Возвращение в Хамне было нерадостным. Особенно тяжелой стала жизнь молодой Нане: она поселилась в Хамне на правах второй жены.

Годы шли, а дела Мамедтаги все никак не могли наладиться. Но это не мешало ему заботиться о судьбе своего сына Фатали. Он решил определить восьмилетнего мальчика в духовную школу — моллахане. Здесь впервые Фатали познакомился с арабским алфавитом. В то время в азербайджанских духовных школах не было специальных учебников, и дети обычно начинали учиться грамоте по сурам — главам корана — священного писания мусульман. Только после этого ученики принимались за изучение классических произведений на фарсидском языке, в частности «Гюлистана» Саади [15]

В моллахане Ахундов провел всего один год. Духовная школа с ее схоластическим подходом к преподаванию, сводившемуся к защите религиозных догматов, не могла привить любознательному мальчику любовь к знаниям. Он возненавидел ее и был согласен на любую работу, лишь бы избавиться от необходимости учиться. И он бросил школу.

Безрадостной была и жизнь Нане-ханум. Частые ссоры со старшей женой Мамедтаги, изнурительная домашняя работа, тяжесть которой ей приходилось нести, как младшей жене, бесправное положение в семье привели к тому, что Нане-ханум решила развестись с мужем и уехать на родину.

Шариат [[16] не считался с желанием женщины. Уходя от законного мужа, Нане теряла права на сына. Освященная религией власть законного супруга была неприкосновенной. Несмотря на свой мягкий характер, Мамедтаги отказывался дать свободу измученной молодой женщине. Только после неоднократных просьб Нане добилась согласия мужа, но при одном условии: она должна оставить ему сына. Проститься навеки с любимым и единственным сыном было слишком тяжело для Нане-ханум. Надо представить себе страдальческую и трагическую жизнь бедной женщины, чтобы понять решение уехать из Хамне без ребенка.

Приближался день, когда Нане должна была с караваном навсегда покинуть семью Мамедтаги. Не желая волновать сына тяжелой сценой расставания, она решила уехать, не повидавшись с ним.

Было раннее, чудесное южное утро. Нане в слезах прощалась с домом, где оставляла маленького Фатали. Это было равносильно осуждению на казнь.

— Отдай мне сына! — в последний раз обратилась Нане к мужу, подводящему верблюда.

Мамедтаги был огорчен отъездом Нане, ему было жаль ее, но он сказал:

— Я не отдам его. По шариату сын принадлежит мне. Кто утешит мою старость, кто подаст палку слепому старику?

Подавленная страшным горем, со слезами подходила Нане к верблюду. Тот медленно опускался на задние ноги. Все еще не теряя надежды, Нане умоляюще взглянула на мужа. Мамедтаги потупил взор: он не осмеливался смотреть в глаза несчастной женщине.

А в это время Фатали мирно спал в своей постели. Сестра мальчика, дочь Мамедтаги и его старшей жены, с удивлением наблюдала за происходящим. Вдруг, словно решившись на что-то, она вбежала в дом и с ожесточением стала будить Фатали.

— Брат мой! Брат мой! Вставай! Вставай скорее!

Мальчик проснулся. Спокойно улыбалось его лицо. Он ничего не знал о грозящей беде.

— Вставай, брат мой, вставай! — твердила девушка. — Твоя мама уезжает. Ты больше никогда не увидишь ее.

Фатали встрепенулся. Встал босой, в одной сорочке, с плачем бросился во двор. Мать уже сидела на верблюде. Верблюд величаво поднимался.

— Мама! — в страхе и отчаянии крикнул мальчик.

Он подбежал к лохматому животному, поднял свои маленькие ручонки, но мать была недосягаема.

Нане потянулась к нему, но трудно ей было достать сына.

Все такой же печальный и нерешительный стоял Мамедтаги.

— Отдай мне сына! Жизнь на родине превратится для меня в ад. Пожалей сироту. Отдай мне сына. Всю жизнь я буду молить аллаха о твоем благополучии.

Мамедтаги колеблется, он не знает, как решить эту трудную задачу. На седых ресницах слезы. Но он должен принять решение.

— Хорошо, Нане-ханум, — говорит он медленно, раздумывая над каждым своим словом. — Пусть будет по-твоему. Возьми сына. Береги его.

И он поднял над головой мальчика, все еще плачущего и не верящего в свое счастье. Нане подхватила его, страстно прижала к груди, закрыла голову Фатали чадрой, словно боялась, что его опять отнимут у нее.

Мерно качаясь, двинулся в путь за караваном последний верблюд, уносящий счастливую мать и сына. Навьюченные животные шли, звеня своими маленькими колокольчиками. Над полями занималась утренняя заря. Вслед каравану печально смотрели Мамедтаги и маленькая девушка, сыгравшая такую большую роль в судьбе великого человека. Последний раз видел Фатали родного отца. Потеряв отца, он приобрел мать. И будущее.

Нане-ханум с сыном приехала в Карадаг к ахунду Алескеру. Вскоре они, едва Алескер закончил свои дела, переселились в Еленкут (Южный Азербайджан). Фатали вновь решили отдать в моллахане, но ничего путного из этого не вышло. Неприязнь мальчика к занятиям была настолько сильна, что всякий раз, когда его приводили в школу, он убегал. Фатали не хотел учиться. Возможно, его пугал арабский алфавит, казавшийся ему непроходимыми джунглями. Почти каждая буква алфавита имела два-три-четыре рисунка. Надо было помнить, что буква «с» только тогда превратится в «ш», когда над ней поставишь три точки, и что букву «в» можно читать и как «у», и как «и», и как «6», и как «о». Сколько Фатали ни учился, прочитать правильно незнакомые слова не мог.

Бежать, бежать без оглядки из моллахане! Лучше стать грузчиком, батраком, аробщиком, чем запоминать эти палочки, завитки и точки. Он упорно отказывался учиться. Ни уговоры магери, ни слова ахунда Алескера — ничто не могло повлиять на Фатали. Алескер решил сам заниматься с мальчиком. Он горячо полюбил его и отдавал ему все свободные часы, внушал уважение к книге. Начитанный и образованный ахунд, прекрасно знающий арабский и фарсидский языки, классическую поэзию Востока, терпеливо переносил все капризы мальчика, добиваясь своей цели. Наконец лед тронулся, и Фатали начал более внимательно относиться к своим занятиям, проявлял интерес к книгам, послушно следовал советам своего приемного отца. Они вместе стали читать коран, а затем перешли к стихам Саади, Хафиза [17], Физули [18]. Перед мальчиком открывался мир поэзии, полной глубокой житейской мудрости, страстного преклонения перед красотой и разумом человека, мир ярких и красочных метафор, чеканного и звучного ритма.

В 1825 году ахунд Алескер вместе с семьей покинул Южный Азербайджан и поселился в Гяндже.

Гянджа — один из старейших городов Азербайджана. В XII веке, во времена Низами, Гянджа была крупным культурным, политическим и экономическим центром. Город был расположен по обеим сторонам реки Гянджи-чая. Когда-то здесь проживало несколько сот тысяч жителей, но за последние века город постепенно стал терять свое прежнее значение и пришел в упадок. В декабре 1803 года Гянджу окружили войска князя Цицианова. Последнему владетелю города Джеват-хану, проводившему проиранскую политику, было предложено сдаться, но надменный феодал отверг предложение. Город был взят штурмом, и Джеват-хан со своим сыном погиб на стенах укрепления.

Еще свежи были воспоминания об этих событиях. В городе жило не более двадцати тысяч жителей. У центральной площади возвышались высокие минареты старинной мечети, построенной во времена Шах-Аббаса [19] . Высоко к небу тянулись гордые тенистые чинары, широким кольцом окружившие мечеть. Во дворе большой бассейн, по узким канавам, проведенным вокруг кирпичного здания мечети, бесшумно течет вода. Над массивными, широкими стенами, подобно гигантскому зонту, подымается великолепный купол, а над ним — бронзовый полумесяц. Просторный вход в — мечеть украшен многоцветными изразцами и керамикой, над которыми много и терпеливо трудились талантливые гянджинские мастера. А рядом с мусульманским храмом, дополняя ансамбль архитектурных сооружений, высоко-высоко стоят тонкие минареты. Три раза в день, в любую погоду, рабски исполняя традиционный обряд богослужения, по крутым и узеньким ступенькам минарета поднимается старый муэдзин [20], чтобы призвать мусульман к свершению обязательных молитв.