Однако стоило Камилле задремать, как во сне ей снова явился Щелкун. На этот раз он был барабаном из оркестра. Вместо палочек по нему лупили мечами, извлекая при этом звуки скрипки. Потом он гнался за ней, и она все никак не могла от него убежать. Железные челюсти ужасающе щелкали прямо у нее за спиной, в шею било его горячее дыхание. Она старалась изо всех сил, но ноги ее были словно ватные. Потом перед ней появился Ральф и обнял ее со словами: «Все хорошо… Я тебя спасу…» Она было обрадовалась, но тут поняла, что Ральф не дает ей повернуть голову. «Только не надо смотреть на Эрни, — замогильным голосом проговорил он. — Это не слишком приятное зрелище…» Но тут Эрни вскочил на дольмен и изо всех сил закричал: «Камень взял его кровь!» После этого разом зазвонили все колокольчики из танца, сливаясь в звонок будильника, и Камилла проснулась.

Проснувшись, она вспомнила, как Ральф на самом деле подошел к ним с Трикси и велел девушкам немедленно садиться в машину. Это было уже после того, как с Эрни случился обморок, а леди Алиса обратилась к зрителям с речью. Хозяин гостиницы Плоуман подошел к самому дольмену, но доктор Оттерли и офицер полиции Кэри приказали ему ехать домой. По дороге в гостиницу он рассказал девушкам, что видел там. Он был страшно взволнован и гордился тем, что ему удалось заглянуть за плиту. Ночью Камилле приснилось также, что он заставил ее сделать то же самое.

Теперь она сидела у камина и пыталась привести в порядок мысли. Это ее дед погиб вчера — погиб страшно и нелепо, — и это с ее дядей случился вчера припадок. Да и она сама, можно сказать, замешана во всем этом. У нее было такое чувство, что ее привезли на необитаемый остров и бросили там одну. Впервые после случившегося к глазам ее подступили слезы.

Тут дверь распахнулась, и Камилла невольно прикрыла рот рукой.

— Ральф! — вскрикнула она.

Стремительно подойдя к ней, он пододвинул стул, сел напротив и взял ее руки в свои.

— Ты ведь сейчас нуждаешься во мне, Камилла, — сказал он. — Правда же?

У Ральфа были большие ладони — как морские раковины. Когда он накрыл ими руки Камиллы, те забились в них, словно птички в клетках.

Камилла взглянула на его худое лицо, черные глаза, черные волосы и слегка оттопыренные уши, которые, конечно, тут же покраснели. «До чего же я все-таки люблю его», — подумала девушка, а вслух произнесла:

— О, привет. А мне показалось, что мы уговорились больше не встречаться. Это было в то воскресенье.

— Что было, то было, — отпарировал он.

— Ты же обещал своему отцу.

— Я сказал ему, что я человек свободный. К тому же обстоятельства требуют…

— Ральф, — упрекнула Камилла молодого человека, — не очень-то красиво использовать убийство для своей выгоды.

— Как ты можешь такое говорить!

— Ну ладно тебе. Я же не говорю, что не рада тебя видеть. И вообще…

— Послушай, — перебил он, — я хочу кое-что у тебя спросить. Это очень важно. Скажи мне, Камилла, две вещи. Первое. Скажи, ты ужасно расстроилась из-за вчерашней ночи? Конечно, я понимаю… Но ведь не настолько же ты расстроилась, чтобы больше и слушать ни о чем не хотела? В общем… Боже, Камилла, я прямо не знаю, как сказать… Мне так хочется поцеловать тебя… Дело в том, что… я тебя ужасно люблю…

— Да? Но… не надо сейчас об этом. А насчет твоего вопроса… если честно, я даже не знаю, как мне воспринимать смерть дедушки. Это же глубоко личное… Десять дней назад я еще толком его не знала. Но со дня своего приезда мы так много встречались и общались, что даже — ты не поверишь — сумели друг с другом поладить.

— Да, конечно… — слегка дрогнувшим голосом отозвался Ральф. — Тебе это удалось… — добавил он с таким видом, будто сожалел об этом.

Камилла сосредоточенно нахмурилась и, сама того не замечая, переплела свои пальцы с пальцами Ральфа.

— Конечно, — сказала она, — я понимаю. Для тебя он просто неотесанный деревенщина. Местный лицедей. Забавный старикан. Что еще про него сказать? Что он не в ладах с водой и мылом… Одна моя половина примерно так к нему и относится — та, которая Кэмпион. Прямо скажем, не фонтан старичок. Но другая половина узнает в нем свою мать.

— Ну конечно, — вздохнул он. — Я понимаю.

— Понимаешь? Да разве ты сможешь это понять, милый мой Ральф! Ты же целиком из одного мира: наполовину Мардиан, наполовину Стейне. А я помесь.

— Да ты настоящая снобка — только наоборот, — попытался пошутить он, но девушка не обратила на его слова никакого внимания.

— Но вот что до душевных переживаний, подлинной скорби, — продолжала она, — так этого нет. Вернее, есть, но не совсем то. Понимаешь, я не чувствую, что моя душа сопереживает. Как будто я до конца не верю во все, что произошло. Слишком уж похоже на кошмарный сон. Какой-нибудь там Вебстер[13] или Марло,[14] только еще ужаснее. Прямо подумать страшно.

— Так ты знаешь, что случилось?.. То есть ты все знаешь?

Она кивнула в сторону хозяина гостиницы.

— Он сам видел. Он нам и рассказал — мне и Трикси. — Камилла почувствовала, как напряглись его руки — будто он хотел убрать их, но по том передумал. — Все-все рассказал! Это просто чудовищно… Омерзительно, гадко… И весь этот его наряд… Как это все ужасно…

— Разве он мог знать заранее…

— Откуда ты знаешь — может, и мог.

— Доктор говорит, что нет.

— Какая ужасная смерть! И ведь это — страшно сказать — преступление.

— Да, — сказал Ральф, — а что же еще.

Камилла с тревогой заглянула ему в глаза.

— Сыновья! — воскликнула она. — Нет, они не могли. Ни один из них. Ведь правда же, не могли? — Ральф ничего не ответил, и она со слезами продолжала: — Я знаю, знаю, что ты думаешь. Ты думаешь, что это Эрни, да? Ты сразу вспомнил, что я рассказывала тебе тогда — про его собаку? И что ты мне говорил про его меч. Вспомнил, скажи, вспомнил?

— Ну вспомнил, ну и что… — признал Ральф. — Успокойся, Камилла, дорогая. Подожди. Ну, допустим даже, он это сделал. Конечно это ужасно, но для Эрни это означает только несколько лет в психиатрической лечебнице для уголовников. Жизнь там, разумеется, не сахар, но ведь могло бы быть и хуже. Не обижайся, дорогая, только совершенно очевидно, что у него, скажем так, не все дома.

— Боюсь, что это и в самом деле так, — согласилась Камилла, разом побледнев. — Но сотворить такое!

— Послушай, — сказал молодой человек, — можно, я задам тебе второй вопрос? Пожалуйста, ответь мне…

— Я уже догадываюсь…

— Ну хорошо. Только подожди. Вот я тебе сказал, что люблю тебя. Ты сказала, что не уверена в своих чувствах, хочешь побыть одна и все обдумать. Ладно. Я отнесся к твоему решению уважительно и честно не встречался с тобой — если не считать воскресенья, — ну, ты помнишь.

— Да, конечно, мы же договорились, не так ли?

— Но ты же вроде бы еще тогда все поняла. Эх, я-то думал, что все складывается по-моему… А ты опять за свое. Какая-то допотопная чушь! Видите ли, из-за того что ты — как ты выражаешься — помесь, мы не можем пожениться. А может быть, ты за этим сюда и приехала — чтобы повидаться с материной родней и окончательно утвердиться в своей дурацкой идее?

— Ну да, — кивнула Камилла. — Так оно и есть.

— Черт возьми, да любишь ты меня или нет?!

— Да! Люблю! — нисколько не задумываясь ответила Камилла. — Так что лучше помолчи.

— Нет, я умру! Камилла, да ты просто… гений! Боже, как я счастлив, что ты меня любишь! Нет, я сойду с ума! Я этого не вынесу… — Ральф даже слегка побледнел от переполнившего его восторга.

— Однако вернемся к нашему разговору, — охладила его девушка. — Что скажет твоя прабабка? Что станет думать твой отец? Посмотри мне в глаза, Ральф, и скажи — не кажется ли тебе, что они будут против?

— Если я посмотрю тебе в глаза, Камилла, мне придется тебя поцеловать.