Цзы-лу ответил сразу же:
— Пусть это будет государство лишь в тысячу боевых колесниц. Оно зажато со всех сторон большими государствами, их войска угрожают вторжением, а тут еще неурожай и голод. Я же, взявшись за дело, за три года вселил бы в людей мужество и научил бы их морали и справедливости.
Учитель улыбнулся.
— Ну, а ты Цю, с чего бы начал?
Тот ответил:
— Пусть это будет небольшое государство — ли в шестьдесят-семьдесят или даже в пятьдесят-шестьдесят. Если возьмусь за управление, то года за три сумею сделать народ богатым. Что же до обрядов и музыки, то здесь уж придется подождать, когда появится благородный муж.
— Ну, а ты, Чи, с чего бы начал?
Тот ответил:
— Не скажу, что я уже сейчас справился бы с таким делом. Поэтому хочется еще поучиться. Я бы желал, облачившись в парадное платье, быть младшим распорядителем при жертвоприношениях в храме предков или при приеме других правителей.
— А ты что скажешь, Дянь?
Когда замолкли звуки лютни, на которой он играл, Цзэн Си поднялся и ответил:
— А я хочу совсем не того, чего эти трое.
— Так разве это плохо! — сказал Учитель. — Ведь каждый может высказать свое желание.
И Цзэн Си сказал так:
— В конце весны, в третьем месяце, когда все ходят в весенних одеждах, взять пять-шесть юношей, из тех, что уж носят шапки для взрослых, и шесть-семь отроков, омыться с ними в водах реки И и, обсохнув на ветру у алтаря дождя, под песни возвратиться домой.
Учитель, глубоко вздохнув, сказал:
— Я хотел бы быть вместе с Дянем.
Трое учеников удалились. А Цзэн Си, оставшись последним, спросил:
— Что вы скажете об их словах?
— Каждый высказал лишь свое желание, — сказал Учитель, — только и всего.
— Почему же вы, Учитель, улыбнулись, когда его говорил Ю?
— Страной управляют с помощью ритуалов, — сказал Учитель, — в его же словах не было уступчивости. Поэтому я и улыбнулся.
— А можно ли то, о чем говорил Цю, считать управлением государством?
— Отчего же страну в шестьдесят-семьдесят ли или даже в пятьдесят-шестьдесят ли не считать государством?
— А то, о чем говорил Чи, — можно ли это считать управлением государством?
— Храм предков и приемы при дворе — разве это не дела государства? Если есть там храм предков и союзы с князьями — значит, есть и свой князь. И если уж такой человек, как Чи, будет там лишь младшим распорядителем — то кто же тогда способен быть старшим?!
XV, 38
Учитель сказал:
— Когда ты на службе у правителя, думай прежде о своем деле, а потом уже о своем жалованье.
XIV, 22
Цзы Лу спросил о том, как служить государю. Учитель ответил:
— Не обманывай и увещевай его.
XIII, 3
Цзы Лу спросил:
— Правитель царства Вэй Чу-гун хочет пригласить Вас к участию в управлении его царством. С чего Вы начнете?
Учитель ответил:
— Прежде всего стоит упорядочить названия.
Цзы Лу спросил:
— Неужто Вы столь настойчивы в этой мысли?! Неужели непременно нужно упорядочение?
Учитель ответил:
— До чего же ты необразован! А вот благородный муж осторожно относится к тому, чего не понимает. Если названия не соответствуют своей сущности, то и слова противоречат действительному положению вещей. Если слова противоречат истинному положению вещей, то и дела не будут исполняться. А когда дела не исполняются, то Правила и музыка оказываются недейственными. Если Правила и му—зыка недейственны, то наказания не будут справедливы. А когда наказания не справедливы, то народ не знает, как с пользой распорядиться силой своих рук и ног. Поэтому благородный муж, вводя названия, должен произносить их правильно, а то, что произносит, непре—менно осуществлять. В словах благородного мужа не должно быть даже крупицы неточности.
«Упорядочивание названий» или «исправление имен» (чжэн мин) — одна из основных концепций в проповеди Конфуция. Речь идет о том, что в Поднебесной нарушилось соответствие между сущностью предмета или человека и его обозначением (названием). Поэтому те, кто называются, например, «добропорядочными чиновниками», не могут достойно выполнять свои функции, дети не соблюдают сыновнюю почтительность и т. д. Соответственно, надо вернуться к уложениям древности и сопоставить сущность с его названием.
XVII, 5
Гуншань Фужао обосновался в округе Би, чтобы выступить против правите—ля. Он призвал Учителя, и тот согласился приехать к нему.
Цзы Лу был очень недоволен. Он сказал:
— Если некуда поступать на службу, то не стоит и выезжать. Зачем же не—пременно ехать к Гуншань Фужао?
Учитель ответил:
— Этот человек призвал меня к себе. Неужто он обратился бы ко мне без надобности? Если кто-то обратился ко мне за помощью, то я смогу возродить там порядки Восточного Чжоу.
Гуншань Фужао вначале служил аристо—кратическому клану Цзи, а потом вместе с Ян Хо выступил против хозяина.
Непонятая миссия Учителя
Он не переносит, когда его воспринимают неправильно, не по статусу посвященного мудреца. Он готов сразу же покинуть царство, если его принимают просто за советчика, которые в большом числе странствовали в ту пору от царства к царству в поисках должности. Как-то Лин-гун из царства Вэй спросил Конфуция о тонкостях управления войсками. Кун-цзы резко отвечает: «Я наслышан о делах, связанных с жертвенной утварью (т. е. с исполнением ритуалов — А.?М.), что же касается построения войск, то я это не изучал» (XV, 1). На следующий день Конфуций покидает царство Вэй. Вероятно, он считает, что не о чем говорить с человеком, который принимает его — мудреца и посвященного наставника — за некоего мелкого военного стратега без армии. Вопрос задан не о том и не тому. Посвященный мудрец может поведать о тонкостях общения с миром духов предков, он может восстановить связь с миром прошлых поколений, а у него вопрошают о вполне земных делах управления войсками. Как-то он сам дает ученикам совет: «Не дружи с тем, кто тебе не ровня» (III, 8).
В свой зрелый период жизни он абсолютно уверен, что является избранным и посвященным. Именно это придает ему уверенности в своей неуязвимости — ведь он находится под защитой могучих сил, именно тех духов, с которыми он постоянно общается. Но своих учеников, как еще «не готовых» предостерегает о такого прямого общения и советует «к духам бликом не приближаться», то есть не вступать в прямые контакты, ограничиваясь лишь церемониалами и достойным поведением. Как-то в своих странствиях в местечке Куан его принимают за другого — обидчика местных жителей некого Янь Хо (кстати, это говорит о том, что Учитель был мало известен при жизни). Почти пять дней они проводят в настоящей осаде, очевидно, что Конфуция в очередной раз хотят убить — при этом, по ошибке. Но он абсолютно уверен, что его, как носителя мистической традиции, смерть не тронет. Конфуций же невозмутим и обращается к ученикам: «После смерти великого правителя династии Чжоу Вэнь-вана я стал тем, кто несет в себе вэнь (т. е. культуру — А.?М.). Если бы Небо действительно хотело уничтожить вэнь, то оно не наделило бы ею меня. А коль само Небо не уничтожило ее, стоит ли бояться каких-то куанцев?» (IX, 5).
Примечательно, что здесь вэнь (обычно в осовремененном смысле переводимое как «культура» или «Письмена Неба») выступает синонимом мистической посвященности. В этом и заключалась передача традиции от посвященного к посвященному — в овладении особым комплексом знаний и состояний, который и именовался вэнь. И самое главное — эта «культура-вэнь» представляет собой связь с посвященными мудрецами и правителями прошлого, откуда Конфуций и черпает свою мудрость и силы. Его ученики замечали, что их наставник был «абсолютно лишен самовозвеличивания» (IX, 5), что наверняка соответствовало действительности. Но вместе с этим Конфуций очень отчетливо осознавал свою миссию и свою посвященность. Он уверен, что его «знает лишь Небо», а этого вполне достаточно для посвященного.