Простейшим объяснением этой загадки может быть только одно. Ганнибал ушел незамеченным, как ему удалось сделать это раньше, переправившись через Волтурно у Капуи.

Кротон стоит на виду возле мелководного залива в форме полумесяца, стоит на месте плоском, как стол. Но за этим небольшим портом, насколько видит глаз, тянутся холмы Ла-Сила. Эти холмы удерживали карфагеняне, в то время как римляне, занявшие Консенцию, занимали дальние склоны.

С приближением дня отплытия, — когда Гасдрубал, командующий флотом, прибыл со своим значительным конвоем, — Ганнибал оставил людям, которые все еще были у него на службе, право выбора: следовать за ним или оставаться в Италии. Большинство из них решило сопровождать его. Он не взял с собой наиболее слабую группу людей, с многочисленными женщинами и детьми, которая стала частью его армии в Италии. (Рассказ о том, что он зверски уничтожил всех тех, кто отказался уезжать, в храме Юноны Лацинии, — просто кровавые небылицы латинян.) Ганнибал действительно потребовал, чтобы были уничтожены все дорогие его сердцу лошади, поскольку их нельзя было взять с собой на корабли. Он также велел тем отрядам, которые должны были оставаться в Италии, занимать карфагенские посты на холмах, пока направляющиеся в Африку контингенты грузились на суда и отплывали. Римское командование не располагало сведениями о его отплытии, и, видимо, прошло достаточно много времени, прежде чем оно убедилось, что Ганнибал действительно вышел в море.

Один из самых невероятных фактов в биографии Ганнибала — то, что он прибыл в Италию с армией, состоявшей из испанцев и африканцев, а покинул ее в основном с бруттийцами, галлами и многочисленными римскими дезертирами. Если и уцелели какие-то слоны, то их с собой не взяли. Ганнибал никогда не упоминал о том моменте, когда он смотрел, как горы Италии и белое пятнышко храма Юноны Лацинии исчезают на горизонте. (Описание того, как он скрежещет зубами от гнева по поводу вызова в Карфаген, не оказавший ему поддержки в войне, — реминисценция давнего заблуждения тех, кто считал, что именно Ганнибал планировал войну. Карфаген не мог заставить его вернуться в Африку против его воли. Он приготовился к отъезду со своей обычной тщательностью. После Великих Равнин центр конфликта переместился на Африканское побережье, и Ганнибал оставил Италию, как Гамилькар гору Эрик, без всякого внутреннего протеста.)

То, как происходило его отбытие, доказывает, что его направлявшаяся в Африку армия не могла быть многочисленной. Позднейшие источники исчисляли ее количеством от 12 000 до 15 000 человек, но скорее всего в этой армии было даже меньше 12 000. Конвой состоял только из парусных судов. Галеры с их малыми палубами и большим количеством гребцов могли взять на борт незначительное число пассажиров. К тому же после осеннего равноденствия непрочным галерам было опасно отправляться в дальние путешествия из-за холодных ветров и штормов. А Ганнибал и его командующий флотом проделали долгое путешествие из Кротона.

Теперь совершенно ясно, где находились и чем занимались в это время римские флотилии. От 140 до 160 боевых галер базировалось в Остии, на Сардинии и Сицилии. Значительная их часть сопровождала новые конвои в Африку, поскольку в эти месяцы главным было доставлять продовольствие и подкрепление Сципиону. («Все взоры были устремлены на Африку».) Один отряд перехватывал суда, которые отбивались от конвоя Магона.

Сам Магон был ранен в последнем сражении на реке По, когда он попытался вывести свои части из боя или сделать последнюю попытку прорваться к Ганнибалу. Магон умер в пути или потерпел кораблекрушение во время шторма. Большинство его кораблей, заполненных балеарцами, лигурийцами и галлами, в конечном счете доплыли до Карфагена.

Римские флотилии, находившиеся за пределами Сицилии, располагались между Кротоном и Карфагеном. Они следили за подходом конвоя Ганнибала, но тщетно.

Ганнибал и его командующий флотом сделали большой круг, обогнув Сицилию. Возможно, их заметили со сторожевого поста на Мальте. Однако к тому времени сицилийский флот уже не успевал перехватить их. Они держали курс не на Карфаген. Они подошли с востока, высадившись на восточном побережье, на территории нынешнего Туниса, более чем в 80 милях к югу от Священной горы Карфагена. Оказавшись на суше в этом непредвиденном месте, Ганнибал быстро переместил свою армию к северу, в Хадрумет, гавань и довольно большой город, находящийся вне зоны римского патрулирования.

Спустя тридцать четыре года Ганнибал снова стоял на африканской земле. Оба его брата были мертвы. А на нем сосредоточились все заботы Рима, который он приводил в смятение своим благополучным перемещением с континента на континент. «Надежда и тревога возрастали с каждым днем, — рассказывает Ливий. — Люди не могли решить, радоваться ли им тому, что через шестнадцать лет Ганнибал покинул Италию, или тревожиться, поскольку он прибыл в Африку со своей невредимой армией. Квинт Фабий [Медлитель], который умер незадолго до того, нередко говорил, что Ганнибал станет более серьезным соперником на своей собственной земле, чем в чужом государстве. И Сципион не хотел иметь дела ни с Сифаксом, царем в стране неотесанных варваров, ни с Гасдрубалом, полководцем, который мог быстро ускользнуть, ни с нерегулярными войсками, представлявшими собой скопище деревенских жителей. Ганнибал родился, можно сказать, в штабе своего отца, отважнейшего из полководцев. Он оставил доказательства своих великих деяний в Испании, и на земле галлов, и в Италии; от Альпийских гор до Мессинского пролива. Его армия вынесла нечеловеческие тяготы. Многие из его воинов, которые могли противостоять Сципиону в сражении, собственными руками убивали римских преторов и гуляли по захваченным римским городам и лагерям. Все римские магистраты в это время не имели такого количества атрибутов власти, которое могли бы нести перед Ганнибалом и которые были взяты у павших в бою военачальников».

Встревоженный сенат объявил четырехдневные игры на арене цирка, чтобы умилостивить богов, одновременно устроив пиршество в честь Юпитера в его Капитолийском храме.

Если сенат пребывал в тревоге, то Сципион, вероятно, был ошеломлен. Он ожидал (и готовился к этому) прибытия Ганнибала в Африку. Однако он не мог предвидеть, что «чудодей Канн» ускользнет от римских армий и проложит себе путь сквозь блокаду флотилии «со своей невредимой армией». Равно как не мог он предвидеть и того, что другая многоопытная карфагенская армия будет молниеносно переброшена с берегов реки По на берега Баграды.

Той осенью на завоеванных позициях Сципиона Утика продолжала проявлять свое неповиновение. Ему не удалось также занять Бизерту (тогдашний Гиппон Диарит) на западном берегу залива. Он продолжал зависеть от снабжавшего его порта Кастра Корнелия. Неприступный Карфаген мобилизовал все свои ресурсы. Лелий, правая рука Сципиона, оставался в Риме после того, как доставил туда Сифакса. Несговорчивый Масинисса находился на западе, пытаясь во что бы то ни стало пополнить ряды конницы и заполучить для себя все массилийские земли.

Казалось, что все или почти все напророченное покойным Фабием зло в Африке начинает сбываться. Сможет или захочет ли Масинисса присоединиться к Сципиону вовремя? Сможет ли достаточное количество вооруженных людей, которые были освобождены в Италии, быть переправлено на кораблях на юг, в Африку, чтобы компенсировать прибытие Ганнибала? Будут ли эти силы отправлены своевременно?

Прежде чем что-то могло произойти, наступила зима, положив конец главному транспортному сообщению по морю. Как и в Кастра Корнелии годом раньше, Сципион оказался в изоляции на краю Африканского побережья с той разницей, что теперь на этом краю вместе с ним находился Ганнибал.

При столкновении с этим кризисом Публий Корнелий Сципион перестал быть просто блестящим региональным командующим Рима и стал одним из выдающихся людей истории. За свои действия он поплатился политической карьерой, к которой так стремился, и навлек на себя зависть и ненависть человека по имени Катон. Оказавшись одновременно перед лицом огромных возможностей и большой опасности, Сципион больше не думал об этом.