Терапевт: "Может быть, у них есть мудрость, которую мы потеряли".

Клиентка: "Верно. Мое время подошло к концу".

Здесь она, подобно многим другим клиентам, с извинениями приходит к неуверенному осознанию того, что начала ценить себя, нравиться себе. Кажется, что возникает чувство спонтанного свободного удовольствия, примитивная joie de vivre[22], подобная той, которую испытывает ягненок, пасущийся на лугу, или дельфин, резвящийся в воде. Миссис Оук чувствует, что это – что-то естественное для организма младенца, что-то потерянное в ходе деформирующего нас процесса развития.

Толчком к появлению этого чувства у клиента послужил один случай, о котором миссис Оук смущенно рассказывает в девятой беседе. Ранее она никому о нем не говорила. Вероятно, именно этот случай проясняет коренную природу ее чувства. Перед рассказом миссис Оук сделала длинную паузу (очевидно, ей было трудно расстаться со своей тайной).

Клиентка: "Вы знаете, это как-то глупо, но я никогда никому об этом не говорила (нервно смеется), и, вероятно, это пойдет мне на пользу. Много лет назад, в юности, вероятно лет в семнадцать, я обнаружила, что у меня появилось то, что я начала называть "проблесками разума". Я никогда никому об этом не говорила (опять смущенно смеется)... в чем действительно я видела этот разум. Я довольно-таки хорошо сознавала жизнь, и всегда с ужасным сожалением, с грустью о том, как далеко мы ушли от правильной дороги. Но это чувство я испытывала довольно редко, только тогда, когда ощущала себя цельным человеком в этом страшно суетном мире".

Терапевт: "Это мелькало, было не часто, но временами казалось, что вы в этом, несомненно, крайне суетном мире действуете и чувствуете со всей полнотой, как цельное существо..."

Клиентка: "Верно. И я хочу сказать, что действительно чувствовала, как далеко мы ушли от здорового цельного человека. Конечно, так не говорят".

Терапевт: "У вас чувство, что не совсем безопасно было бы говорить о том, что вы поете..."[23]

Клиентка: "Где живет такой человек?"

Терапевт: "Почти как если бы такому человеку негде было жить, существовать..."

Клиентка: "Конечно, вы знаете, что заставляет меня... обождите минуту... это, вероятно, объясняет, почему я здесь главным образом говорю о чувствах. Вероятно, поэтому..."

Терапевт: "Потому что вы как реальное целое существуете со своими чувствами. Не правда ли, вы сейчас больше сознаете свои чувства?"

Клиентка: "Это верно. Оно не... мое целое не отвергает чувства, и... так вот..."

Терапевт: "Эта цельная "вы" почему-то живет своими чувствами, вместо того чтобы отталкивать их".

Клиентка: "Это верно. (Пауза.) Думаю, если быть практичным, можно было бы сказать, что то, что мне следует делать, – это решать проблемы, повседневные проблемы. И однако, я, я... что я стараюсь делать, так это решить что-то большее и гораздо, гораздо более важное, чем мелкие повседневные проблемы. Может быть, это и есть итог всего".

Терапевт: "Я желал бы знать, не заключается ли смысл того, о чем вы говорили, в том, что вам следовало бы больше думать о конкретных проблемах. Но вы хотите знать, может ли так случиться, что при этом вы прекращаете поиски себя как целого, а это, возможно, более важно, чем решение сиюминутных проблем".

Клиентка: "Я думаю, это так. Да, я думаю, это так. Вероятно, это я и хотела сказать".

Если мы верно сопоставим эти два вида опыта и если не ошибемся, сочтя их типичными, тогда можно сказать, что и во время психотерапии, и в некоторых мимолетных переживаниях ранее эта женщина чувствовала полезную, приносящую приятное удовлетворение высокую оценку себя как цельно функционирующего человеческого существа; и что такое переживание возникало, когда она не отвергала своих чувств, а жила ими.

Здесь, как мне кажется, кроется важная и часто не замечаемая правда о психотерапевтическом процессе. Она проявляется, когда человеку позволено совершенно сознательно проживать все свои реакции, включая чувства и эмоции. Когда это происходит, индивид чувствует, что он нравится себе, он искренне ценит себя как цельно функционирующее существо, что есть одной из важных конечных целей психотерапии.

Открытие положительной сути человеческой личности

Одна из самых революционных концепций, вытекающих из нашего клинического опыта, связана со все более полным осознанием того, что глубинное ядро натуры человека, глубочайший уровень его личности, фундамент его "животной природы" по природе своей положителен, что по сути своей человек – это социализированное, постоянно растущее, рациональное и реалистичное существо.

Не думаю, что такая точка зрения на человека будет принята, настолько она чужда нынешней нашей культуре[24]; и она так переворачивает наши представления, что ее действительно не следовало бы принимать, не подвергнув всестороннему исследованию. Но если бы она и выдержала эти испытания, принять ее все равно будет нелегко. Религия, в особенности протестантская традиция христианства, принесла в нашу культуру представление о греховной природе человека, сокрушить которую может только чудо. В области психологии Фрейд и его последователи представили убедительные доводы того, что ид[25], основополагающую бессознательную природу человека составляют главным образом инстинкты, которые, дай им волю, привели бы ко кровосмешению, убийству и прочим преступлениям. Задача всякой психотерапии, с точки зрения представителей этой школы, состоит в том, чтобы разумно и без вреда для здоровья держать эти дикие силы в узде, не позволяя им превращать людей в невротиков. Но то, что человек в глубине души иррационален, не социализирован, разрушителен по отношению к другим и себе, – это представление принимается как едва ли не повсеместно как несомненный факт. Разумеется, иногда раздаются и голоса протеста. Маслоу (1) выдвигает веские доводы в защиту животной природы человека, указывая, что антисоциальные эмоции – враждебность, ревность и т.д. – обусловлены фрустрацией базисных потребностей в любви, защищенности и принадлежности, которые сами по себе положительны. Подобно этому Монтегю (2) выдвигает тезис, что основным законом человеческой жизни есть кооперация, а не борьба. Но эти одинокие голоса почти не слышны. В целом точка зрения как профессионалов, так и непрофессионалов сводится к тому, что человека, каков он есть по своей природе, следует держать под контролем, или под колпаком, или под тем и другим одновременно.

Когда я окидываю взором годы моей клинической практики и исследовательской работы, мне кажется, что я слишком медлил с признанием ложности подобных представлений о человеке. Причина, по-видимому, состоит в том, что в ходе психотерапии вновь и вновь обнажаются враждебные и асоциальные чувства клиента; нетрудно предположить, что именно эти чувства и являют нам глубинную и посему основополагающую природу человека. Лишь со временем становится очевидным, что чувства эти далеко не самые глубокие и самые сильные, и что внутреннее ядро личности человека составляет организм как таковой, – организм по сути своей и социальный и самосохраняющийся.

Чтобы придать точность этим доказательствам, разрешите мне снова обратиться к психотерапии миссис Оук. Вследствие важности этого вопроса я процитирую, не пропуская подробностей, отрывки из ее протоколов, чтобы проиллюстрировать тот тип опыта, на котором я основывал предыдущие утверждения. Возможно, эти отрывки покажут, как слой за слоем открывается ее личность, и это приведет нас к самым глубинным составляющим последней.

Итак, в восьмой беседе миссис Оук снимает первый слой психологической защиты и обнаруживает под ним горечь и желание отомстить.