— В конце — домик на берегу речки, свои виноградники, дети, внуки… — размечтался Тартор.

— Что-то вроде, — скривилась Филика.

До заката оставалось не больше получаса. Наёмники не стали отходить от своих традиций и остались ночевать в лагере. На штурм волшебных горных просторов нужно идти выспавшимися, полными сил.

Солнце ещё не успело вступить и временно победить в вечной борьбе с мраком, а Смертельные Ищейки уже были полностью собраны, готовые отправляться в тяжёлое, полное невиданных опасностей путешествие.

Для облегчения поисков, было решено разбиться на две группы: Моррот и Тос — в одной; Филика и Красп — в другой. Чтобы поддерживать друг с другом связь, пришлось вытаскивать коробочки со спящими фитасами — крупными крылатыми насекомыми, идеально подходящими для этой цели. К счастью, передохли не все: выживших существ для выполнения задания хватит. Фитасы абсолютно безвредны для любого мыслящего, к тому же, они известны своим вечно сонным состоянием. К их брюшку просто грех не привязать записку. Стоит хорошенько потрясти насекомое, и оно тут же возжелает убраться от вас куда подальше. Так уж природой создано, что фитасы при любой беде всегда возвращаются в место своего рождения. И этому удивительному свойству ещё несколько тысяч лет назад находчивые древние примы нашли применение. Вылупившиеся из куколок, к примеру, в обыкновенной деревянной коробке, они никогда не спутают её с другими, такими же: всегда прилетят к ней в случае опасности. Прекрасный воздушный гонец с запиской на брюшке незамедлительно прилетит к обладателю таковой коробки. Просто великолепно!

Фитасы были вытянуты наёмниками из родных коробочек и распиханы по новым. Филика подписала коробочки: «Тартор», «Филика и Красп», «Моррот и Тос». Теперь, чтобы отправить какое-нибудь гневно-язвительное послание, скажем, Краспу, Тартор должен достать коробочку с нужной надписью, привязать записку к насекомому и как следует его потрясти. Дело сделано — фитаса спасается от живодёра Тартора, ища укрытие в родной обители, коя небрежно болтается на рюкзаке Краспа…

Но вообще, Смертельные Ищейки очень и очень редко обращались к услугам этих замечательных насекомых. Не доверяли, что ли? Трудно сказать.

Походные мешки покачивались в такт ходьбе. Тартор глядел на идущих в предрассветную горную тишь соратников. Платиновые монеты лун освещали им дорогу.

— Удачи вам, — полушёпотом произнёс он и отправился в палатку. Спать. А что же ещё ему оставалось делать?

Есть выражение: «Так сложно, как искать золотую монетку на дне Западного Бура». Моррот всё время его вспоминал, стоило им с Тосом покинуть лагерь. Крот был свято убеждён, что даже такое нелёгкое дело, как вылавливание монетки со дна стремительной реки — вполне выполнимое. В отличие от предстоящих поисков… Горная гряда на десятки километров расползалась во все стороны. Тут и жизни целой не хватит всё изучить!

Но размышления — размышлениями, а дело выполнять надо.

Заливая кровью снежные верхушки, солнце обречённо поднималось в небо.

Тос опытным взглядом скалолаза осмотрел округу и выбрал лучшее место для подъёма. Моррот не стал с ним спорить.

По крутой каменистой насыпи пока удавалось передвигаться без дополнительных приспособлений. Ремни походных сумок всё больнее впивались в плечи. Чем выше, тем холоднее. Вскоре пришлось надеть тёплые куртки.

Тос шёл впереди. Уверенно и сосредоточенно. Обвязанная вокруг него верёвка уходила за спину длинным отростком, обвивающим Моррота. Только верёвка натягивалась, Тос, не оборачиваясь, переставал идти, ждал не поспевавшего за ним товарища. Прим был сосредоточен на подъёме, всё остальное для него переставало существовать. Моррот бурчал под нос проклятия на всё, что только возможно: на щебечущих непонятно откуда птиц, на прозрачное небо, на ослепительные блики солнца, так не подходящие к чёрным тучам его плохого настроения, на холодную землю под ногами, на Тоса, бодро взбирающегося по сыпучему грунту, на тяжкую жизнь наёмника, на жизнь, как таковую… Здоровье крота уже совсем не то: отдышка, быстрая усталость, лень… Чтоб его, к Гирену! Нога соскользнула, посыпались камни — Моррот повалился и протесал брюхом метров пять, пока верёвка полностью не натянулась и не дёрнула Тоса, увлекая того за собой. Моррот пытался затормозить когтями, но каменистая почва предательски осыпалась. Наконец-то кроту удалось ухватиться за каменный уступ. Вот только катящийся кубарем, громко вопящий ругательства Тос налетел на него и они вместе продолжили «спуск», обдирая об камни всё, что только возможно, теряя на ходу экипировку и провизию из разодравшегося об острый камень походного рюкзака прима. Скорость тревожно нарастала, ухватиться было не за что. Очень и очень нехорошие обрывки мыслей закрадывались в головы наёмников…

Этим «нехорошим мыслям» вполне суждено было свершиться, если бы не оказавшийся на пути валун. Вначале ногами, а потом и походной сумкой Моррот впечатался в него. Тосу смягчил удар крот. Если бы они при этом ещё и не стукнулись до божественных звёзд в глазах лбами — было бы вообще великолепно.

— Ну ты и долбоё… — хотел сказать что-то ободряющее Тос и потерял сознание.

Седой крот отключился следом.

Усиливающийся к вечеру холод не дал долго отдыхать. Первым очнулся Тос. Всё тело ныло от боли, пальцы обжигало морозом. Кое-как поднявшись на подкашивающиеся ноги, он с ужасом обнаружил, что Моррот не дышит…

Помер? Да не может такого быть! Столько пройти в своей жизни, чтобы подохнуть так бесславно? А ну вставай, увалень, хватит отдыхать!

Тос принялся бить товарища по щекам.

Удивлённые, уставшие, безразличные глаза старика, а совсем не волевого наёмника, открылись.

— Ты это чего? — прошептал Моррот еле подвижными от холода губами.

— Шукин ты шын! — обрадовался Тос. — А я думал…

— Не моё ещё время, — более твёрдо ответил крот.

— Ты можешь пошевелитьша? — спросил Тос.

— Сейчас попробую, — Моррот попытался подняться, но ужасная боль жгучими вихрями пронеслась по телу, и он повалился на спину. — Ничего, сейчас, — крот попытался вновь подняться, но чудовищная боль прошлась по нему своими демоническими когтями ещё сильней.

— Начинает темнеть, — словно не замечая критического состояния товарища, сказал Тос. — Мой походный мешок дал течь… Экипировка, оружие… Каким-то чудом иж него не выпал только пакет ш вяленой курятиной, — прим отстегнул ремни с плеч Моррота и внимательно осмотрел мешок. — Твой, вроде, целый. Правда, ш арбалетом швоим попрощатьша можешь… — Тос отстегнул от наружного крепления потрескавшийся приклад — всё, что осталось от арбалета. — Хорошо — кирка плотно упакована. Так бы торчала она у тебя иж шпины, можешь не шомневатьша!

— У меня всё горит, — признался Моррот.

— Придётша шпать в мешке одном, — сказал Тос, роясь в рюкзаке, — Гляди, целое, — он вытянул металлическую флягу с лечебным отваром. — Выпей, — поднёс откупоренное горлышко к губам крота. Моррот жадно вылакал всё до остатка.

Где они были, там Тос и разложил палатку. Ну, палаткой это мизерное сооружение из кожи развёрнутого походного мешка и металлических палок назвать можно было весьма условно. Благо, удалось кое-как «заштопать» зияющую дыру в мешке с помощью вырезанных из него же тонких кожаных лоскутков. В вырезанные ножом дырки прим продел лоскутки и завязал. Не идеально, но всё же… К счастью, палки для палатки лежали в мешке Моррота.

Вот с фитасами не повезло. Все коробочки с насекомыми находились в рюкзаке Тоса… Радовало, что их родная коробочка лежала у Моррота. Она, конечно же, растрескалась, но запах её обломков всё-таки должен привлекать крылатых гонцов.

Перед сном наёмники подкрепились курятиной и вином. Крот чувствовал себя уже значительно лучше, но до идеального состояния — ещё далеко.

Умудрившись завернуться в один спальный мешок, под укрытием хилых стен палатки, они провели ночь.