Лес осторожно, бочком спускался с гор и где-то вдруг отстал от машины. Пошли сады. Замелькали стаи птиц. Раскинулись бахчи и огороды.

— Это уже степь, папа?

— До степи, сынок, еще далеко. Спал бы ты, а?

— Да что я — все спать и спать! Так и просплю самое интересное.

— Если что будет, разбужу.

— Ну, тогда буду, — согласился Сергей. — Я уж совсем как шофер сплю, папа. Верно?

— Верно, сынок. Из тебя, я уж вижу, заправский шофер выйдет. — Андрей Васильевич вздохнул и запел, но, испугавшись того, что делает, сразу примолк.

Сергей еще раз взглянул на то, что открывалось его взгляду. Впереди, за нисходящими грядами садов и огородов, выглядывали белые меловые взгорья. Где-то за ними и была, очевидно, степь.

«Насмотрюсь еще на нее», — подумал он и свернулся калачиком на сиденье.

Была уже глубокая ночь, когда колонна, поднимая за собой тучу пыли, въехала на улицы спящего степного колхоза.

Отец с Верой Зотовой пошли разыскивать уполномоченного по хлебозаготовкам, третьи сутки не покидавшего здешнего тока, а Сергей с остальными остался при машинах.

Долгая тряска по раскаленной степи утомила его ужасно. Степь в июльский полдень была невыносимо душна, воздух был горяч и противно дрожал в глазах и еще противнее верещал голосами цикад. До сих пор у него звенело в ушах и хотелось пить. Он почти не запомнил степи, да сейчас и не жалел об этом.

Осторожно вылезши из кабины и размяв затекшие ноги, Сережа прошелся вдоль машин. Ночь была сухая, жесткая, без прохлады, и беспокойный звук цикад еще стоял в воздухе, сливаясь с отдаленным лаем псов и криком лягушек в какую-то раздражающую мелодию. Казалось, воздух скребут жесткими щетками. Летучие мыши, как черные молнии, мелькали у его лица. Ему стало не по себе.

— Дядя Жора, а дядя Жора! — тихонько позвал он. — Не знаете, где тут у них напиться?

Из машины никто не ответил, и, обеспокоенный, не оставили ли его одного, Сергей встал на подножку и заглянул в кабину Егора Егорыча. Тот мирно спал. Потоптавшись в нерешительности, Сергей заглянул к Вольтановскому. Положив голову на баранку руля, тот тоже спал, по-детски поджав ноги. Храпел и Еремушкин.

«Заснули, — недовольно подумал Сергей, — а за машинами теперь я наблюдай, самый маленький, будто я сам не хочу спать. Я, может быть, еще больше хочу, чем они…»

И стал, как часовой, взад и вперед прохаживаться вдоль колонны, трогая рукой горячие крылья и скаты и тихонько посвистывая для смелости.

«Палку бы надо с собой взять, — пришло ему в голову. — Очень пригодилась бы».

Дома как раз была такая, очень удобная, палка, которой мама всегда выбивала тюфяки и одеяла, и теперь она там зря стоит за дверью кухни. Многие из их вещей после смерти мамы как-то ни к чему нельзя было приспособить…

На улице раздались шаги. Громкий и, как показалось Сергею, злой голос спросил из темноты:

— Это кто тут? В чем дело?

У Сергея перехватило дыхание. На всякий случай он поднялся на подножку отцовой машины и потянулся рукой к сигналу.

— Грузовики… на уборку, — сказал он, вглядываясь в подходившего человека.

— А-а, это хорошо, — тотчас же раздалось в темноте уже гораздо добрее, и чья-то грузная фигура обозначилась рядом. — Это замечательно! Сколько?

— Три полуторки, две трехтонки.

— Очень замечательно! Откуда?

— С Южного берега, — уже гораздо смелее и развязнее ответил Сергей, сходя с подножки. — Жали вовсю, торопились. Сейчас так спят, бомбой не разбудишь.

— Это ничего, это пускай, часа два можно, — добродушно согласился подошедший. — А ты у них заместо дежурного, что ли?

— Ага.

— Толково придумано. Старший кто у вас?

— Емельянов Андрей Васильевич. — Сережа хотел было тут же добавить, что это отец его, но удержался, посчитав, что незачем прикрываться родней. — Пошел к уполномоченному какому-то… за нарядом, — уже вполне независимо добавил он.

— Эх, вот это зря! — крякнул подошедший. — Надо было сразу же до меня! Что вы, порядка не знаете? Я тут председатель, все же от меня, через меня… вот же, ей-богу… и покормил бы и спать уложил… А уполномоченный что? Раз-два — и загонит так, что с милицией не найдешь. Зря, зря.

И заторопился, что-то бурча себе под нос.

— Вода тут у вас далеко? — крикнул вслед ему Сергей, делая вид, что ему безразлично, кто тут старший, но ответа не разобрал.

— Если хочете, я вам принесу воды, — сказал кто-то тоненьким голосом, и, оглянувшись, Сергей заметил девочку лет восьми-девяти, в купальном костюмчике, с короткими, торчащими, как перья лука, косичками. Она стояла у левого крыла отцовой машины, смущенно почесывая одной ногой другую.

— Бадейка есть у вас? Может, свою принести?

— Ведро есть.

И, молодцевато прыгнув в кузов, Сережа вынул из мешка и протянул девочке брезентовое дорожное ведро.

— Смотри не зажиль: казенное, — предупредил он как можно строже.

— Буду я тряпичные ведра зажиливать! — высокомерно ответила девочка. — Сами пойдите — я покажу, где вода.

— Дежурный я, — ответил Сергей. — Колонну нельзя оставить.

— Уй, такой маленький, а уже дежурный! — удивилась и даже как будто не поверила его словам девочка.

— А тебе сколько? — небрежно спросил он.

— Мне десять в мае справили.

— А мне десять в ноябре справили, в самые праздники. Подумаешь!

Взяв ведро, девочка скрылась, и тотчас послышался шум воды из уличного крана. Водопровод был, оказывается, в трех шагах.

— Будете в машину заливать? — И девочка с трудом приподняла ведерко.

Сергей принял от нее ведерко и поставил на землю.

— После, — сказал он, не вдаваясь в подробности. — Наготове чтоб была. Пусти-ка, я попью…

И пил долго, с прихлебом, всем своим существом показывая, до чего он устал на трудной и важной своей работе.

— Ну вот и спасибо, — сказал он, напившись.

Девочка не выражала, однако, желания уходить. Опершись о крыло машины, она играла своими косичками и, позевывая, внимательно рассматривала Сергея.

— А вы на трудоднях или как? — наконец спросила она, подавив очередной зевок.

— Нам зарплата идет, — небрежно ответил Сергей. — Ну, за экономию горючего еще выдают, за километраж набегает кое-чего… Ну, буду своих будить, — чтобы отвязаться от девчонки, сказал он. — Пока до свиданья.

— До свиданья, — ответила та, не трогаясь с места. — А только зачем их будить, когда еще ночь? Мои тоже еще не вставали, хра-пя-я-ят… Мамка у меня в огородной бригаде, отец — завхоз, а хата вся чисто на мне: и с курами я, и с готовкой я… А тут еще черкасовское движение подоспело… У вас тоже бывает?

— А как же! — солидно ответил Сергей и хотел было рассказать, как они со школой ходили на разбивку приморского сада, но девочка, не слушая его, продолжала:

— А тут еще пионерская организация, будьте любезны, на уборку колосков вызывает! Прямо не знаю, как и управиться!

Она говорила, подражая кому-то из взрослых, наверное матери, с некоторым как бы раздражением на свою занятость, на тысячи обступивших ее дел, но в то же время явно гордясь тем, что она такая незаменимая.

— А тут Яшка Бабенчиков вызов мне через «стенновку» сделал — на шесть кило колосков. Ну, вы хотите верьте, хотите нет, а я шести кило за все лето не соберу. У нас так чисто убирают, прямо на удивление…

Она приготовилась рассказать еще что-то, но Сергей прервал ее. Девочка ему, в общем, понравилась, и чтобы закрепить знакомство, он спросил:

— Тебя как зовут?

— Меня? — удивилась она. — Зина, — и кокетливо улыбнулась, почувствовав в его вопросе интерес к себе. — А фамилия наша знаете какая? Чумаковы. А хата наша — вот она, номер четырнадцатый, самый центр.

Вдали послышался голос отца.

— Ну, пока до свиданья, — как можно решительнее произнес Сергей. Ему совсем не хотелось, чтобы о его новом знакомстве стало сразу известно отцу.

— До свиданья пока, — ответила Зина, продолжая стоять у крыла и почесывать левой ступней правую голень.