской, он встретил у подъезда Аграфену Фёдоровну, старенькую, в чёрном пальто и чёрном шерстяном платке. Она по старому русскому обычаю глубоко поклонилась ему, он по присущей ему приветливости мило ответил ей, и она обратилась к нему: "Милый мой, дорогой, Ваша Светлость, в мире ли Вы с Богом?" - "Нет, милая бабушка, нет", - был ответ. "Ну, помоги Вам Господь и благослови Вас, дорогой мой, Ваша Светлость, Анатолий Павлович!" - последовал такой же поклон, и на этом они расстались. Этот случай говорит, как безбоязненны и верны были эти бесхитростные в своей вере чада Божии. Ни место, ни классовые различия не являлись им препятствием для главной задачи их жизни - приводить души к Христу. При этом воспоминании меня радует искренность моего брата, но ещё более радует меня, что он в последние годы своей жизни вернулся к "Начальнику и Совершителю веры, Иисусу Христу".