Андреа Найк

Камень на сердце

Пролог

Им сообщили, что заказ готов, и молодая женщина была рада этому. Все, что она говорила, не изменило ничего. Он опять вышел победителем из их стычки.

Маленький ресторан представлял собой длинный узкий зал с дубовыми стропилами. На стенах — старинные репродукции, свет приглушен. При иных обстоятельствах ей было бы хорошо здесь, но в этот вечер ее переполнял гнев. Она не сомневалась, что у этого мужчины была скрытая причина, чтобы пригласить ее сюда, она не могла поверить во что-то другое. Вопрос с коттеджем оставался нерешенным. Обсуждать больше нечего.

Улыбающаяся официантка налила им шампанского и унесла пустые тарелки. Мужчина поднял бокал.

— За дружбу.

— Я не буду пить за это. У меня нет желания стать вашим другом. — Она почувствовала, что ведет себя грубо, сдержалась и подняла свой бокал. — Может быть, лучше за здоровье? — Это был вежливый, нейтральный тост.

— За здоровье и за дружбу, — настоял он. Женщина промолчала. Бог с ним, пусть думает, что победил. Пузырьки газа щекотали ей нос, и она отставила бокал после одного маленького глотка. Шампанское всегда ударяло ей в голову, а ей необходимо было сохранить ясный ум. Этот человек легко мог сделать с ней что угодно. Ей до сих пор никак не удавалось понять, почему ее тело реагировало таким образом, в то время как она так ненавидела его. Это вносило диссонанс в ее душу, мешало быть собой и страшно раздражало.

Она разглядывала зал и посетителей, стараясь не смотреть на него.

— Неужели я так неприятен вам?

— Не совсем так, — призналась она после паузы, чуть виновато взглянув на него.

— Тогда почему вы ведете себя так, будто меня здесь нет? — Его голубые глаза сузились и стали холодными, заставляя ее содрогнуться. Мускул задергался на его скуле, а красивые губы сжались в тонкую линию.

— Разве? — произнесла она намеренно невинным голосом.

— Черт возьми, вы сами знаете это.

— А вы не привыкли к тому, чтобы вас игнорировали, не так ли? Это вредит вашему самомнению? Все ваши подруги обожают ваше общество, только и мечтают о встрече с вами, желают добиться вашей благосклонности. Вот и тешьте с ними свое самолюбие. А встреча с таким человеком, как я, просто непривычна для вас.

— Она исключительна.

Ее глаза вспыхнули зеленым пламенем.

— Вы сами виноваты в том, что не получаете удовольствия; вы не можете винить меня. Я не хотела приходить сюда!

И не зная, как дать выход досаде на то, что все могло бы быть иначе, она схватила бокал и сделала большой глоток шампанского.

1

Когда Сара говорила себе, что через несколько минут снова увидит коттедж своей двоюродной бабушки, сердце ее сладко сжималось, как при дорогом воспоминании, а к горлу подступал комок. Нет, теперь уже не коттедж бабушки Лиззи, а ее собственный. Теперь он принадлежал ей, и это вызывало двойственные чувства — радость и какую-то неловкость. Она была владелицей недвижимости! Эта мысль заставляла ее непроизвольно улыбаться и в то же время застилала глаза слезами. Ей было трудно заставить себя войти внутрь, зная, что там нет ее бабушки. Коттедж «Жимолость» и бабушка Лиззи были чем-то неразделимым. И вот это целое грубо разрублено пополам смертью. Коттедж без бабушки — нонсенс! Однако это было так.

Она мысленно представила себе одиноко стоящий дом из серого камня в конце деревенской улицы, с маленькой покосившейся трубой и жимолостью, густо увившей крыльцо и окна, от которой и появилось название коттеджа. На Сару вдруг будто бы пахнул этот пьянящий запах детства, который заполнял собою всю округу тихими летними вечерами. И она попросила водителя ехать побыстрее, как будто бы он вез ее в те невозвратные времена…

С этим коттеджем у нее были связаны счастливые воспоминания, ее баловали и нежили здесь, заботливо ухаживали за ней. Она была любимой внучатой племянницей бабушки Елизаветы и всегда проводила у нее летние каникулы и выходные дни.

Конечно, когда она поступила в колледж, у нее появился новый круг друзей, и они проводили каникулы вместе, а когда она поступила на работу, у нее стало еще меньше свободного времени и она не могла часто посещать бабушку. Проклятие! И почему мы так слабы, что поддаемся суете и отодвигаем самое важное, и жалеем о нем только тогда, когда его уже не возвратить? Может, для того чтобы важное не превратилось в суету и повседневность? Конечно, Сара постоянно поддерживала связь с бабушкой и очень беспокоилась из-за усилившегося у нее в последние годы бронхита. Но… но когда она последний раз видела ее?

В конце концов Лиззи объявила, что собирается провести зиму с друзьями во Флориде. Сара решила, что это будет полезно для ее здоровья, и активно поддержала этот план. О, какой она была слепой, какой черствой! Она ведь даже не представляла себе, что что-то может случиться, не имела понятия о том, что у ее бабушки были проблемы с сердцем. У Сары были свои важные проблемы… Важные! Как будто есть что-то важнее жизни и смерти! Не удивительно, что она была потрясена, когда узнала о том, что у Лиззи был сердечный приступ и ее поместили в палату интенсивной терапии. Бабушка все-таки еще вернулась домой, больше того, все уже считали, что она полностью поправилась. Но через несколько недель новый сердечный приступ свел ее в могилу…

Известие о смерти Елизаветы Харвуд тяжело переживала вся семья. Лиззи была центром, мудростью, совестью семейства. Ее доставили в Дарлингтон для погребения и похоронили рядом с мужем и другими членами семьи, включая отца Сары.

Поверенный, близкий друг Елизаветы, мистер Кирби был назначен ее душеприказчиком, и от него Сара узнала, что по давнему завещанию бабушки, которое он составлял по ее просьбе, Сара унаследовала коттедж. Денежные сбережения разделялись между матерью и сестрами. Правда, завещание еще предстояло найти. Бабушка была человеком старой закалки, не доверяла новомодным конторам, а потому предпочитала хранить все документы у себя в коттедже.

Поскольку суммы оказались незначительными, такое решение показалось Саре несправедливым, и она предложила продать коттедж и распределить вырученные деньги поровну. Но в семье знали, какие отношения связывали ее и Лиззи, и настояли на том, чтобы коттедж остался за ней.

Обе сестры Сары были замужем и имели свои дома, но Сара в свои двадцать шесть лет все еще продолжала жить у матери. Возможно, если бы ее отец был жив, она бы уехала и приобрела или сняла жилье, но она не могла оставить мать одну. Ну а теперь у нее тоже свой дом. Ничего что она может пользоваться им лишь в свой отпуск. Коттедж находился слишком далеко от работы, чтобы она могла жить в нем постоянно.

Машина свернула с шоссе и поползла по проселочным дорогам, приближаясь к Амплесвейту в Северном Йоркшире, в зеленых окрестностях которого приютился коттедж «Жимолость». Сара с нежностью подумала, что маленькие окна дома, вероятно, нуждались в мойке, краска, должно быть, облупилась, сад зарос… но это не имело значения. Она приведет его в порядок. Там будет все точно так же, как было при бабушке Лиззи.

Когда они добрались до деревни, Сара попросила водителя сбавить скорость. Она смотрела новыми глазами на ряды спящих домов, магазин, бар, церковь. Все было до боли родным — и все другим, потому что она уже здесь не гостья, потому что нет больше бабушки Лиззи, которая раньше встречала ее… И ей предстоит войти в пустой, осиротевший дом, в котором больше не пахло свежеиспеченным хлебом, не было вазы с розами на столе, не звучал родной говорок бабушки. Комок стоял у нее в горле.

У Сары были большие зеленые глаза, которые в спокойные минуты как бы смотрели на мир с удивлением. Но если она злилась, — а это, что скрывать, бывало нередко, — глаза ее начинали переливаться, как у кошки, и чуть ли не метали искры. Кожа ее была такая светлая, что на ее фоне тонкие, соломенные волосы, доходящие ей до поясницы, казались яркими. Она обычно заплетала их в косу и перекидывала ее вперед через плечо. Сейчас она теребила ее, как делала это всегда в минуты волнения, перебирая пальцами ее конец, собранный в толстую круглую кисть.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: