- Твой дед, наверное, не очень разбирался в живописи, - проследила за моим взглядом Олеся.

Не считая просторной кухни и санузла, в доме имелось всего три комнаты – гостиная и две спальни. В одной спальне стояла огромная кровать, занимая почти все пространство. Другая спальня была примерно такого же размера, только кроватей там имелось две - полутороспальных. Интересно, зачем деду понадобилось столько кроватей, если он жил один?

В гостиной стоял овальный стол с массивными ножками, четыре стула под старину и небольшой диванчик. Другой мебели не заметила, зато имелось несколько напольных ваз и множество картин на стенах. Полы везде выполнены из каменной плитки и тоже способствовали приятной прохладе.

Нотариус попрощался и ушел. Олеся упала на диван, окончательно потеряв способность двигаться и соображать. Я чувствовала примерно то же, только продолжала стоять посреди гостиной. Тут я заметила старинный комод в углу комнаты, который не увидела раньше. На комоде стояла фотография в позолоченной рамке. Каково же было мое удивление, когда я подошла ближе и узнала на фотографии себя!

Я взяла в руки собственный портрет. Надо же, какой тяжеленный! Рамка выглядела помпезно, выполненная под золото, а стекло казалось очень толстым. Это же сколько мне тут лет? Я пыталась вспомнить, когда фотографировалась? Вроде, тогда я как раз заканчивала школу. Получается, что на снимке мне лет восемнадцать?

- Олесь, - позвала я.

- Ну что еще? – Подруга нехотя поднялась с дивана и босиком доковыляла до меня. Туфли она сняла сразу же, как зашла в дом.

- Как ты это объяснишь? – спросила я, протягивая ей портрет.

- Люська, это же ты!

- Вот именно!

- Получается, дед тебя видел?

- Вряд ли… - размышляла я. – Но, он точно знал обо мне. Только откуда, ума не приложу.

Я взяла у Олеси фотографию и вернула ее на место. Почему-то стало страшно, что та может выронить ее и разбить. В тот момент я подумала, раз дед так хотел, чтобы фотография тут стояла, значит, так тому и быть. По крайней мере, пока.

- Разберемся, - уверенно произнесла подруга и вернулась на диван. – Ноги гудят, стоять не могу. Чур, моя комната с большой кроватью, - предупредила она, - я уже отнесла туда сумку.

Когда только успела? Моя сумка до сих пор стояла на полу, посреди гостиной.

- Я так есть хочу, что ни о чем больше думать не могу, - пожаловалась Олеся. – Но, даже двинуться сил нет, чтобы куда-то пойти или что-то сделать.

- Не думаю, что в доме есть что-то съестное. – Я подошла ближе и тоже опустилась на диван. – Не хочешь мне все рассказать? – спросила я, откинувшись на спинку дивана, чувствуя, как мышцы расслабляются.

- Да больно-то рассказывать нечего, - сонным голосом пролепетала Олеся. Меня тоже клонило в сон, сказывалось длительное путешествие и усталость. – Твой дед составил официальное завещание, по которому все, чем он владел, переходит к тебе. Все необходимые документы ты подписала. Там все чисто, я проверила. Кроме дома, у него есть кое-какие сбережения. Правда, основная их часть ушла на уплату налога на наследство. Завтра можно будет сходить в банк и узнать, сколько осталось? Там еще какая-то сумма освобождается от налогообложения, но я не очень поняла. Думаю, в банке нам объяснять все популярно. Она каким-то образом зависит от степени родства. Я в этом не разбираюсь. Да, - встрепенулась Олеся, - чуть не забыла… Дет тебе еще оставил рыболовецкий корабль, представляешь?

- Интересно. – Сон, как рукой сняло. – И что я с ним буду делать?

- А вот это самое интересное. – Олеся тоже резко проснулась и забралась с ногами на диван, устраиваясь поудобнее. – В завещании есть одно условие, что ты наследуешь все только в том случае, если соглашаешься, чтобы корабль продолжал работать.

- Рыбу ловить что ли? И что с ней делать?

- Можно сказать, что твой дед был меценатом или филантропом, обзывай, как хочешь. Весь улов он за гроши продавал беженцам, которых тут видимо невидимо. Нотариус сокрушался, что их тут больше, чем коренных жителей. Все они прибывают из Африки за лучшей жизнью. Местные жители их не любят, особенно летом, когда разгар курортного сезона. Они только летом и зарабатывают более или менее. Зимой тут все ловят рыбу. Тем  и живут. Из-за наплыва беженцев, поток туристов резко снизился. Бедные местные жители, их остров заклеймили черной меткой, пусть и на время. Разрулят же власти когда-нибудь все это… Из-за беженцев в этом году очень мало туристов…

Какое-то время Олеся размышляла на тему заработка местных жителей, которому мешают беженцы. Я задумалась и поняла, что мне жаль этих бедных людей. Не будут же они просто так бежать из родных мест? Значит, им там совсем несладко живется? А получается, что и тут они никому не нужны – ни правительству, ни местным жителям. Скорее всего, большинство из них, после продолжительных мытарств, депортируются обратно. А дед молодец, раз хоть как-то пытался облегчить их существование. Только ума не приложу, как я со всем этим буду справляться?

- … В общем, корабль должен продолжать работать в нужном режиме, - прислушалась я опять к словам Олеси. – Не думаю, что это будет сложно устроить. Можно завтра встретиться с капитаном и обо всем поговорить.

- А где он? Корабль?

Мне почему-то представлялся парусник, как в «Алых парусах». И почему я его не видела, когда любовалась морем?

- В порту, где же еще? Каждый день, кроме выходных, они в восемь утра отправляются в море за уловом. Наверное, завтра лучше встать пораньше, чтобы успеть до отплытия. Или можно наведаться на корабль вечером. Решим потом.

Олеся прилегла на подлокотник и закрыла глаза, широко улыбаясь.

- Люсь, ты только подумай, мы в Италии! Представляешь? Отсюда до Сицилии рукой подать. Да мы с тобой куда угодно можем съездить! Даже в Венецию! Обалдеть… Могла ли ты мечтать о таком?

Для меня все происходящее в настоящий момент продолжало казаться сном. Вроде я и понимала, что нахожусь далеко от дома, но не осознавала, что это происходит на самом деле. Как-то все слишком нереально: дед, про которого я ничего не знала, наследство, свалившееся на голову и оглушившее, как раскат грома. Наверное, нужно время, чтобы все осознать.

Я посмотрела на Олесю. Она сладко посапывала, свернувшись в углу дивана. Улыбалась каким-то своим мыслям, перетекающим во сны. Решила последовать ее примеру, устроилась на другом подлокотнике.

Мне снилось, как я купаюсь в море. Оно было таким же, как в моем прошлом сне, штормящем. Но в этот раз я не боялась, ныряла в волны с бесшабашностью юной пловчихи. Ждала, когда вспенится огромный барашек, и бросалась под него. Хотела ощутить, как толща воды накрывает, погружая на короткий промежуток времени на глубину, но тут же оказывалась на поверхности. Раз за разом кидалась под волны, но продолжала всплывать, как поплавок.

А потом я увидела его. Он, как и в первый раз, боролся со стихией на глубине. И в этот раз я отчетливо поняла, что он тонет. Поплыла в его сторону. Гребла размашисто, прилагая максимум усилий, но не двигалась с места, волны постоянно откидывали меня назад, в сторону берега. Его голова все реже показывалась на поверхности. Нужно что-то предпринять, иначе он утонет. И вот я взлетаю над волной и перепрыгиваю ее. Как дельфин, совершаю пируэты в воздухе, кувыркаюсь в прыжке.

Я уже почти доплыла, как проснулась… И опять меня разбудила Олеся, только в этот раз ее не было в моем сне.

- Люська, подъем! Ты дрыхнешь полтора часа. Если я сейчас не поем, то растерзаю тебя, как голодная хищница.

Как будто не она первая решила поспать? Реальные события мгновенно восстановились в памяти. Даже на время мне не показалось, что нахожусь в родном городе, в своей квартире. Каким-то непостижимым образом дом деда стал для меня родным, словно я жила уже тут сто лет.

- Пойдем, что покажу, - позвала Олеся. – Я уже тут произвела разведку боем.