— Ты хочешь перебежать к халдеям, — сказал Ирсия.

На что Иеремия ответил:

— Лжешь ты, — я иду не к халдеям, а в свой город, в котором есть моя собственность.

Но, несмотря на уверения, стражник схватил раба Божия и с грубым насилием отвел его к князьям, а эти, обрадовавшись случаю осуществить свой давний злой замысел против досаждавшего им невинного человека, взглянули на него как на подлинного шпиона, подвергли его побоям и заключили в подземную темницу в доме Ионафана — писца, человека (Иер.37:12–16) жестокого и бессердечного, которому поручили и надзор за заключенным. Возложить же руки на пророка, умертвить его, они не осмелились, опасаясь тем заслужить немилость своего царя Седекии, оказывавшего по временам, хотя и боязливо (Иер.37:19), внимание святому Иеремии. По распоряжению Седекии пророк Божий вскоре был переведен из подвальной темницы в дворцовую тюрьму, где давался ему хлеб (Иер.37:21) и откуда он мог передавать свои наставления народу.

Непродолжительно однако было радостное ликование в Иерусалиме. Навуходоносор, продержавший в осаде иудейскую столицу 390 дней и снявший эту осаду, чтобы только отразить фараона египетского, шедшего на помощь Седекии, скоро обратил своего противника в бегство и возвратился опять к Иерусалиму и еще теснее прежнего обложил его. Поход халдеев против египтян продолжался намного более 100 дней; последняя же осада Иерусалима — только 40 дней (Иез.4:5–6).

Святой пророк Иеремия во все это время не переставал увещевать иудеев, чтобы они обратились с раскаянием к Богу, указывая им на свои, теперь явно исполняющиеся предсказания, на то, что уже настало [время кары,] определенной Богом за беззакония грешников, и давал полезный совет не противиться воле Божией и покориться халдеям.

— Так говорит Господь, — говорил Иеремия, — кто останется в этом городе, тот умрет от меча, голода и моровой язвы, а кто выйдет к халдеям, тот будет жив, тот сохранит по крайней мере свое главное сокровище — свою душу и останется жив. Город же сей непременно будет взят войском царя вавилонского (Иер.38:2–3).

Слыша о таких внушениях пророка, князья иудейские и фанатики-патриоты, не имевшие понятия об истинной любви к отечеству, обратились к царю с требованием:

— Да будет этот человек предан смерти, потому что он ослабляет руки воинов и руки всего народа, говоря к ним такие слова; ибо этот человек не благоденствия желает народу своему, а разорения и позора.

Царь Седекия на это отвечал им в отчаянии:

— Он в ваших руках, — делайте с ним что хотите; царь ничего не может делать вопреки вам (Иер.38:4–5).

Святой Иеремия, после того, спущен был на веревках в глубокую яму на дворе придворной тюрьмы, в которой было много нечистой грязи. В этой яме и страдал невинно человек Божий, погруженный до шеи в тину; и умер бы он там от сырости и голода, если бы не спас его один богобоязненный иностранец. При царском дворе был евнух, по имени Авдемелех — ефиоплянин; он, слыша, что Иеремию посадили в яму, возмущен был таким недостойным обращением с уважаемым пророком, обратился к царю и сказал:

— Государь мой, царь! Худо ты сделал, что так поступил с Иеремиею-пророком, подвергая его смертной опасности.

Царь дал приказание Авдемелеху, чтобы тот вытащил его из ямы. А потом Седекия призвал Иеремию к себе и наедине спрашивал у него:

— Верно ли все то, о чем он пророчествует?

Пророк ответил ему:

— Если я скажу тебе истину, не предашь ли ты меня смерти? — и если дам совет, ты не послушаешь меня.

Царь клятвенно обещал Иеремии, что не предаст его смерти и не выдаст его в руки тех людей, которые ищут убить его. Тогда Иеремия сказал Седекии:

— Так говорит Господь Саваоф, Бог Израилев: если ты (добровольно покоришься и) выйдешь к князьям царя вавилонского, то жива будет душа твоя и этот город не будет сожжен огнем, и ты будешь жив и дом твой; а если не выйдешь к воеводам царя вавилонского, то этот город будет предан в руки халдеев, и сожгут его огнем и ты не избежишь от рук их.

Царь, обольщенный мнимыми друзьями своими, не послушал пророка, не последовал его благому совету. Но, опасаясь вероломства со стороны этих же друзей своих не столько за Иеремию, сколько за себя, он сказал человеку Божию, что никто не должен знать их тайного разговора и что, в случае опроса о том князей, он должен отвечать: «Я повергнул пред лице царя прошение мое, чтобы не возвращать меня в дом Ионафана, чтобы не умереть мне там».

И оставался пророк под надзором во дворе царской стражи во все время осады Иерусалима, до того самого дня, когда он взят был халдеями. Это совершилось в одиннадцатый год царствования Седекии (Иер.38).

Пробил, наконец, последний час для города, славного оплота Израиля — Иерусалима: число защитников его сократилось настолько, что они уже не могли оборонять городские стены; в городе не оказывалось хлеба, — ужас голодной смерти навис над иудейской столицей; объятые страхом иерусалимляне утрачивали последние останки человеческого чувства: уже не в переносном смысле они «поедали друг друга», — а буквально «кормились плотью сыновей своих и дочерей и ближних своих». Сбылось таким образом пророчество Иеремии! (Иер.19:9 и др.)

В девятый день месяца Таммуза, в четвертый месяц, в девятый день одиннадцатого года царствования Седекии (Иер.39:2) (в июне месяце 589 г. до Р. Х.), халдеи сделали широкий пролом в городской стене и вторглись в Иерусалим. Самого Навуходоносора при этом не было. Он в то время находился в Ривле, в Сирии. Его полководцы, ворвавшись в город, расположили свои палатки в средних воротах, которые находились между Сионом и нижним городом (Иер.39:1–3). Суровые воины, ожесточенные продолжительностью осады, рассеявшись по городу, не давали пощады никому. Иудеи, истомленные голодом и ужасом — все, кто мог, предались бегству (Цар.25:2). Седекии царю с окружавшими его телохранителями удалось ночью пробраться чрез тайный проход, находившийся подле царского сада, в северо-восточной части города, и бежать из столицы. Он хотел скрыться в пустыне Галаадской. Но бегство его скоро было замечено халдеями и за ним и его спутниками была послана погоня. Беглецы легко были настигнуты на Иерихонской равнине. Воины, бывшие с царем, или разбежались, или были перебиты. Седекия был взят в плен и отведен к Навуходоносору в Ривлу, город Сирийский. Туда же отведены были и схваченные в городе первосвященник Сераия и храмовой начальник Цефания, а также евнух, главный начальник войск и семь вельможей, предстоявших лицу царя, и шестьдесят знатных представителей из народа. Победитель произнес свой суд над побежденными: сыновья Седекии и все иерусалимляне, приведенные пред грозные очи восточного повелителя, были заколоты на глазах у несчастного иудейского царя, самому ему потом выкололи глаза, а после того его в медных оковах отправили в Вавилон и там посадили в темничное заключение, где он и умер (Иер.52, ср. 39:4–7).

Спустя месяц после захвата халдеями Иерусалима (Иер.52:12), туда прибыл начальник телохранителей Навуходоносора Навузардан. Столица царства иудейского представляла тогда жилище мертвецов: все ворота ее опустели, пути к Сиону обезлюдели, священники изнывали, как в точиле истоптаны были юноши и девы Иуды (Плач Иер.1:1–15). Но город, стольный город потомков Давида, до того времени чудный и преславный, еще оставался, сохранял свое величие и красоту. Военачальники, покорившие его, не имели полномочий распорядиться его судьбой. Сам владыка халдеев колебался: с одной стороны он желал иметь в Иудейской земле опорный пункт для себя против враждебных поползновений египетского царя и Иерусалим, с его крепостною стеной мог быть полезен, а с другой стороны — не мог он не подозревать и опасности для себя, что всегда коварные и мятежные иудеи воспользуются этим крепким оплотом в своих изменнических видах. Последнее соображение пересилило: Навуходоносор послал Навузардана с поручением разрушить Иерусалим до основания его. Это окончательное, полное разрушение Иерусалима трогательно изобразил святой Иеремия, излив свою великую скорбь в стихах своего «Плача». Гибель святого города глубоко потрясла сердца и Израиля, — начав свой искренний плач «на реках вавилонских» (Пс.136), они продолжают его и до наших дней, проводя день, посвящаемый памяти сего события, в посте и без обуви на ногах, — без сапог и башмаков в знак печали.