Вчера ночью, спустя несколько минут после того как наступила смерть Фостины, вы вытащили из рамы черный картон. Вы вполне резонно предполагали, что сможете провести в доме беспрепятственно несколько часов. Но вдруг вы услыхали шум двигателя автомобиля, едущего в чаще соснового бора. Опять невезение. Оказывается, Фостина пригласила к себе на уик-энд гостя, свою подругу Гизелу.

У вас не оставалось времени, чтобы заменить перегоревшие лампочки. Вам пришлось спешно ретироваться по направлению к лесу, и вы оставили открытой настежь дверь и горящую в холле лампу, то есть в таком виде, в каком все оставила Фостина. Вы попытались незаметно пробраться через чащу, но ночь, как на грех, выдалась темной, с дождем, и вы, спотыкаясь, с трудом вышли на дорогу, где Гизела чуть было вас не сбила своей машиной. Когда произошло короткое замыкание и фары погасли, вы спокойно скрылись на своих бесшумных подметках из искусственного каучука. На покрытых скользкой ледовой корочкой слежавшихся сосновых иголках следы не остаются, и дождь к тому же смыл все отпечатки ваших ног на дороге еще до того, как Гизела вышла из автомобиля и включила фонарик.

— Превосходный сюжет для детективной истории, больше ничего, — рассмеялся Вайнинг. — У вас нет никаких доказательств.

— Вы считаете, что нет? Но все же я располагаю кое-какими деталями.

— Например?

— Каждый человек обладает своим специфическим запахом, — одежда, лосьон для бритья и т. д. Миссис Лайтфут — единственная надежная свидетельница появления двойника, которая оказалась рядом с ним в Бреретоне. Она утверждает, что от него не исходило никакого запаха. Что же это означает? Говорит ли это о том, что призрак был бесплотным? Или же о том, что при определенных условиях запах тела одного человека совершенно не воспринимается другим? Да, такое условие существует: это случается тогда, когда их тела пахнут одинаково. Две женщины, пользующиеся одними и теми же духами, не чувствуют их запаха друг у друга. Некурящий человек, целуя другого, сразу же почувствует запах никотина, но два курящих, целуя друг друга, ничего не заметят. Они готовы поклясться, что у них — абсолютно чистое дыхание. Миссис Лайтфут пользуется лимонной вербеной. Так как двойник, по ее словам, не издавал никакого запаха, то им должен оказаться тот, кто тоже пользуется лимонной вербеной, тот, в кого настолько глубоко въелась эта привычка, что он забыл уничтожить этот запах, когда олицетворял собой Фостину. Вероятно, это был мужчина, так как миссис Лайтфут пользуется только мужским лосьоном. Но уж никак не Фостина, которая, как известно, не пользовалась ничем, кроме лаванды.

Такие наблюдения значительно облегчили мои усилия, направленные на поиски двойника. Им должен был оказаться человек, настолько похожий на Фостину, что может запросто сойти за нее при слабом освещении и на определенном расстоянии, человек, который обычно пользуется лимонной вербеной, человек, связанный как с Мейдстоуном, так и Бреретоном, человек, у которого есть мотивы для причинения ущерба Фостине или ее физического устранения.

Когда вчера вечером я вошел в свою библиотеку, то почувствовал слабый запах лимонной вербены, но никак не мог определить, от кого из трех посетителей он исходил, — от Чейза, от его бывшей супруги или же от вас. Только когда вы стояли под аркой, я уловил этот тонкий запах снова, и понял, что он исходит от вас.

Вайнинг хранил полное безразличие, словно находился под наркозом: «Аккуратно. Просто. Вполне вероятно». Потом он заговорил со свойственным интеллигенту энтузиазмом:

— Но, к сожалению, все это — неправда. Я имею в виду все ваши рассуждения с начала до конца. Само собой разумеется, я пользуюсь лосьоном вербены после бритья… Я рассказал вам всю правду о себе и о Фостине. Можете мне не верить, это ваше дело. Но я знаю, что это правда, и она остается таковой, независимо от того, верите вы мне или не верите. И даже если вам нравятся собственные догадки, их все же нужно сначала доказать. Вся эта ваша версия с вербеной шита белыми нитками…

Он встал и начал нервно ходить по комнате, заложив руки в карманы, поглядывая на стеклянную дверь и люстру над головой, словно турист, испытывающий вежливое любопытство к тому месту, на котором когда-то вершилась история. Он, помедлив, остановился и улыбнулся своей глуповато-дерзкой улыбкой.

— Я всегда утверждал, что убийца, рассчитывающий на успех, хорошо должен изучить законы. Это его единственный шанс.

— Что вы имеете в виду?

— Но вы-то знаете. Во всяком случае, должны знать. В противном случае мы с вами находились бы в полицейском участке, а не вели столь приятный разговор наедине, завершая эту захватывающую детективную историю. Даже если все сказанное здесь вами правда — чего, конечно, я не признаю, — то все равно я не могу быть убийцей.

— Почему же?

— Вы уверены, что я не отвечу на этот вопрос? Но, представьте себе, отвечу! Если даже я убил Фостину так, как вы себе это представляете, то должен быть крайне признательным тому году, когда я изучал юриспруденцию, перед тем как принять окончательное решение и заняться ценными бумагами. Вы прекрасно знаете, доктор Уиллинг, что доказать факт совершения преднамеренного или даже непреднамеренного убийства практически невозможно, если смерть наступает в результате сильного испуга. Особенно, если у пострадавшей слабое сердце. Каким образом вы сможете доказать в суде, что именно мои действия вызвали у нее сердечный приступ? Он ведь может произойти в силу тысячи как внутренних, так и внешних причин. В ходе судебного или медицинского расследования можно доказать, что какой-то физический фактор — пулевая, ножевая рана, удар, яд — может привести к фатальному исходу, но кто способен доказать, что психический фактор вызвал сердечный приступ, причем сделать это так, чтобы исключить все возможные сомнения? Но именно это предстоит вам доказать, чтобы добиться обвинения как в преднамеренном, так и непреднамеренном убийстве. Окружные прокуроры обычно не берутся за дела, которые не могут выиграть. В любом гражданском иске требуется лишь определенное число доказательств, чтобы выиграть дело, но в таких случаях, как этот, — смерть, наступившая в результате психического потрясения или шока, — ничего доказать невозможно. В результате вам придется ограничиться гражданским иском с требованием возместить ущерб, причиненный семье жертвы. Но, увы, у бедной Фостины не было семьи, она была незаконнорожденным ребенком.

Базил встал.

— Вы забываете об одном: Алиса Айтчисон не была напугана до смерти. Бет Чейз видела, как кто-то, похожий внешним обликом на Фостину, носивший ее одежды, столкнул ее с лестницы. Можно легко доказать, что вы носили одежду Фостины. Можно доказать также, что Фостина, оставаясь незаконнорожденным ребенком, была вашей кровной родственницей, и что из всех людей в Бреретоне только вы внешне напоминали ее, и следовательно, только вас можно было принять за нее в той одежде, в которой она обычно там появлялась. Можно доказать, что у вас с Алисой произошла ссора. Не важно, по какой причине. Вы, Вайнинг, обвиняетесь в смерти Алисы, и я вынужден взять вас под стражу.

Впервые Вайнинг по-настоящему удивил Базила. Он тихо ответил:

— Как вам будет угодно. Мне лично наплевать.

— Почему же?

— Предположим, меня оправдают. А что же, всю жизнь мне придется прожить с этим…

— Чувством вины?

— Нет, не так все просто. Попробуйте только предположить ради более убедительной аргументации в споре, что все рассказанное вам здесь мной — правда, что в результате произойдет?

Его таинственные блеклые глаза всматривались через не закрытое ставней окно в щедрый блеск звезд, высыпавших на небе с одного края до другого.

— Я знаю, что я невиновен. Я знаю, я не занимался всеми этими фокусами, которые вы мне приписываете. Я — единственный человек, который знает… Я единственный человек, которому придется отвечать на довольно неприятные вопросы. И мне придется бороться со всеми в одиночку. Что же произошло в Мейдстоуне и Бреретоне? И что увидела Фостина, когда вчера ночью она вошла в эту гостиную и… умерла от шока?