Вел вытащил из чехла свой крепкий, сделанный из ясеня лук, потрогал пальцами тетиву. Она отозвалась глухим, печальным голосом. Вел вздохнул, задумался, потом снова дернул тетиву пальцами и тихо, словно прислушиваясь к рождавшимся внутри его словам, запел:

Что-то вроде ослабела
Моего лука тетива.
Раньше звонко она пела,
А теперь уже не та…

Он снова сильно дернул тетиву, склонив голову, прислушался к медленно угасающему дребезжащему звуку и, распрямив плечи, запел во весь голос:

Чую сердцем, что подкралась
К нам злосчастная Тоска.
Видно, по лесу шатаясь,
На костер наш набрела.
Птицы сразу замолчали,
Цветы сникли на лугах.
Чтоб не видеть злой Печали,
Солнце скрылось в облаках.
Я не знаю, что нам делать,
Злую как прогнать Тоску…

Вел замолчал, придумывая, какие бы еще слова вставить в песню, чтобы так же складно было, но Бал прервал его:

— Хватит, Вел… От такой песни Тоска только злее становится. Сердце у меня из груди вырвать хочет. Не так ее прогонять надо!

Бал схватил пылающую головню и, крутя ею, принялся бешено скакать и прыгать вокруг костра.

— Пошла прочь! Пошла! — выкрикивал он, сея вокруг себя искры и яростно топча землю. Бросив головню, он то приседал низко, выбрасывая вперед ноги в кожаных крепких поршнях, то подскакивал высоко, хлопая себя по толстым подошвам. Постепенно неистовые прыжки Бала стали приобретать ритм, превращаясь в лихую, разудалую пляску.

— Ух ты! Ух ты! — выкрикивал он, все более распаляясь.

Положив лук, Вел тоже вскочил. И вот уже оба они закружились вокруг костра, вскидывая ноги и размахивая руками.

Увлеченные пляской, ни Вел, ни Бал не видели, что к их костру все ближе и ближе подползали вооруженные копьями воины в широких кожаных накидках.

Большая река

Дома огонь — друг и защитник, в походе — врагу помощник. Тебя у костра хорошо видно, а сам ты — как слепой и глухой. Трещит, шипит огонь, поедая сучья, и не дает услышать шаги врагов. Дым разъедает глаза, забивает ноздри, не позволяя учуять врага. Плохо с огнем на чужой земле.

И все-таки уловили, почуяли Вел с Балом запах дубленой кожи, чужих людей. Сразу остановились. Вел поднял вверх руку, крикнул в темноту ясным и зычным голосом:

— Люди! Опустите ваши луки. Нас только двое. Мы пришли к вам не для войны!

Ночь настороженно молчала. Но Вел знал, что неизвестные люди рядом, они окружили костер и рассматривают их. Внезапно, будто из-под земли, поднялись, встали, вышли на свет воины в длинных кожаных накидках. Со всех сторон нацелились на Вела и Бала острые копья. Пламя костра играло на бронзовых наконечниках. Предводитель вышел вперед. По его знаку воины подняли копья остриями вверх, встали молча тесным кольцом вокруг Вела и Бала.

— Я, Гул, военный предводитель рода Сык, рода Руг и рода Чуп, великого и могучего племени урсулов, спрашиваю: зачем пришли два молодых охотника венов на нашу землю?

— Великое и могучее племя венов, живущее вдоль реки и у озера, послало нас узнать: почему урсулы на Торжище не пришли? — ответил Вел.

Опустили головы Гул и его воины. Опершись на копья, молча смотрели в землю. Вел и Бал поняли, что в их племя пришло несчастье. Большое несчастье. Так молчат люди, думающие о близких, ушедших раньше времени к предкам.

— Сядем, — сказал Гул. И все, кто был тут, сели вокруг костра. — Кого из старших в племени вашем можете вы назвать? — строго спросил Гул.

— Вот имена их, — ответил Вел, — Лось… Тур… Дрок… Выдра…

— Выдра? Живой он? Трижды мы с ним на торговом холме встречались. Знаю его. И Дрока тоже знаю.

— Мы с Выдрой из одного рода! — с гордостью вставил Бал, радуясь, что и он принимает участие в таком важном разговоре.

— Хорошо. Верю теперь, что не вражеские вы лазутчики, надевшие одежду венов. Урсулы и вены всегда в мире жили. Один язык у наших племен. Будем и дальше так жить! А что на Торжище не приехали, в этом вины нашей нет. Не с чем нам ехать. Ни соли, ни бронзы у нас больше нет.

Давно уже Бал задремал в тепле, на тюках с мехами, воины урсулов разбрелись кто куда, устраиваясь на ночь, а Гул с Белом все говорили и говорили. Многое узнал в ту ночь Вел от старого воина. И чем больше слушал, тем шире открывались его глаза.

— Река, которая впереди видна, Большой у нас называется, — ровным, спокойным голосом говорил Гул, и загорелое, изрезанное морщинами и шрамами лицо его словно светлее и мягче стало. — Шире и длиннее ее рек нет! Сначала она навстречу восходящему солнцу течет, потом на полдень поворачивает. Разные племена там живут. Ближе всех — изы. Нашего языка они не понимают. Глаза у них узкие, а волосы черные. Они-то и привозят нам соль. А где добывают ее — не говорят. Там, где они живут, леса нет и пушного зверя нет. Зато соли много. Меняют изы соль на меха. А мы, урсулы, не только для себя соль берем, но и для вас, венов, затем вымениваем. Своих мехов у нас меньше, чем у вас, живущих в обширных лесах…

А куда дальше течет Большая река, он, Гул, не знает. Сам в тех местах никогда не бывал, своими глазами не видел. Изы же говорят, что дальше на полдень она среди песков протекает и земля там такая горячая, что птичьи яйца в ней, как в золе, можно печь. Там край земли. Потому и не растут в тех местах ни травы, ни деревья. Только песок один и озера с теплой, соленой водой. И живут там люди с головами волчьими. Злые очень. Соли никому не дают. Позволяют брать только им, изам. А другим людям туда хода нет. Так рассказывают изы.

— А правда, что в тех землях, где лес не растет, а одна трава только, есть люди, которые на безрогих лосях ездят?

— Правда. Только не лоси это, а кони. Так они называются. Бегают быстрее оленя. Те люди садятся им на спину и ездят. Много таких людей. Они-то и напали на нас. Налетели как туча, жилища наши пожгли, посевы повытоптали, много родичей наших убили и с собой увели. Бились мы с ними, но одолеть не могли. Ушли сюда, где леса глухие, бросив родовые очаги. И изов тоже разбили конные люди. Раньше, чем нас…

«Как же быть? — думал Вел, жалея урсулов. — Неужели домой без соли возвращаться? И кто мог думать, что у соли путь такой длинный? От людей с волчьими головами к изам, от изов к урсулам, от урсулов к венам. Вот какой путь! Разве одолеть его нам?

— Скажи, Гул, если доедем мы до людей, что изами себя называют, дадут они нам соли взамен мехов?

— Изы венов не знают. Они с нами, урсулами, привыкли мену вести. Убьют они вас. Или, отобрав меха, назад прогонят. Да и мало изов осталось. Обратно вам плыть надо!

— А если мимо изов тайком до тех мест по Большой реке плыть, где соль добывают? — не унимался Вел.

— Далеко это. Очень далеко. Поймают вас изы или конные люди. Даже мы, урсулы, в те земли не плавали. Пропадете там. Назад возвращайтесь.

— А как же роду нашему? Опять зиму без соли быть? Нет, мы с Балом поплывем дальше.

— Как знаешь. Я все сказал. Спать надо…

Утром воины урсулов отправились назад, к укрывшимся в лесах остаткам родов своих. Перед тем как попрощаться, Гул достал круглый лоскут кожи с вырезанными на нем в виде узора дырками.

— Возьми! Это наш родовой знак. Если люди нашего племени встретятся, покажи им — примут как друзей. Может, и изы этот знак вспомнят, помогут.

Вел посмотрел на лоскут, тщательно привязал его к своему ожерелью из медвежьих и волчьих клыков.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: