Катастрофа произвела потрясающее впечатление на современников. Марциал[4] запечатлел в коротких и сильных стихах контраст между прежним цветущем краем и теперешней выжженной пустыней, лежащей «под мрачным пеплом». Тацит, начиная свою «Историю» перечислением бедствий, выпавших на долю его современников, упоминает «провалившиеся или засыпанные города на благословенном кампанском берегу», а Стаций[5] меланхолически спрашивает: «Поверят ли грядущие поколения, когда эта пустыня вновь зазеленеет, что под ней скрываются города и люди!» Время шло, рассказ Плиния, которому так удалось передать жестокий и бесстрастный трагизм событий, стал казаться потомкам слишком сухим и бескрасочным. Событие, страшное само по себе, начало обрастать подробностями из страшных сказок: у Диона Кассия[6] перед началом катастрофы вокруг Везувия бродят и летают по воздуху какие-то гигантские фигуры; люди видят их и во время извержения среди мрака и дыма слышат трубные звуки; «словно бычачий рев стоял над землей; подземные звуки напоминали гром; одновременно загудело море и эхом откликнулись небеса». Когда после 18 веков молчания и сна Помпеи стали подниматься из своей могилы, воображение тех, кто присутствовал при этом воскрешении, слышал или читал о нем, было, по-видимому, так поражено судьбой города и в то же время было настолько бессильно представить себе весь ужас произошедшего, что действительность начали дополнять вымыслом, порой высоким, порой сентиментальным: совсем недавно автор одного английского романа вспомнил, вслед за Бульвер-Литтоном, никогда не существовавшего римского часового, которого бушевавший Везувий не смог заставить сойти с поста. История двух влюбленных, погибших в объятиях друг друга, приведенная Брюсовым как документальное доказательство величия и всемогущества любви, сама по себе весьма вероятна, но мы напрасно стали бы искать ее среди подлинных свидетельств о катастрофе. Раскопки сообщили столько страшных и совершенно достоверных подробностей относительно гибели людей при извержении вулкана, что всякие фантазии по этому поводу кажутся сейчас и неуместными и ненужными.

Помпеи не были залиты раскаленной лавой, как это иногда думают, и не были охвачены огнем. Случайные пожары, возникшие в некоторых местах от разожженного очага или забытой лампы, в счет не идут. Такие предметы, как дерево, хлеб, зерно сохранились в Помпеях обугленными, а не превратились в кучи золы, как это было бы неизбежно при общем пожаре. Свинец найден не расплавившимся, кости и мрамор не кальцинировались. В некоторых домах желтая охра, которой были окрашены стены, изменила свой цвет в красный: такое явление происходит действительно под влиянием жара, но опыты показали, что медленное воздействие воды приводит к такому же результату. Город был погребен под двойным слоем вулканических пород: сначала слоем в среднем до 7 м выпали «камешки» (мелкие кусочки пемзы, величиной от горошины до грецкого ореха; камни диаметром в 30 см и больше попадаются очень редко), а затем их прикрыло пеплом на 1–2 м в высоту. В некоторых местах Помпей (например, в конце улицы Изобилия, на «Новых раскопках») эти два слоя очень легко различимы.

Население города не было застигнуто катастрофой врасплох; из письма Плиния это совершенно ясно. У людей было время бежать: вулкан пробудился от своей спячки поутру, но каменный дождь пошел только после полудня. Большинство действительно убежало. Исходя из числа найденных скелетов, полагают, что в городе погибло около 2 тысяч человек, между тем как все население Помпей исчислялось тысяч в 20–30. Погибли те, кто рассчитывал пересидеть опасность, забившись куда-нибудь в укромный уголок дома, например в глухой коридор или в погреб, или даже те, кто вышел слишком поздно — после того, как прошел каменный дождь. С трудом пробиваясь по грудам мелких камешков, в которых вязли ноги, они были застигнуты дождем пепла и, выбившись из сил, задохнулись под ним. Большинство трупов найдено именно в этом верхнем слое пепла.

Одновременно с пеплом или сейчас же после него хлынул горячий ливень; вода, смешавшись с пеплом, образовала массу, которая плотно облепила тела погибших, проникнув во все складки одежды, во все углубления на теле, во все морщины. Масса эта засохла и окрепла, сохранив точный отпечаток лежащего в ней тела. После его разложения и распада в ней осталось пустое место, где лежал скелет погибшего. Один из руководителей раскопок, Фиорелли, придумал заливать эти пустоты раствором гипса: отвердевший гипс представлял собой точный слепок с погибшего и с абсолютной верностью передавал его позу и даже выражение лица в момент смерти. Эти вытянутые руки со сведенными пальцами, эти искаженные черты красноречивее всяких слов говорят о безнадежной борьбе и мучительной агонии. Вот мужчина огромного роста, — выбившись из сил, он упал на спину, судорожным движением приподняв кверху зажатый в руке край одежды; вот женщина, задохнувшаяся в страшных страданиях, о которых говорят запрокинутое лицо, сведенные ноги и конвульсивно сжатая в кулак рука. В коридоре одного дома нашли скелет собаки и растащенные человеческие кости: человек, не будучи в силах выбраться из засыпанного помещения, умер голодной смертью, а собака некоторое время питалась трупом своего хозяина. В доме богатого помпейца, Везония Прима, хозяева, убегая, забыли отвязать цепную собаку, и бедный пес карабкался по нарастающей груде пепла, пока позволяла длина цепи; выбившись из сил, он упал и погиб в жестоких мучениях, о которых свидетельствует сделанный слепок (ил. 2).

Страшная трагедия разыгралась в одном загородном доме — так называемой «вилле Диомеда». Человек с золотым кольцом на пальце, несомненно хозяин дома, в сопровождении раба, который нес фонарь и полотняный мешок с семейным серебром и деньгами, решил искать спасение в бегстве; с ключом в руке он направлялся к садовой калитке, выходившей в поле. Ни ему, ни его спутнику не удалось даже выйти за пределы усадьбы: вблизи от калитки найдено было два скелета. Вся семья — восемнадцать взрослых женщин и двое детей — укрылись в подвальном сводчатом помещении, служившем винным погребом. Все они погибли под пеплом, засыпавшим подвал сквозь маленькие окна-отдушины. Ждалось сделать слепок с верхней половины туловища одной жертвы; судя по слепку, это была совсем молодая девушка редкой красоты, одетая в тончайшие ткани. Возле нее находилась женщина с ребенком на руках и другим, постарше, который сидел рядом. Защищаясь от горячего пепла, они накинули себе на головы покрывала. В погребе вперемешку с костями нашли кольца, ожерелья и золотые вещи.

В карцере гладиаторской казармы лежало два скелета: наказанные не смогли убежать, хотя и были только заперты, а не закованы. В маленькой улочке, недалеко от форума, найдено было несколько скелетов (ее так и назвали «Переулок скелетов»): молоденькая девушка, в вышитых сандалиях, вместе с матерью; беременная женщина со связкой ключей, запасливо захваченных из дома, и двумя серебряными вазами; солдат — все они, решив сначала переждать катастрофу у себя дома, слишком поздно спохватились и, выбравшись через окна (узкая улочка была уже засыпана на несколько метров — дверей было не раскрыть), погибли, как и остальные, под дождем пепла.

Часть бежавшего населения направилась к гавани, лежавшей в некотором отдалении от города, рассчитывая спастись морем. В 1880–1881 гг. метрах в 500–600 от Стабиевых ворот найден был ряд строений и в них очень много скелетов, при которых оказалось большое количество золотых вещей. Предполагают — и предположение это очень вероятно, — что в то время гавань была именно здесь и сюда в момент катастрофы собралось много людей, тщетно искавших спасения; если в гавани и стояли суда, то они были засыпаны извержениями Везувия.