От этих воспоминаний на ее лице появилась благодарная улыбка, и доктор чуть сильнее и дольше сжал ее руку.

— Счастливчик же ты, Лицедей, — сказал доктор Оттерли. — Вон внучка на праздники приехала. С внучкой небось и зима летом покажется. Эх, ко мне бы сейчас кто приехал… Вы останетесь на Рождество, мисс Камилла?

— На зимнее солнцестояние точно останусь, — сказала она. — Хочу посмотреть Скрещенные Мечи.

— А! Так вы все знаете!

— Мама мне рассказывала.

— Поди ж ты! Не думал, что в наше время люди находят время для ритуальных танцев. Сейчас же все такие тонкие, уж такие утонченные… Розы-мимозы… Па-де-де… Или нет?

— Конечно нет! Было бы несправедливо так говорить, — возразила Камилла. — А у меня вообще случай особый — я же учусь в театральном институте.

— Неужели? — Доктор Оттерли бросил взгляд в сторону Андерсенов, но те были увлечены беседой с Саймоном Беггом. — И что же говорит на это Лицедей? — подмигнул он Камилле.

— Рвет и мечет.

— Хм! Как же вы поступите? Пойдете ему наперекор?

— Если честно, я и не думала, что еще остались люди, которые так относятся к театру. Он набросился на меня как леопард, — пожаловалась девушка. — Просто ужастики!

— Как вы сказали — ужастики? — переспросил доктор Оттерли. — Интересное выражение! Это у вас что, теперь такой жаргон? А вы-то что ему ответили?

— Конечно я могла бы невзначай заметить ему, — хмыкнула Камилла, — что сам-то он играет главную роль в каком-то языческом ритуале — по всей видимости, напичканном всякими неприличностями… Но не стала.

— И правильно сделали, — сухо сказал доктор Оттерли. — На вашем месте я бы тоже не стал. На самом деле он и впрямь поступает глупо — хотя бы потому, что в его возрасте это просто вредно, и я ему об этом уже говорил. Мало ему того, что работает на износ… Посадит себе мотор. А ему хоть кол на голове теши. Ну да бог с ним, расскажите мне лучше о ваших планах. Какие бы роли вам хотелось сыграть? А?

— Ну конечно Шекспира. Это верх мечтаний.

— Интересно, интересно. Надеюсь, не саму грозную леди Макбет. А вот, скажем, Виола бы подошла — или Корделия?

— Корделия? — с сомнением отозвалась Камилла, которой и в голову не приходило думать о Корделии.

Некоторое время доктор Оттерли смотрел на нее, явно любуясь, а затем придвинулся с заговорщицким видом.

— Хотите, я вам что-то скажу? По крайней мере, меня это крайне забавляет. Мне кажется, я сделал замечательное открытие — воистину замечательное! Ни за что не догадаетесь о ком… О короле Лире. А, каково! — с безумным весельем Белого Рыцаря воскликнул старик. — Что вы на это скажете?

— Открытие?

— Да-да — о короле Лире. И сделал его я, должен вам заметить, когда играл все эти долгие годы — без малого тридцать лет — на скрипке для сопровождения танца Пятерых Сыновей.

— Серьезно?

— Серьезнее некуда. Хотите знать, что это за открытие?

— Конечно хочу.

— Так вот, вкратце история такова: наш танец Пятерых Сыновей это не что иное, как одна из вариаций на старую тему — тему братства. Король Лесов, Лесной смотритель, Шут, Старик-отец, гонимый собственным младшим сыном… Та же самая тема — разумеется, более красиво и глубоко — выведена в «Короле Лире». Вы хорошо знаете пьесу? — строго спросил доктор.

— Думаю, достаточно хорошо.

— Прекрасно. Воскресите ее в памяти после просмотра танца Пятерых Сыновей, и если я окажусь прав, то вам придется с уважением отнестись к участию вашего деда в этом действе. Ведь тогда выходит, что среда Скрещенных Мечей — это обряд, представляющий оригинальную версию «Короля Лира». Так-то, детка.

Доктор Оттерли улыбнулся, похлопал Камиллу по руке, а затем повернулся к присутствующим:

— Если вы хотите попробовать свои силы, то надо делать это сейчас. Лично у меня в распоряжении есть только полчаса. Мэри Йеовилль рожает.

— А где мистер Ральф? — спросил Дэн.

— Он позвонил и сказал, что запоздает. Ничего страшного. Бетти может заменить кто угодно. Моя скрипка в машине.

— Ну что ж, пойдемте, парни, — рокотнул старик Вильям. — Пора на конюшню. — Он повернулся и уже было подхватил связку мешков, как вдруг вспомнил о внучке. — Если сильно не загордишься, — сверкнул он на нее глазами, — приходи завтра в Кузнецову Рощу, потолкуем.

— С удовольствием. Спасибо, дедушка. Удачной вам репетиции.

— А это еще что за заморское словцо? Надо будет выучить…

— Ничего интересного. А можно мне посмотреть?

— А вот это нельзя. Говорю тебе — мужские это дела, нечего там женщинам делать.

— Ужасно, — ухмыльнулся Бегг, — не правда ли, мисс Кэмпион? Думаю, ради такого случая надо бы сделать исключение… А?

— Нет! Не надо! — не согласилась Камилла. — Я пошутила. Все хорошо, дедушка. Простите. Не хотела вам мешать.

— И не вздумай знаться с этой старой квашней!

— Конечно, конечно, обещаю. Доброй всем ночи.

— Доброй ночи… Корделия, — поклонился доктор Оттерли.

Когда дверь за ними закрылась, Камилла пожелала Плоуманам доброй ночи и поднялась к себе в комнату. Том Плоуман вышел вслед за ней и отправился на кухню.

Трикси, оставшись одна, решила прибраться в гостиной бара. Под столом она обнаружила пустой конверт, который Камилла, в спешке распечатывая письмо, уронила на пол.

Поднимая, она невольно прочитала надпись. Какое-то время девушка молча смотрела на него. При этом она высунула кончик языка, как будто про себя подумала: «Ну и дела…» Хихикнув, Трикси скомкала конверт и бросила его в огонь. Услышав, как в пивной хлопнула входная дверь, она вернулась за стойку и увидела Ральфа Стейне, который смотрел на нее с самым несчастным видом.

— Трикси…

— Если я верно поняла, — перебила его девушка, — ты опять порядком втрескался.

— Послушай, Трикси…

— Лучше уходи, — сказала она.

— Ну ладно. Извини.

Он повернулся к выходу, но был остановлен ее насмешливым голосом:

— Что ж, если у вас все получится, она хоть выйдет за порядочного…

В заброшенной конюшне за гостиницей скрипка доктора Оттерли выводила старую как мир английскую мелодию. На первый взгляд простая и незатейливая, она так завораживала чередой повторов и бодрым ритмом, что, слушая ее, невольно хотелось пуститься в пляс.

Сейчас под нее танцевали пятеро. И не просто прыгали как кому вздумается, а вели определенную игру. Для одного танца они прицепили к мускулистым ногам колокольчики и сопровождали музыку звоном, стараясь, чтобы их шаги и прыжки попадали в такт. Для другого они взяли в руки мечи и встали с ними в кольцо, чтобы, как подобает сыновьям кузнеца, соединиться между собой сталью. Затем братья подставляли друг другу мечи и перескакивали через них. При этом они так старательно топали, что с пола поднимались клубы пыли. Лица их выражали сосредоточенное внимание: Дэн, Энди, Нэт, Крис и Эрни.

Вокруг них двигался в танце сам Лицедей, Вильям Андерсен. На голове вместо шапки у него была кроличья шкурка — целиком, с мордочкой и ушами. В руке он держал традиционный шутовской жезл. В его танце не было живости, как в пляске сыновей, но чувствовалась какая-то самоотрешенность. Кроме того, танцуя, он делал какие-то странные, не похожие на театральные жесты — значение их было понятно лишь ему самому. Временами он начинал ругаться на молодых Андерсенов, а иногда даже останавливал ради этого музыку.

Независимо от Лицедея вокруг танцующих братьев топтался железный Конек Щелкун, внутри которого сидел летчик-командир Бегг. Щелкуна сделали в Кузнецовой Роще, но сколько именно столетий назад, никто не знал. Его железная голова, больше похожая на птичью, была раскрашена наподобие маски злого колдуна. Тело выглядело как большой барабан, поставленный боком и накрытый сверху холстиной. Сзади торчал редкий хвост из настоящего конского волоса. Щелкун зловеще щелкал железными челюстями и исполнял свой собственный замысловатый танец.

Вошел Ральф Стейне и принялся отряхивать шляпу и пальто от снега. Постояв немного, он направился в угол конюшни и вскоре показался одетый в длинную пышную юбку, похожую на невероятно широкий кринолин.