— Са-авсем ты краситься не умеешь!

Сунул ее в халат и поволок, как куклу, не глядя на сопротивление. Кивнул лекарю:

— Запрись и молчи.

Рыжая дергалась, и волочь ее одной рукой было трудно. У Майки был совсем несчастный вид, и Болард, шепнув девчонке на ухо совершенно зверским голосом:

— Улыбайся, — нагло пощекотал ее за талию.

Крыжаки ждали в нижней зале, развалясь на скамьях и в креслах. На сапогах, задранных на столы и подлокотники, блестели золотые шпоры, отчего приемная походила скорей на кордегардию. Гвардейцы пили, кропя вином серые сагумы со знаком «т», а камердинер гордо привалился к камину с видом возмущения и исполненного долга.

Офицер поднял навстречу Боларду с Майкой окованную бронзой кружку:

— Долго вы нас ждать заставляете, бла-ародный дон!

Болард, косясь на рыжую, развел руками.

— Да вот… Отпускать не хотела.

Крыжаки радостно заржали. Губы Майки обиженно дрогнули. Кто-то пьяно заорал:

— Здоровье бабы бла-ародного дона!

Болард сжал кулаки, отыскивая глазами обидчика. Офицер встал, звякнув шпорами:

— Харлот, три дня ареста!

Тот поднялся, слегка шатаясь, и сунул офицеру свой тесак.

— Надеюсь, — осклабился офицер, — дон Смарда не в обиде?

Барон обнял Майку за плечи:

— Ты не в обиде, ягодка?

Рыжая с отвращением ударила его по руке. Болард шатнулся назад и втянул воздух. Майку насмерть перепугали его трясущиеся губы и блуждающий взгляд. Силясь улыбнуться, Болард выдавил, оборотившись к офицеру:

— Вот как… меня любят…

— Да-а… — протянул тот. — Мне сообщили, дон Смарда болен, я пришел выразить сочувствие… — он пристально взглянул Боларду в лицо.

Чтоб тебе в Настасье утопиться с твоим сочувствием, подумал Болард, протягивая перевязанную руку, и стал вежливо объяснять, что он глубоко благодарен центуриону за заботу. И ему действительно крайне жаль, что пришлось пренебречь обязанностями службы у его светлейшества принципала, но такая досада! он обжег руку каминными щипцами, а добрая дона его любезно перевязывала, и он как раз собирался послать кого-нибудь во дворец, а тут любезный дон…

Болард так запутался в придворной тягомотине, что почти перестал соображать, что несет. А Майка уже давно ничегошеньки не понимала и смотрела на всех круглыми глазами. Боларду страшно хотелось подбодрить ее, успокоить, а приходилось общаться с этими ублюдками и изображать из себя пьяного идиота. А наверху лекарь, видно, сходит с ума от ожидания, и князь…

Офицер согласно кивал, а сам глядел на Майку и думал, что не иначе как она дону щипцами приложила. Такая маленькая, а гляди ты… И вряд ли дон Смарда замешан в сегодняшней тревоге. Не до того ему.

— А кстати, — сказал центурион. — Дон Кястутис исчез.

— Какой ужас! — изумился Болард, сжимая Майкин локоть, чтобы не дергалась.

— Ма-ма… — выдавила рыжая жалобно: не оттого, что испугалась сбежавшего покойника, а от того, что Болард переусердствовал.

— Благородной доне незачем бояться, — поклонился офицер. — Мы не покинем ее в трудную минуту.

Барон внятно скрипнул зубами. Офицер дал знак собираться и, уже натягивая на лицо капюшон, предупредил:

— Дону Боларду лучше поберечься. Дон Ингевор не хочет терять такого славного рельмина. Передайте мой поклон доне Гретхен.

Дверь захлопнулась, и с лица Борьки сползла маска радушного гостеприимства. Он позеленел и залпом осушил недопитый центурионом кубок. Сощурился, прикидывая, что сделает с распутной сестрой. Девчонка глядела на барона с ужасом.

— Иди наверх, Майка, — сказал Болард устало. — Спа-ать…

Глава 10.

1492 год, 18 мая. Настанг

Болард повернул ключ в замке и вошел. Свет ударил в лицо, и он чертыхнулся, оттого что Майка подняла шторы. Расхозяйничалась! Оказалось, что она еще и дрыхнет, свернувшись в кресле, перетащенном к дивану, и Болард взбесился окончательно. Подавил в себе желание вытряхнуть девицу на пол, повернулся, чтобы запереть двери. И услышал смех.

— Ри-итка, — процедил он сквозь зубы. — Откуда ты?!..

— У меня был второй ключ, — хладнокровно ответила сестра. — Должна же я знать, чем любезный братец занимается в мое отсутствие.

— Стерва, — заключил Болард кратко.

Гретхен величественно поднялась. Заколыхалось тяжелое бирюзовое платье с высоким воротником, замерцал в прорезях черный шелк.

— Кто дал тебе право оскорблять честь благородной дамы? Или ты думаешь, у меня нет защитника?

— Не ори, — сказал Болард. — Есть. Выйдем.

Гретхен дернула подбородком:

— В своем доме я могу быть там, где хочу!

— Но я этого не хочу, — ненавязчиво сообщил Болард, подхватил сестрицу за локти и поволок из покоя. Гретхен завизжала. Майка подскочила в кресле, сонно жмуря глаза.

— Спокойствие! Только спокойствие, — угрожающе сказал Болард им обеим и уже лично Майке: — Запрись и жди меня.

Зажимая сестре рот рукой и одновременно удерживая ее, Болард неловко захлопнул дверь. Гретхен трепыхалась и царапалась, пока он тащил ее по лестнице. А когда барон сжал сестру слишком сильно, застонала и обмякла.

Болард свалил тело на лежанку в угловой комнате и остановился, задумчиво глядя в стену. Гретхен не подавала признаков жизни. Брат выругался и от души похлопал ее по щекам. Голова Гретхен мотнулась, он увидел белки закатившихся глаз, опять чертыхнулся, пошарил взглядом в поисках флакона с нюхательными солями и наткнулся на роскошный веник из роз в узкой вазе нохийского стекла. Исколовшись, Болард выдернул бесполезные цветы, а вазу опрокинул на сестру. Там было не меньше ведра воды. Гретхен испустила слабый вопль и села, намереваясь пустить в ход ногти.

— Без рук, — попросил Болард нежно. — Зато орать можешь, сколько вздумается: все равно никто не услышит. Мне приятно видеть тебя в добром здравии.

— Хам!

Болард сел в скрипнувшее кресло, сложив на груди руки и задумчиво улыбаясь. Гретхен, ломая пальцы, ходила по комнате. Вода капала с ее лица пополам с сурьмой и белилами, и Болард подумал, что сейчас сестра потрясающе напоминает вагдийскую ведьму. Родовое.

— Кто тебе позволил? Нет, ну кто тебе позволил?!

— Оскорбленная невинность… — проворчал барон и посоветовал скучно: — Кончай спектакль.

Гретхен глянула в зеркало и попросила жалобно:

— Дай платок.

Дон Смарда с кротким видом вытащил из-за отворота рукава батистовую тряпочку с кружевами. Гретхен с яростью вытерла лицо, уселась в кресло, расправив платье.

— Мне тебя жаль.

Болард изобразил удивление:

— Ты что у принципала пила?

— Ничего.

— Значит, водку! — он издевательски захохотал.

— Ну, знаешь!.. Ты таки притащил его к себе. Нашел с кем связаться…

— А чего? — как школьник, возмутился Болард. — И потом, я слышу это уже не в первый раз.

— И не в последний! — Гретхен с треском разорвала платок.

Болард поморщился: где он на нее платков наберется? Гретхен, нахмурясь, отшвырнула лоскутья.

— Неблагодарный!

— Это еще вопрос, кто из нас неблагодарный, — печально ответил брат.

Сестрица презрительно пожала плечами:

— Как хочешь. Если тебе не нравятся мои заботы, пусть…

— Донос напишешь? — Болард придвинул к ней стоящий на секретере фарфоровый письменный прибор. — Пиши, сестренка, пиши. А я тоже напишу. Как ты своего любовника у меня в кабинете прячешь.

Рука Гретхен с пером сорвалась, на бумаге расплылась клякса. Болард придержал рукой грозящую полететь в него чернильницу. Сестра скомкала испорченный лист и швырнула Борьке в лицо. Их глаза были близко: зеленые суженные ее и его — серые с яростной желтинкой. Гретхен отвела взгляд. Болард выпустил ее запястья.

— Вот так-то лучше, сестренка… Посидишь взаперти, подумаешь…

У Гретхен задрожали губы:

— Ты-ы…

— Да, я. И посмею. И запру… — бормотал Болард, захлопывая дверь и трижды поворачивая ключ в замке. — Моя безопасность мне дороже…