Замечательное место и для молитвы, и для отдыха, и для обороны. Претор должен был чувствовать себя здесь неуязвимым. Дону же Смарде монастырь казался улиткой: панцирь снаружи, и теплое, беззащитное брюхо изнутри. Они пришли сюда убивать.

Сонно пискнула пичуга в мокрых кустах. Пахло сыростью и сеном. И в миг тишины хотелось вцепиться зубами — чтобы подлилась еще немного. Еще чуть-чуть.

Неслышно повернулся в скважине ключ. Не скрипнули смазанные салом петли.

Зашуршал ветками ночной ветерок, удачно заглушив всхлип часовых, которым перерезали горло.

Темные силуэты растворялись в ночи. Здесь и сейчас были только урожденные кястутисцы. Им не нужно было объяснять, что делать и куда идти. Планы монастыря были разложены на столе, все говорено и переговорено в Настанге. Каждое движение, каждый ход, варианты — если что-то пойдет не так. И еще до того любой из полутора сотен мог бы пройти Паэгли с завязанными глазами. Болард тоже прекрасно ориентировался здесь еще с детства, когда они с матерью и сестрой прятались под покровом святой Юдит от мятежа, и юный рельмин Ингеворский читал Credo будущему Великому Герольду Консаты. Выбирая Бога и судьбу. Воспоминания накатили и схлынули. Не место, не время. Болард побежал за Иваром к собору, неся перед собой обнаженный меч.

— Вот и встретились, сестра.

— Вот и встретились, брат.

Хрупкая женщина в тяжелом плаще-велеисе, накинутом поверх балахона, величаво вскинула голову. Изжелта-серые глаза с ненавистью обвели вошедших. Гражина перешагнула через тело заколотого крыжака и села на тяжелую скамью у стола, подперши ладонью острый подбородок. Было ясно, что больше она ничего не скажет. Болард зацепился за мертвеца взглядом, считая бурые пятна на грязно-белом плаще. Он думал, что мертвые всегда лежат неловко, неестественно, и оттого хочется их повернуть, уложить поудобнее. Смешно: обращаться с мертвыми, как с живыми.

Келья матери-настоятельницы в грубом чадящем свете походен казалась особенно неприглядной и голой: стол из горбылей, две деревянные скамьи, узкая кровать с сенником, в изголовье на белой стене черный трехконечный крест. Нервюры, сходящиеся в узел над головой. Распахнутые настежь полукруглые двери. Охрана встала по обе стороны.

Ивар тоже присел к столу — с другой стороны. Андре склонился, грея руки над жаровней. Криво улыбаясь. С горбоносым профилем, освещенным огнем, он был удивительно похож на постаревшего д'Артаньяна.

— Я пришел за Претором, — сказал князь.

Гражина осклабилась.

Ивар дернул плечом:

— Тебе придется ответить.

Он положил перед собой на стол тяжелые кулаки.

— Или мы будем пытать тех, кто еще жив. Кто-нибудь проговорится.

Монахиня еще выше подняла голову. Натянулась пергаментная кожа на шее. Болард отвернулся. Яркая искра под углом двери привлекла его взгляд. Но Шенье успел раньше, наклонился к золотой нитке, застрявшей в щели между плитами. Дверная створка качнулась. Прятавшийся за ней человек обрушился на Шенье, взмахнув кордом, затем проскочил между опешившими охранниками и скачками понесся вниз по винтовой лестнице. Ивар подхватил истекающего кровью Андре. Болард метнулся взглядом между ними и убегающим Ингевором и кинулся догонять, крикнув охраннику следовать за ним.

По крутым ступенькам они ссыпались в библиотеку. Там оказалось пусто и темно, только в узкую полосу между створками двери, словно дразня, светила свеча в стеклянной чашке. Из двух дверей, выводящих в соседние помещения, одна была заперта на засов, у второй маячили стражники. Следовательно, из библиотеки Ингевор выйти не мог. Шума стражники не слышали: должно быть, только сначала Луций Сергий уходил скачками, а потом крался — и сгинул. Между массивными книжными шкафами, где и кошке не спрятаться? Под одним из поставцов, на которых лежали книги для переписывания? Среди свернутых пергаментов на полках? Теперь уже четверо обыскали помещение — с тем же малозаметным результатом. Где? Где?!! Тяжелые книги на одной из полок оказались сдвинуты, в полутьме беспорядок сперва не привлек Борькиного внимания, лишь царапнул подсознательно. Но когда дон Смарда приступил к планомерному осмотру, на него снизошло озарение. Безжалостно смахнув драгоценные фолианты, Болард нашел рычаг, потянул, и часть стены вместе с полками отъехала — прямо как в старом фильме "Граф Монте-Кристо".

Ингевор лежал в низу крутой лестницы на крышке круглого люка, без сознания, левая ступня его была вывернута — должно быть, сорвался со склизких ступенек, ногу вывихнул или подвернул, потерял сознание от боли. "Все же Бог есть, — с помощью стражей втаскивая его наверх, думал Болард, — ведь не случайность — ушел бы…"

Шенье умер сразу. Они лежали на паперти рядом: мертвый Андре и претор в беспамятстве, и по обе стороны от них стояли князь и Гражина, связанная, с заткнутым ртом, но не потерявшая ни капли гордыни. Только слеза стекла с глаза, блеснув в лунном свете. От ветра, должно быть. Расходился так, что плясали деревья. Тяжелые врата собора святой Юдит ерзали, скрипя; над ними на балке раскачивался фонарь.

Болард насмелился тронуть князя за руку:

— Что делать?

— Андрея с собой.

— А этого?

Голова Ивара повернулась, как у механической куклы. Он тылом ладони попытался стереть со щеки присохшую кровь, оцарапался железной чешуей перчатки, сморщился, сплюнул.

— Добейте. И распните на этих воротах.

— Храм все-таки… — подал голос кто-то.

Князь глянул так, что никто больше не посмел перечить. Даже банерет.

Конец 2 части.

Не хадзi, коцю, па лауцы —

Будуць бiцi па лапцы,

Не хадзi, коцю, па масту —

Будуць бiцi па хвасту.

Колыбельная

Глава 34.

1492 год, август. Настанг.

Андре Шенье, члена командорского совета Консаты, отпевали в Архикафедральном соборе Твержи. Стены так до конца не успели отскоблить от копоти. Ее мерзкая вонь пробивалась сквозь ароматы ладана, воска, свежей побелки и цветов. И все же запах цветов были сильнее. Гирляндами из "золотых шаров", лохматых георгин, астр и хризантем были затянуты стены, пушистые головки лежали под ногами, обрамляли временный алтарь и деревянное грубо раскрашенное распятие. Голову кружил запах, осенний, безнадежный. Метался вместе с ветром, влетающим в разбитые готические окна, задувающим золотые лезвия свеч. Присланный Великим Герольдом из Ренкорры молоденький мессианский священник очень старался, а потому путался в молитвах и давал петуха. Боларду казалось, похожий на д'Артаньяна Шенье смеется над ним в своем свинцовом гробу. После отпевания тело забальзамируют, повезут сначала в Эйле, а оттуда на паровом фрегате «Рюбецаль» на родину, в Марлезон, чтобы похоронить в родовом склепе. Принятая Орденом каннуокская техника бальзамирования такая же, как у египтян, Боларду были известны подробности — и то ли от мысли о них, то ли от резких запахов барона тошнило, как на первых месяцах беременности. Невзирая на укоризненные взгляды, он протолкался к выходу. Спустился к мосту и стал смотреть на серую сморщенную воду. Сегодня предстоял еще прием у бургомистра. А послезавтра коронация. Господи, как Ивар это выдержит? В Настанг уже съезжались с верноподданническими чувствами и выражением почтения ближайшие князья и бароны с чадами и домочадцами. Как кровь проливать — так ни одного не было… Тянулись в столицу возы с бочонками вина и корзинами снеди. Руины укрывали коврами и стягами. Из уцелевших сундуков извлекались лучшие одежды. Живым жить.

Болард швырнул с размаху камешек, проследил, как тот "печет блинчики" на воде. И, не удовлетворившись результатом, запустил следующий. Камешки подпрыгивали, и в поднятых ими брызгах сверкнуло солнце.