Такой была обстановка в Риме. Планы же Ганнибала и последовавшая нерешительность карфагенского совета были окружены молчанием до конца года. Молчание было более глубоким, чем обычно, и трудно объяснимым. Однако ставшие известными события выстраиваются в некую схему, и отрывочные сведения о происшедшем рисуют контуры далеко идущего плана.

Посмотрим, что случилось в масштабах всего Западного Средиземноморья в течение трех месяцев после августа.

Через несколько дней после Канн два карфагенских флота появились у берегов Сицилии. Один из них без всякой видимой причины огибает гавань Сиракуз и исчезает. Обеспокоенный римский морской военачальник на этой островной базе просит подкрепления у римского сената и, несмотря на такой катастрофический момент, ему посылают 25 галер с наказом делать все, что он посчитает нужным «для пользы государства».

Римские части тогда начали вести наблюдение за важным морским проливом между Сиракузами и Карфагеном.

Это происходит буквально накануне смерти Гиерона II, царя Сиракуз, того самого, который отправил золотую статую Виктории, богини победы, в сенат. Карфагенские агенты активно действовали в Сиракузах, и греческие официальные лица в городе объявили карфагенское правление вместо римского.

Более чем в 500 милях к северу бойи и инсубры устроили ловушку римской пограничной армии, численностью в 25 000 человек, захватили воинов и убили их военачальника. Один легион этой армии состоял из освобожденных рабов.

Ганнибал, вероятно информированный об этом, уходит с берегов Адриатики, которые были столь благосклонны к нему. Вместе с карфагенской армией уходит обоз с трофейным имуществом армии Варрона, в том числе и символами власти двух консулов. Путь проходит через Апеннины. Некоторые города закрывают перед Ганнибалом свои ворога, но крестьяне Апулии — в районе Канн — и дерзкие самниты заверяют Ганнибала в том, что хотят мира с ним. На юге западного побережья греческие города приветствуют его. Делегации от гордой Капуи прибывают в его лагерь, чтобы обсудить условия. Ганнибал уверяет, что выполнит все их требования — свобода городу, защита и неучастие в военных действиях. («Если вы одержите победу, даже те, кто вас ненавидит, будут на вашей стороне».)

Но он ведет свою победоносную армию в Неаполь, большой порт на южном побережье.

Дойдя до моря, Ганнибал срочно посылает своего младшего брата, Магона, в Карфаген. Там, на собрании сената, Магон дает полный отчет о событиях в Каннах и сообщает о завоеванной лояльности Апулии, Самния и Калабрии — благодаря чему юг полностью отрезан от Центральной Италии. Магон высыпает из корзины 6000 золотых перстней с печатками, принадлежавших римским аристократам и отобранных в Каннах.

Он просит взамен, чтобы Ганнибалу была отправлена минимальная помощь: 4000 нумидийских всадников, 40 слонов и некоторая сумма в серебряных талантах.

Недруги Баркидов возражают против этого. Если Ганнибал на самом деле такой победоносный, говорят они, почему ему нужны деньги и люди? Что же в таком случае он бы попросил, если бы потерпел поражение? Если он и впрямь разгромил столько неприятельских армий, почему тогда Рим не идет на переговоры? Однако совет решительно проголосовал за то, чтобы послать Ганнибалу требуемую помощь.

Он также голосует за то, чтобы собрать и отправить еще более многочисленное войско (24 000 пехоты и конницы) в Испанию.

Тут дело принимает странный оборот. Почему такая большая помощь должна отправляться в Испанию в сопровождении Магона (он выполняет дипломатическую миссию для своих старших братьев), когда Гасдрубал прекрасно справляется с двумя армиями Сципионов? Все объясняется тем не менее очень просто. С таким подкреплением Гасдрубал может, если боги будут благосклонны к нему, прорваться через римскую пограничную линию Эбро и двинуться грядущим летом по пути своего брата через Альпы в Италию.

На основании этих фрагментарных сведений можно представить себе план Ганнибала на всех театрах военных действий Средиземноморья. Мир, предложенный им, был отклонен. После Канн он долго не испытывал страха перед встречей с еще одной огромной римской армией. Римская морская мощь тем не менее все еще препятствовала связи между ним и Карфагеном. Он ближе и ближе подходил к Сицилии, выигранной путем бескровного политического переворота. Однако римский боевой флот с легионерами на борту преградил путь карфагенянам в Южной Италии к Сицилии и самому Карфагену.

Подкрепление в виде небольшого количества нумидийцев и слонов могло проскользнуть на отдельных судах и подойти к нему в бухтах Таранто или Неаполя. Гасдрубал мог воспользоваться сухопутным путем, который он открыл, чтобы добраться до галлов, хозяйничавших теперь на берегах По. Тогда они бы снова открыли жизненно важную дорогу на Испанию.

А на следующий год другой карфагенский флот с экспедиционным войском на борту отправится к огромному острову Сардиния.

С приближением зимы Ганнибал должен был испытывать некоторое беспокойство и желание защитить свою репутацию. Два года назад он привел 26 000 усталых воинов через Альпы в незнакомую и враждебную страну. Еще год — и мечта Баркидов могла бы осуществиться, а Карфаген снова стал бы владыкой западного моря, восстановил господство в Испании, на Сицилии и Сардинии. В то же время на юге Италии Ганнибал удерживал бы римские сухопутные войска.

А пока, продвигаясь через Кампанию, он нанес первый удар по римским морским силам. Неприятельский боевой флот, который в какой-то степени был ослаблен, зависел от боевой мощи легионов. Сохранялась ли она еще после Канн? Ганнибал не мог этого сказать. Но он знал, что флот зависел также от своих баз в Сиракузах, Неаполе, Таренте, Локрах, Регии и других местах. Римляне уже потеряли Сиракузы, в то время как армия Ганнибала спешила в Неаполь. Более того, команды кораблей в основном составляли моряки из этих самых портов. Греческие и сицилийские моряки были преданы своим родным городам куда больше, чем далекому и властному Риму.

Когда сын Гамилькара появился у Неаполя, он обнаружил, что маленький город на крутом обрыве окружил себя защитниками. В преддверии наступающей зимы Ганнибал не мог предпринять осаду порта, который имел возможность пополнять свои запасы со стороны моря. Ганнибал немедленно повернул и повел свою армию на Капую — царицу южных земель.

Капуя значила для него больше, чем просто удобное место для постоя зимой. Она могла стать столицей нового союза против Рима.

Когда на закате зимнего дня Ганнибал подошел к воротам Капуи, он сменил роль воителя на роль дипломата. В его руках находились нити к богатейшему городу Италии. Спешившись у портика роскошного дома братьев Келерес, он попросил о встрече с консулом. Аристократы Капуи запротестовали. Они не хотели, чтобы дела примешивались к этой событийной встрече с карфагенским завоевателем. Они хотели показать Ганнибалу свой город. Весело, с шутками беседуя с ними, он ходил от одного портика к другому. Их украшали статуи греческих богов, взгляды которых были устремлены на восток. А на запад простиралась зеленая равнина, которая, по словам жителей Капуи, была богата серными водами, приятными на вкус и исцеляющими болезни. «Это самая благословенная из всех равнин, — заявляли они, — потому что из тамошнего винограда производят фалернское вино».

После этого Ганнибал пригласил верхушку аристократии поужинать с ним после захода солнца в доме, в котором он остановился. Он свободно говорил с ними на греческом, получая сам удовольствие от этого языка после трудных диалектов средней полосы. Он вел себя с учтивостью, которой научился в домах иберов, пока изучал их нравы. Эти аристократы были гордыми, возможно даже излишне гордыми людьми. Капую основали этруски. Она была первым городом Италии в те времена, когда Рим был просто одним из городов на Тибре, сражавшимся со своими соседями. Капуя была такой же большой, как город на Тибре, который подчинил ее civitas sine jure (не имея на то законного права). Ганнибал поинтересовался, есть ли тут лидер римской фракции. (Он знал, что многие из членов этих аристократических семейств состояли в браке с римскими патрициями.) Узнав, что такой лидер, некто Деций, закованный в цепи, дожидается казни, Ганнибал предложил вместо этого отправить его в Карфаген. Он пообещал всем, что недалек тот день, когда Капуя будет жить по своим собственным законам.