Публикацией статьи Котельникова в этой книге мне хотелось еще раз показать, что выбор союзников в 1938–1941 гг. был для Сталина совсем неоднозначным и что планы ударов советских ВВС по ближневосточным военно-воздушным и военно-морским базам и стратегически важным пунктам Британской империи стали ответом на разработанные англо-французским военным командованием планы ударов по советским нефтепромыслам.
Именно эти бомбардировки советских нефтепромыслов плюс бомбардировка Севастополя как опорной базы ВМФ СССР, а также Очакова (куда по Днепру должны были, по моему мнению, выходить суда и баржи с войсками для высадки на Ближнем Востоке) вполне могли стать английской частью боевых действий в день намеченного, но не состоявшегося совместного англо-немецкого нападения на СССР 22 июня 1941 г.
Вполне вероятно, что 22 июня все вышеперечисленные советские авиаполки продолжали иметь цели, намеченные еще весной 1940 г. Существует документ, который может подтвердить это, – записка начальника штаба ВВС Красной Армии генерал-майора авиации Володина начальнику Оперативного управления Генштаба с заявкой на обеспечение топографическими картами частей и штабов авиации дальнего действия Главного Командования. В резолюции, наложенной на нее в Генштабе, написано прямо: «Препровождаю заявку на топокарты для авиакорпусов ДА, которые не входят в боевой состав округов». Если найти приложение к этой записке, очень многое станет ясно (см. Приложение 8). Кстати, 22 июня 1941 г. 6-й, 42-й и 83-й бомбардировочные полки встретили в Тбилиси, оказавшись на 500 км ближе к намеченным в 1940 г. объектам бомбардировки (см. [56, c. 157]).
22 июня 1941 года глазами немцев
(цит. по [60] с указанием страниц)
Солдаты сосредоточенных на востоке дивизий не могли не почувствовать перемену во взаимоотношениях стран. Один лейтенант писал домой в начале марта:
«Знаете, что я отметил? Что сейчас впервые с тех пор, как у нас улучшились отношения с Россией, русские не принимали участия в Лейпцигской ярмарке. Прошлой осенью и летом они были широко представлены и в Лейпциге, и в Кенигсберге на Балтийской ярмарке. И если проследить то, что пишется в нашей прессе по поводу нашего вторжения в Болгарию, окажется, что на сей раз Москва не поминается. Сейчас мы ведем переговоры с Турцией о том, чтобы войти в Сирию, где “томи” сосредоточили свои самые сильные армии. И вы думаете, русские будут сидеть сложа руки? Как бы не так!»
Несмотря на все эти «любопытные признаки», младший офицер пришел к заключению, что «нет смысла ломать всем голову, главного все равно не избежать. Окончательная победа будет за нами». Другой солдат сделал в том же месяце в своем письме такое признание: «Один русский генерал в нетрезвом состоянии хвалился, если, мол, с Польшей за 18 дней разделались, то с нами, [то есть с Германией] и восьми за глаза хватит. Вот такое приходится сегодня слышать! Все это, конечно, очень интересно, но мы не так уж много и знаем о России (что касается территории, армии, казарм, аэродромов и так далее), о Польше, Голландии, Бельгии, Франции, а теперь – и об Англии мы знали куда больше. Но – как бы то ни было – унывать не стоит – у фюрера все под контролем».
Естественно, подобные высказывания – результат размышлений рядового состава… Офицер танковых войск гауптман Александр Штальберг вспоминает: «В июне поступил приказ, ясно дававший понять, чего нам следует ожидать… Каждый солдат, от простого рядового до командира соединения, должен был освоить русский алфавит. Каждый обязан был уметь читать надписи на картах и дорожных указателях на русском языке. Это, разумеется, говорило само за себя, но разве не подписывали Гитлер со Сталиным пакт о ненападении два года тому назад? Разве не Гитлер лично принимал Молотова в ноябре месяце прошлого года в Берлине, чтобы обсудить с ним, как стало известно впоследствии, вопрос о расчленении Британской империи?»
Лейтенант Ф.-В. Кристианс был твердо убежден, что предстоящая миссия связана с намерением Германии защитить нефтеносные районы Баку от вероятного вторжения англичан (такого варианта я никогда даже не слышал. – А. О.). Поскольку между двумя странами существовал пакт о ненападении, то лейтенант не сомневался, что они беспрепятственно проследуют по территории «дружественной страны», и старательно уложил в чемодан свою летнюю форму и кавалерийскую саблю. «Ходили слухи о том, что нам, дескать, предстоит через территорию России и передислоцироваться в Пакистан», – так считал Эдуард Янке, стрелок-мотоциклист из дивизии СС «Дас рейх». Впрочем, никто ничего не мог сказать с определенностью. «Вроде бы Россия попросила у Германии помощи, но все это были лишь слухи, никто толком в это не верил. Мы поинтересовались у нашего командира взвода: “Так все же, куда теперь?”– “Понятия не имею”», – ответил тот.
«Куда мы собрались? – поинтересовался Гетцт из танкового разведвзвода. – Уж не в Турцию ли? Или в Африку?» Ответов на эти вопросы не последовало. Колонны грузовиков тянулись на восток. «Нам ничего не было известно о том, когда выступать», – объяснял он. Вот позади уже остался Берлин, а их гнали дальше. Более-менее что-то начало проясняться только в Восточной Пруссии, 12-я танковая дивизия начала сосредоточение в лесном массиве близ Сувалок. «Чем ближе к русской границе, тем выше была плотность войск. Никогда прежде мне не доводилось видеть столько техники», – вспоминает бывший солдат этой дивизии Штальберг. Все понемногу стали понимать, в чем дело. Полк Гернера Хельзмана «располагался в 70–80 км западнее Варшавы. Там мы простояли около месяца, и все это время проводились интенсивные учения», – добавил он. «До этого нам раздали карманного формата словари – хоть немного подучиться русскому. Но я так его толком и не освоил, – признался Хельзман, – разве что “Руки вверх!”»
«Неужели еще одна война, вторая по счету за этот год? Я уже сыт ею по горло и предпочел бы заняться чем-нибудь поинтереснее, чем еще год таскать эту форму…»
Были отчетливо слышны доносившиеся с другого берега голоса, …а где-то в самой крепости (Брестской. – А. О.) звучал громкоговоритель.
Рудольф Гшёпф, капеллан дивизии, отслужил мессу в 20 часов. После этого встретился с офицером медицинской службы, а медики рангом пониже тем временем занимались рытьем ходов сообщений между перевязочным пунктом батальона 135-го полка. Вскоре все собрались в небольшом строении и перебросились парой слов – напряжение становилось невыносимым. В 2 часа ночи они с удивлением наблюдали, как через мост проследовал грузовой состав. «Наверняка с грузами, предусмотренными экономической частью германо-советского договора 1939 года». Окутанный клубами пара паровоз тащил вагоны в Германию. Эта вполне мирная картина никак не вязалась с царившей вокруг подготовкой к предстоящему штурму цитадели на другом берегу…
Этот грузовой советский состав, проследовавший через границу в 3 часа утра по московскому времени опровергает все домыслы о готовящемся СССР ударе по Германии, но он же ставит под большое сомнение факт наличия Директивы № 1, передача которой западным округам была закончена в 0. 30 этого дня. Ведь даже если предположить, что ее не довели до сведения железнодорожников, забыв направить в НКПС, пограничники о ней были информированы раньше всех и не пропустили бы поезда с ценным грузом к врагу. Значит, такой Директивы, скорей всего, и не было, а составы и с сырьем, и с продовольствием, и с советскими частями и соединениями в эту ночь спокойно пересекали границу – прямо в лапы к врагу!
Самолет штурмана Арнольда Дёринга (53-я бомбардировочная эскадра люфтваффе) пересек границу в 4 часа 15 минут. Члены экипажа действовали в точном соответствии с полученными инструкциями. «Я, как обычно, провел корректировку курса. Затем, выглянув в окошко, заметил, что землю окутал туман, но цели были все же различимы. Больше всего меня поражало бездействие средств ПВО противника».