— Читаю, — коротко бросаю я, и Сабия умолкает. Есть вещи, которые, единожды случившись, становятся постоянными. Уже два дня подряд Сабия стучит в дверь как сумасшедший дятел. Девчонка увлекается рукоделием, спохватывается, что от госпожи ни слуху, ни духу и перепуганная летит к закрытой двери. Первый раз от неожиданности я ушла под воду. Пришлось открывать дверь, чтобы служанка помогла вымыть мыло из волос.

Надеваю приготовленное утреннее платье, тяжелый теплый халат, несмотря на весну по утрам в покоях холодно. Открываю дверь, действительно, Сабия устроилась на полу с корзинкой шерсти.

— Сколько раз тебе сказать, чтобы ты на полу не сидела?

— А я вот, — она приподнимается и демонстрирует плотную подушку, — очень удобно, миледи.

А губы вновь зацелованы чуть ли не до синяков.

— Он женится на тебе?

Сабия краснеет и отводит глаза. Ясно.

— Дело твое, я не осуждаю, — серьезно смотрю на нее и ставлю точку, — больше я этой темы касаться не буду. Главное — думай о своем будущем и будущем ребенка, который может получиться от неправильно принятых решений. Судьба байстрюка незавидна.

Служанка кивает, и углубляется в работу. Наудачу она как раз занимается вышивкой детской пеленки. Игла остановилась, девушка склонила голову на бок и задумчиво произнесла:

— А ведь я Нидду за то же самое ругала. Что гуляет со всеми. Но я не со всеми, я с одним.

— Твоя подружка тоже не сразу стала легкодоступной. У нее есть дети?

— Дочка, с ней другие детки не играют, — на простоватом лице служанки забрезжила тень разума. — А ведь ко мне сын кузнеца сватался. А я…

— Успела испортиться?

— Нет! Но целовались-то мы у всех на глазах, — девчонка закрыла лицо руками.

— Ты говорила про свою знахарку, мне тоже надо бы к ней сходить. Успела я испортиться до потери памяти или еще котируюсь на рынке невест. А там и к кузнецу твоему зайдем, я почитай, твоя первая родственница, поговорю с ним, глядишь, что и сложиться.

— Правда?

— Кривда, — улыбаюсь я. — Никто не помешает тебе любить другого, нравы здесь довольно просты, главное, соблюсти внешние приличия. Мне это не нравится, но и поделать с этим я ничего не могу.

Собрались мы быстро. Служанка набрала корзину снеди — на поклон к старухе с пустыми руками идти нельзя. Да и не богиня старая Хельга чтобы травой да цветами питаться.

— Первое дело, отличающее знахарку от простой бабы — знахарки денег не берут ни единого медяка, у них от этого дар уходит. Медяшку возьмет, чуть ослабнет, как золотом разживется, так и потухнет. Такие на базарах зазывают гадать, да врут, не краснея. Им золото душу заменило, — словоохотливый селянин с удовольствием согласился довести нас до знахарки. Он первый молочный удой привез к крепости, и захватил нас, до хутора ведьмы почти час неспешной езды на телеге. Пешком бы мы замучились идти.

— Это точно дядька Аван, — поддакнула Сабия.

— А ты вертихвостка, госпожу сопровождаешь, или по делам? — Аван нахмурил седые брови и служанка смутилась.

— Не ругайте ее, дядюшка Аван. Вовремя одумалась, не успела дел наворотить, к знахарке заедем, потом и к семье кузнеца на поклон придем.

— От это дело, это вы хорошо, миледи, придумали. И ведь не слушала же никого из нас, зараза. По Нидкиному пути пошла, думали, все, потеряли девку. А рукодельница какая, эх!

В порыве чувств селянин подстегнул лошадь, и телега понеслась быстрее. Говорливый старик пообещал зайти к кузнецу, подготовить его к визиту миледи.

— Не надо никаких глупостей, по-простому мы идем.

— Так и мы чай не лорды, чтобы приёму давать. А стол справный накрыть, совсем другое дело.

— Главное уйти своими ногами, — хихикнула Сабия, — а то кузнецова жена такую наливку делает, все качаются!

Время пролетело незаметно, вот старик шевельнул поводьями, и мы спрыгнули с телеги, дальше нам по тропинке, сквозь сосняк. Вкусный хвойный аромат кружил голову, ясное солнышко еще не набрало силы и только светило, не припекая. Ноги немного подмерзали, но это было терпимо.

Издалека было слышно, что в доме ведьмы скандал.

— Это дора Ан, жена Лозняка, — шепнула Сабия. И по тому, как она произнесла прозвище бойца, я поняла, кто зацеловывал мою служанку до синих губ.

— Не хочешь помочь, скажи кто! Я больше не хочу рожать ему бойцов! — звук пощечины был слышен даже нам. Сабия схватила меня за руку и потянула за куст мальвикии.

— Ведьма чует, что мы здесь, а доре не надо это знать. Житья не даст. Вот дурная, все знают, старая Хельга детей из пуза не вытравливает, скорее уж розгой по заду отходит, не посмотрит баба сельская или леди перед ней. Слышите, визжит? Видать отхватила чудодейственной розги, она у Хельги завсегда в ведре у двери приготовлена.

Дора Ан оказалась очень высокой и худой, лицо, сейчас красное от гнева и унижения, не было красивым. Она промчалась мимо нас, только ветер ветви куста качнул.

— Ну, вылазьте, красавицы, с чем пожаловали? — в дверях грозно подбоченившись стояла невысокая, полноватая женщина. Волосы были аккуратно убраны в пучок, а черная лента показывала, что ведьма вдова. Опрятное, простое платье, из-под подола торчали простые башмаки.

— Здравствуй, Хельга, — Сабия вылезает из-за куста первой и кланяется ведьме. Выбравшись следом за служанкой я копирую ее поклон.

— Миледи? Много слышала, а вот вижу впервые, ну проходите, коль пришли. Корзину в сенях оставьте.

Дом ведьмы был весь пронизан светом, солнечные лучи лились сквозь оконца, отражались от крошечных зеркал из полированного серебра. Цветные бусы украшающие многочисленные растения придавали дому свой, теплый колорит. По полу носилось трое или четверо разномастных котят.

— Положено ведьме черного кошака держать, кто ж знал, что этот поганец поганкой окажется? Не знаю, что и делать с ними теперь.

— Людям отдавать, кто знахарке перечить станет? Да и кошка не объест, все не собака, — улыбаюсь, я подхватывая простой говорок ведьмы.

— И то правда, а я по зиме и проверю, кто как с животиной обращается, — ухмыльнулась Хельга. — Да и повод лишний зайти, языком почесать. С чем пожаловали.

К щекам прилила краска, Сабия тоже зацвела как майская роза, но ни словечка вымолвить не удалось. У меня в голове вертелись обрывочные слова, но в полноценную фразу сложиться никак не могли.

— Ну, будем исключать, — ведьма забормотала свои наговоры и начала обходить нас по кругу. Хельга ворчала, брызгала на нас водой, катала вокруг сырые яйца, давала подержать в руках воск. Устала, вытерла пот со лба и собрала на стол.

— Давайте девоньки, пейте чай и рассказывайте. Заинтересовали.

— А точно? — спросила я.

— Что точно?

— Точно девицы? Ца. Я. — Тут я смутилась окончательно и вывалила на хохочущую знахарку все свои сомнения. Вдруг я в прошлом кому дала, а теперь и не знаю, потеряла самое ценное, а оплакать не могу?

— Насмешила, ты меня, леди. До слез. Девица ты, не сомневайся. А с тобой что?

— А я чтобы вы посмотрели, что я девица, и кузнецу про то сказали, ежели спрашивать придет, — буркнула Сабия и спрятала полыхающее лицо за исходящей парком чашкой.

— Скажу, коль девица. Только не торопилась бы ты слово свое ему отдавать, — задумчиво произносит Хельга. — У хорошего отца сын-то не очень вышел, и выпить любит, и девок гулящих поколачивает.

— А мы в гости собрались, — расстроилась Сабия.

— Так идите, кто же не дает? Поговорите, слухи развейте, и домой идите. Отбояришься что мол, негоже при незамужней госпоже мужней служанке быть. А лучше я с вами прогуляюсь.

Остаток вечера прошел шумно и весело. Языкастая ведьма собрала своих котят и пошла вместе с нами к кузнецу — принести в дар животных, и присмотреть за нами. До дома мы добрались уже впотьмах. Сабия побежала на кухню, принести яблок, а я зашла в гостиную и споткнулась о чье-то распростертое на полу тело.

Чтобы смягчить падение я выставила вперед руки. Ладони скользили в вязкой, холодной субстанции, колени ныли от удара о каменный пол. Из-за облака вышла луна и беспощадным серебром высветила происходящее в моей гостиной. В центре комнаты, раскинув руки, лежало тело, вокруг него расплылась лужа крови. Из спины мертвеца торчал серебрящийся в свете луны кинжал, на его рукояти издевательски горело клеймо владельца — схематичная лисица на клеверном поле, герб рода Адалберт.