Этот дядя добрый. У него с собой были шарики, Белла мне немного отсыпала, а потом он рассказывал сказки и всякие смешные истории. Мы ели блинчики. А потом он вместе со мной купался, он плескался, как рыба, и выплевывал маленькие фонтанчики, а мама смеялась. Когда мы легли спать, он сказал мне: «Мальчик мой». А я ему сказал, что он тоже мой мальчик, и тогда он засмеялся. У него волосы, как у тролля, он останется у нас и будет жить в маминой комнате, а утром приготовит нам бифштекс из леопарда — я такой никогда не пробовал. У него большие ноги, а один ноготь синий, он сказал, что уронил что-то на него и он посинел. Белла спросила, что ему на ногу упало, а он говорит: камень с души. Я потом спрашиваю у Беллы, что такое душа, а она говорит: наверно, что-то вроде подушки. У меня на подушке нарисованы Микки-Маусы, завтра утром надо спросить, что у него.

Разумеется, я не воспользовался его приглашением. Пробормотав, что у меня скоро закончится время парковки, я быстро вышел и решительно зашагал прочь: перед вами очень занятой человек, ему даже некогда обернуться.

Я поехал к себе на виллу, совершенно на взводе, забыв обо всем, я автоматически поворачивал в нужных местах, пропускал другие автомобили, собрав волю в кулак и не думая ни о чем, кроме того, что происходило в данный момент.

Вернувшись домой, я сел на кожаный диван, зажав ладони между колен. Прошло несколько часов.

Все было кончено. Все. Он вернулся, вернулся мужчина, которого она так преданно ждала. Во всяком случае, сердцем она ему не изменяла. По нему было видно, что он этого достоин, даже я это сразу понял.

Надо пересмотреть свою жизнь, черт меня побери, ведь у меня есть все, чтобы жить припеваючи! Чего мне, собственно, не хватает, кроме пары зеленых глаз, груди, похожей на уши таксы, и больших ненакрашенных губ, растянувшихся в довольной улыбке и постоянно произносящих что-нибудь неожиданное. Я любил смотреть на ее губы, особенно в те моменты, когда один уголок рта начинал ползти вверх и на щеке появлялась ямочка. Это означало, что она вот-вот начнет заливаться своим безудержным заразительным хохотом. Этим она немного напоминала Дженис Джоплин в самом конце песни «Oh Lord, won't you buy me a Mercedes Benz».[20]

Только не надо об этом думать. Не надо думать о ямочке и шершавых грубых руках с криво подстриженными ногтями и облупившимся лаком. Не надо думать о ее спутанных темных волосах, которые завивались на затылке от пота, когда мы занимались любовью. Не надо думать о ее потрепанном кожаном портфеле, который она использовала в качестве дамской сумочки и вечно не могла найти там нужное отделение. Не надо думать об узеньких светлых полосках на ее животе, не надо…

Не надо думать обо всем, о чем я постоянно думаю. Мне все напоминает о ней.

Я попытался посмотреть на вещи иначе. Что я, собственно, в ней нашел? Иногда мне казалось, что Шарлотта права, я не настоящий мороженщик, я просто живу в своем замороженном мире. Если ты родился в семье, где мать моет пакеты, чтобы использовать их еще раз, ты никогда не сможешь приспособиться к красивой жизни, в которой разъезжают на такси и швыряют кредитные карточки, не спрашивая о цене, если что-нибудь приглянулось в магазине. Вип-зоны в аэропортах и маленькие изысканные рестораны без вывесок на дверях. Женщины, которые, не моргнув глазом, покупают духи в дьюти-фри за тысячи крон, а затем, поморщившись, оставляют их в гостиничном номере.

Наверно, эта жизнь всегда казалась мне какой-то ненастоящей. Настоящей была Мариана. И останется такой навсегда.

Но ведь на свете полно других Мариан! Они ходят по магазинам и сравнивают ценники на продуктах, а потом покупают самые маленькие упаковки, которые в итоге выходят дороже. Их матрасы покрыты разводами от мочи, а бюстгальтеры растянуты и застираны, у них никогда не хватает денег на парикмахера. У них есть дети, работа и совсем нет времени, им приходится бороться за жизнь так, как мне никогда не приходилось, хотя я тоже вечно занят.

Я слышал, как Крис хвастался, что работает до трех часов ночи, но я и сам так работаю. А на следующее утро сплю до двенадцати, затем иду куда-нибудь перекусить, сладко потягиваюсь за чашечкой кофе-латте и читаю газету «Экономист». Я никогда не спал до трех ночи, потому что у ребенка отит и он плачет, а после этого не просыпался в половине седьмого, потому что другой ребенок сидит на мне верхом и хочет завтракать.

Да кругом полно настоящих девчонок, которые не зацикливаются на своей самостоятельности, как Мариана. Они не станут воспринимать мое состояние как угрозу своей независимости. Эти девчонки с удовольствием разделят мой капитал.

А их дети будут лазать по тем качелям, что я недавно купил. К тому же многие из них гораздо красивее Марианы.

Черт, противно даже подумать об этом! Все время перед глазами эта дурацкая ямочка. И пряди волос.

Несколько недель я была начеку. Я следила за ним, выискивала странности в его речи, я даже пересчитывала таблетки в его пузырьках, чтобы убедиться, что он принимает их регулярно. Но мне не к чему было придраться.

Казалось, Мике окончательно выздоровел. Наверно, лекарства помогали ему держаться, ну и ладно, пусть принимает их всю свою жизнь. Ведь диабетики и гипертоники так и делают. Надо — значит, надо.

Он не хотел говорить о том времени, когда его не было с нами, и я не пыталась выспрашивать. Я была счастлива, по крайней мере, мне так казалось. Дети от него просто не отходили, они вскарабкивались на него, как маленькие обезьянки, стоило ему только присесть. Иногда в комнате раздавались тяжелые шаркающие шаги: это шел Мике, у которого на одной ноге сидел Билли, а под мышкой висела Белла. Все трое громко смеялись.

Он сразу сказал, что хочет найти работу. И ни словом не упомянул о своем исследовании… Мы вместе пошли в секонд-хенд и купили ему красивую одежду, это съело добрую часть моей зарплаты, но я заняла у Йенни — думаю, что она в свою очередь заняла у Йонте, но мне об этом не сказала. В «Мюрорна»[21] мы отыскали для него кожаную куртку.

Наконец Мике пошел устраиваться на работу, и устроился! Он нанялся работать в «Севен-илевен»[22] неподалеку от нашего дома. Пробивал чеки в кассе. По дороге из детского сада мы заглядывали к нему и покупали какой-нибудь пустячок. Мике подмигивал детям и совал им самый лакомый кусочек, а на меня смотрел своими теплыми голубыми глазами, и я каждый раздумала, что этот лакомый кусочек действительно мой, страшно поверить! Особенно часто меня посещали такие мысли, когда девчонки, стоявшие передо мной, не сводили с него глаз, начинали разговаривать громче обычного и подолгу задерживались у кассы.

Естественно, у него был странный рабочий график, не совпадавший с моим, но я привыкла засыпать, пока его не было, это меня больше не беспокоило. Я чувствовала себя уверенно. Мике снова здоров. А по праздникам у нас случались настоящие приключения, на такие был способен один только Мике. Как-то раз он одолжил где-то лодку, и, прихватив еды, мы отправились в плавание. Дети были одеты в полосатые майки, они превратились в матросов семи морей. Мне стало немного страшно, когда Мике схватился за поручни и начал с силой раскачивать лодку, завывая наподобие ветра. Дети кричали от восторга, а может, от ужаса, я была близка к панике, но в последний момент Мике вывел корабль в тихие воды и подыскал маленькую бухту, где можно было спокойно пережить кораблекрушение. Стоило нам пришвартоваться, как дети нашли бутылку с запиской, которая лежала в камнях. Это была шуточная карта местности, в которой мы находились, а красным крестом было помечено место, где хранились сокровища. Как по мановению волшебной палочки, у Мике вдруг обнаружилась лопата, дети начали копать и конечно же нашли сундук с золотыми монетами из шоколада. Мике незаметно дирижировал этим спектаклем, одного за другим вынимая кроликов из маленькой шляпы, шоколадные монеты он стащил на работе.