— Тебя зовут Глым? — сварливо поинтересовался он, открывая папочку с моим именем.

— А тебя? — я решил, что просто так не дамся.

— Меня? Колоб Окк. Но ты должен звать меня господин Колоб. Или господин Окк.

— Так ты тот самый колобок, что ли? — я захихикал. — А как пишется — с большой буквы или маленькой?

За спиной начавшего уже багроветь круглика раздался непристойный звук. Я выгнул шею. Кащей вытащил платок и вовсю делал вид, что чихнул, хотя я мог поклясться, что мой костлявый друг попросту хихикнул.

— Колоб — и точка! И никаких Колобков! — прорычал круглый тип.

— Тогда и меня будьте любезны звать Глыментий, — я скрестил руки на груди и постарался придать себе сходство с нашим уездным предводителем дворянства Дворобьяниновым.

— Вот тебе Глыментий! — и Колобок показал мне отменный кукиш.

— Тогда вот тебе Колоб! — я не остался в долгу и показал ему аж два кукиша.

— Так и быть. Колобок.

— Так и быть. Глым.

Мы пожали друг другу руки к видимому неудовольствию Кащея, которому не удалось так быстро найти со мной общий язык.

Как оказалось, это было еще не все. Колобок, прищурившись, тут же принялся атаковать меня вопросами: где родился, когда женился, когда первый раз украл книжку в магазине и что, черт побери, я имел в виду, когда, увольняясь с работы, написал на столе шефа маркером: "Тыква, свинья, хочет вина!".

— Шефа моего звали Тыквер, а уволился я в ответ на его замечание — мол, нельзя пить вино в рабочее время!

— Знаете, по крайнему моему разумению, ваш шеф в чем-то безоговорочно прав, — вставил в наш диалог Кащей, доедая яблоко (ага!).

— Так вино я пил в его честь, он как раз получил высшую категорию, вот и решил отметить, — смущенно сказал я.

— Вы бы объяснили, — пожал плечами Кащей.

— Ему объяснишь, — хмуро сказал я. — Я же неделю отмечал.

— Ха! — прокомментировал ситуацию с увольнением Колобок. — А теперь кое-что проверим.

Он полез в карман (оказалось, что на его микроскопическом тельце сидит костюм с множеством карманов) и извлек из него маленькую ложечку, подобную той, что обычно суют в рот врачи, говоря: "Скажите "А". Я отнюдь не хотел говорить "А" и крепко сжал губы. Однако этот коржик неожиданно повел себя более чем неадекватно.

Вслед за ложечкой из кармана появилась баночка йогурта. Вишневого. Моего любимого. Колобок обнял баночку, сорвал фольгу, погрузил в красноватую густоту ложечку и…

И оказалось, что я не ел уже тысячу лет! Желудок требовательно забормотал, жалуясь на голодную жизнь, и я тут же разработал план — а я горжусь тем, что умею мгновенно разрабатывать планы, причем неважно чего: ограбления, мести шефу или же похищения йогурта. Итак: выхватить баночку и ложечку, проглотить йогурт, баночкой — в Колобка, ложечкой — в Кащея, а там видно будет. Главное — успеть первым.

Не тут-то было! Не успел я протянуть руки к вожделенной баночке с ложечкой, как невидимые цепи опутали мое тело и накрепко примотали к кровати, да так, что я не смог ни охнуть, ни вздохнуть. Колобок же и бровью не повел. Он продолжал поглощать вкусняшку, а мне оставалось только выть в бессильной ярости и время от времени отворачиваться, чтобы не мочить слюнями подушку — неизвестно, сколько мне еще на ней спать.

— Не вините Колобка, — успокаивающе произнес Кащей. — Просто у этого, гм, мыслящего продукта начисто отсутствует такое качество, как совесть. Поверьте, он от этого очень страдает, переживает. От депрессии и жрет.

— Во-во, — мерзкий Колобок закивал, скребя ложечкой по днищу баночки (его я убью первым, пообещал я себе). — С удовольствием бы поделился, чесслово. Но не в силах я. Заколдован.

— Так помоги ему! — попросил я Кащея. — У тебя же палочка есть.

— Палочка, — Колобок шмыгнул носом, — и у меня есть. Только толку от нее… Тут посильнее чародейство нужно.

— Поэтому вы меня сюда и притащили? — догадался я. — Этот заплесневелый батон расколдовывать?

— Отчасти, — заметил Кащей. — Но мне приятно, что вы начали понемногу входить в курс дела.

— Вот им вот, — показал я на Колобка, усердно вылизывающего ложечку, — займусь в последнюю очередь.

— Почему это? — вскинулся господин Колоб.

— А ты мне не нравишься, — с вызовом ответил я.

Колобок ничего не сказал, просто слез со стула и печально поплелся к двери. Когда его непропорциональная фигура скрылась, Кащей уселся на освободившийся предмет мебели и, нахмурившись, сказал:

— Напрасно вы так, Глым Харитоныч. Он ведь правда ничего с собой сделать не в состоянии.

— И помочь ему могу только я? — саркастически осведомился я.

— И помочь ему можете только вы, — сказал Кащей без малейших признаков сарказма.

— Если так, тогда хорошо, — я кивнул. — Если не убью в первую очередь, то помогу. Но в самую последнюю. Чтоб знал.

— Как угодно, — мне показалось, что в глазницах Кащея мелькнули искорки смеха. — В любом случае спасибо за согласие сотрудничать.

— Не за что, — отмахнулся я, — тем более что я все равно ничего не обещал.

— Формальности потом, главное, что обещание было дано. Одного слова "хорошо" вполне достаточно.

— Так нас подслушивали? Какая низость!

— Как угодно, — вновь склонил голову Кащей. — Но мы достаточно на сегодня пообщались. Желаете приступить к трапезе?

— Хо-хо! — я потер руки. — А если я скажу "Не желаю?"

— Как уго…

— СТОП! Что есть в печи — на стол мечи!

Когда я уже покончил со слизистым супчиком и вовсю уписывал рисовые тефтели со сметанкой, дверь отворилась, и в проем всунулся знакомый отвислый нос.

— Уже можно? — спросил он Кащея.

— Нужно, — и, тяжело ворочая бульдожьей челюстью, Кащей проговорил, обращаясь ко мне. — Итак, дорогой мой…

— Наш! — встрял Колобок.

— Дорогой наш Глым Харитоныч, сейчас вот это круглое существо, в просторечии именуемое Колобком, задаст вам несколько вопросов.

— Личных?

— Вообще.

— Тогда ладно.

— И не собирался я у тебя спрашивать о твоих дурных привычках. Таскать козявки из носа вовсе не зазорно. Мне, во всяком случае. Вон он у меня какой, нос-то!

Я покраснел и завопил, чуть не перевернув поднос с едой:

— Сволочи! Хватит копаться в моих мозгах! Это неприлично, в конце концов!

— И очень даже бессовестно, — покаянно кивнул Колобок. — А куда денешься? Такой уж я. Сдерживаться не могу. Из-за чего и страдаю.

Окончательно укрепившись во мнении, что первой моей жертвой будет именно господин Колоб, я продолжил трапезу, попутно сделав знак Колобку продолжать.

— Для начала…

— Ой, а можно я первым спрошу, — попросил я. — А где те двое, что были вместе с вами, гражданин Кащ-Кащ, сын Маймуна?

Кащей попытался побагроветь, но, видимо, в свойства кальция смена цвета не входит по определению. Поэтому он проглотил обиду и, в свою очередь, спросил:

— Это вы про тех Двоих из ларца, одинаковых с торца?

— Нет, я про Бегемота и Борца в одинаковых трусцах, в фиолетовых носцах, — сердито съел кусок тефтели я.

— Они как раз сейчас в ларце, — и человек-кость понес какую-то чушь о заклятиях, змеях и каком-то кольце, которое, как я понял, управляло этим самым ларцом. Словом, насколько мне удалось узнать, пользы от этой парочки было много, но где сейчас находится эта самая парочка, а равно и ларец с кольцом, Кащей говорить отказался.

— М-м, — я отставил поднос. — А как насчет наших общих знакомых по подвалу?

— Ты об инспекторах? О, их уже давно обработали и вернули обратно в офис.

— То есть как — обработали? Вырезали им языки и аккуратно удалили лобные доли мозга, заставив их же и съесть?

— Эеф! Почистили немного, — Кащей был, видимо, несколько обескуражен моей кровожадностью. — Впрочем, кое-что из их голов действительно вынули — часть воспоминаний. О вас, о нас, словом, обо всем, что касалось вчерашнего.

— А потом куда их дели?

— Я же сказал — вернули в офис…

— Нет, я про воспоминания.

— А-а-а. Их съел Бирюк — Пожиратель Памяти. А что?