Тому, чья муза не бойка:

Горит он редко и слегка.

Но горе, ежели она

Славолюбива и страстна.

С железной грудью надо быть,

Чтоб этим ласкам отвечать,

Объятья эти выносить,

Кипеть, гореть – и погасать,

И вновь гореть – и снова стыть.

Довольно! Разве досказать,

Удобный случай благо есть,

Что я, когда начну писать,

Перестаю и спать, и есть…

Не то чтоб ощутил я страх,

Когда уселись на местах

И судьи и народ честной,

Интересующийся мной,

И приготовился читать

Тот, чье призванье – обвинять;

Но живо вспомнил я тогда

Счастливой юности года,

Когда придешь, бывало, в класс

И знаешь: сечь начнут сейчас!

Толпа затихла, начался

Доклад – и длился два часа…

Я в деле собственном моем,

Конечно, не судья; но в том,

Что обвинитель мой читал,

Своей статьи я не узнал.

Так пахарь был бы удивлен,

Когда бы рожь посеял он,

А уродилось бы зерно

Ни рожь, ни греча, ни пшено -

Ячмень колючий, и притом

Наполовину с дурманом!

О прокурор! ты не статью,

Ты душу вывернул мою!

Слагая образы мои,

Я только голосу любви

И строгой истины внимал,

А ты так ясно доказал,

Что я законы нарушал!

Но где ж не грозен прокурор?..

Смягченный властию судей,

Не так был грозен приговор:

Без поэтических затей,

Не на утесе вековом,

Где море пенится кругом

И бьется жадною волной

О стены башни крепостной, -

На гаупвахте городской,

Под вечным смрадом тютюна,

Я месяц высидел сполна…

Там было сыро; по углам

Белела плесень; по стенам

Клопы гуляли; в щели рам

Дул ветер, порошил снежок.

Сиди-посиживай, дружок!

Я спать здоров, но сон был плох

По милости проклятых блох.

Другая, горшая беда:

В мой скромный угол иногда

Являлся гость: дебош ночной

Свершив, гвардейский офицер,

Любезный, статный, молодой

И либеральный выше мер,

День-два беседовал со мной.

Уйдет один, другой придет

И те же басенки плетет…

Блоха – бессонница – тютюн -

Усатый офицер-болтун -

Тютюн – бессонница – блоха -

Всё это мелочь, чепуха!

Но веришь ли, читатель мой!

Так иногда с блохами бой

Был тошен; смрадом тютюна

Так жизнь была отравлена,

Так больно клоп меня кусал

И так жестоко донимал

Что день, то новый либерал,

Что я закаялся писать…

Бог весть, увидимся ль опять!..

Эпилог

Зимой поэт молчал упорно,

Зимой писать охоты нет,

Но вот дохнула благотворно

Весна – не выдержал поэт!

Вновь пишет он, призванью верен.

Пиши, но будь благонамерен!

И не рискуй опять попасть

На гаупвахту или в часть!

<Конец 1866-1867>

77.

Посвящается неизвестному

другу, приславшему мне сти-

отворение "Не может быть"

Умру я скоро. Жалкое наследство,

О родина! оставлю я тебе.

Под гнетом роковым провел я детство

И молодость – в мучительной борьбе.

Недолгая нас буря укрепляет,

Хоть ею мы мгновенно смущены,

Но долгая – навеки поселяет

В душе привычки робкой тишины.

На мне года гнетущих впечатлений

Оставили неизгладимый след.

Как мало знал свободных вдохновений,

О родина! печальный твой поэт!

Каких преград не встретил мимоходом

С своей угрюмой музой на пути?..

За каплю крови, общую с народом,

И малый труд в заслугу мне сочти!

Не торговал я лирой, но, бывало,

Когда грозил неумолимый рок,

У лиры звук неверный исторгала

Моя рука.. Давно я одинок;

Вначале шел я с дружною семьею,

Но где они, друзья мои, теперь?

Одни давно рассталися со мною,

Перед другими сам я запер дверь;

Те жребием постигнуты жестоким,

А те прешли уже земной предел…

За то, что я остался одиноким,

Что я ни в ком опоры не имел,

Что я, друзей теряя с каждым годом,

Встречал врагов всё больше на пути -

За каплю крови, общую с народом,

Прости меня, о родина! прости!

Я призван был воспеть твои страданья,

Терпеньем изумляющий народ!

И бросить хоть единый луч сознанья

На путь, которым бог тебя ведет,

Но, жизнь любя, к ее минутным благам

Прикованный привычкой и средой,

Я к цели шел колеблющимся шагом,

Я для нее не жертвовал собой,

И песнь моя бесследно пролетела,

И до народа не дошла она,

Одна любовь сказаться в ней успела

К тебе, моя родная сторона!

За то, что я, черствея с каждым годом,

Ее умел в душе моей спасти,

За каплю крови, общую с народом,

Мои вины, о родина! прости!..

<26-27 февраля 1867>

78. Еще тройка

1

Ямщик лихой, лихая тройка

И колокольчик под дугой,

И дождь, и грязь, но кони бойко

Телегу мчат. В телеге той

Сидит с осанкою победной

Жандарм с усищами в аршин,

И рядом с ним какой-то бледный

Лет в девятнадцать господин.

Все кони взмылены с натуги,

Весь ад осенней русской вьюги

Навстречу; не видать небес,

Нигде жилья не попадает,

Всё лес кругом, угрюмый лес…

Куда же тройка поспешает?

Куда Макар телят гоняет.

2

Какое ты свершил деянье,

Кто ты, преступник молодой?

Быть может, ты имел свиданье

В глухую ночь с чужой женой?

Но подстерег супруг ревнивый

И длань занес – и оскорбил,

А ты, безумец горделивый,

Его на месте положил?

Ответа нет. Бушует вьюга.

Завидев кабачок, как друга,

Жандарм командует: "Стоять!"

Девятый шкалик выпивает…

Чу! тройка тронулась опять!

Гремит, звенит – и улетает

Куда Макар телят гоняет.

3

Иль погубил тебя презренный.

Но соблазнительный металл?

Дитя корысти современной,

Добра чужого ты взалкал,

И в доме издавна знакомом,

Когда все погрузились в сон,

Ты совершил грабеж со взломом

И пойман был и уличен?

Ответа нет. Бушует вьюга;

Обняв преступника, как друга,

Жандарм напившийся храпит;

Ямщик то свищет, то зевает,

Поет… А тройка всё гремит,

Гремит, звенит – и улетает

Куда Макар телят гоняет.

4

Иль, может быть, ночным артистом

Ты не был, друг? и просто мы

Теперь столкнулись с нигилистом,

Сим кровожадным чадом тьмы?

Какое ж адское коварство

Ты помышлял осуществить?

Разрушить думал государство,

Или инспектора побить?

Ответа нет. Бушует вьюга,

Вся тройка в сторону с испуга

Шарахнулась. Озлясь, кнутом

Ямщик по всем по трем стегает;

Телега скрылась за холмом,

Мелькнула вновь – и улетает

Куда Макар телят гоняет!..


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: