Такой опасности не существует, если народ, принявший на вооружение националистическую доктрину, имеет в своей национальной сокровищнице духовные ценности всемирного значения, выработанные прежними поколениями. Ценности, не только раскрывающие перед народом высший смысл бытия и указывающие ему жизненный путь, но и позволяющие ему, в случае необходимости, взять на себя ответственность за судьбу других родственных народов или даже за судьбу всего мира.

Если же подобного рода духовными ценностями всемирного значения народ не обладает, то брать на вооружение идеологию национализма — иными словами претендовать на особую роль — для такого народа преждевременно и нескромно, и сильно отдает самозванством.

Теперь зададимся вопросом: обладают ли украинцы подобного рода всемирной идеей, способной осветить путь человечеству — идеей, ради торжества которой стоит крушить и топтать вокруг себя все и вся, освобождая для нее место. Более того: можно ли «украинской национальной элите» со всеми ее «идеями» доверить судьбу хотя бы одной Украины? Подумать ведь страшно, каких бед способна натворить эта «элита», доведись вдруг свершиться ее чаяньям и свались на нее власть, хоть отдаленно соразмерная ее аппетитам.

В самом деле: ну какой из украинцев (в их обособленном от русской цивилизации состоянии) богоизбранный народ? И к чему богоизбранный? Если имеется в виду «богоизбранность» в деле приготовления украинского борща, танцевания гопака или пения народных песен, то никто на эту «богоизбранность», кажется, не посягал…

Вообще, достойны ли цели, которых добивались самостийники, того, чтобы ради их достижения совершались героические поступки?

Ведь единственной целью, к которой стремились устроители «независимой Украины» (имеются ввиду устроители внутренние, потому что у внешних устроителей цели совсем другие) — является достижение европейской сытости и благополучия. Но подобные устремления ничем, по сути, не отличаются от тех устремлений, за которые самостийники привыкли попрекать бывших советских граждан, якобы ностальгирующих по дешевой советской колбасе стоимостью в 2.20.

В этой связи приходится лишь удивляться тому, какие героические усилия предпринимаются и какие жертвы приносятся — ради достижения пресловутой «независимости», сводящейся в конечном итоге к банальному «колбасному» идеалу. Ибо «независимость Украины», на самом деле есть ни что иное, как стремление представителей одной из частей русского народа, переименовав себя, сойти с предначертанного России пути, освободить себя от той ноши, которую выпало нести русскому человеку и от той миссии, которую ему надлежит исполнить.

И все это ради того, чтобы стать в строй тех стран и народов, идеалами которых является сытость, довольство и благополучие — то есть, идеалы «колбасные».

Однако, чтобы добиться такой цели — незачем проявлять героизм и самопожертвование. Подобная цель гораздо эффективнее достигается посредством простого предательства и приспособленчества.

Неоспоримым тому доказательством служит сама «независимость Украины», провозглашение которой лишь в самой ничтожной степени является заслугой тех, кто проявлял героизм и в преобладающей степени есть продукт массового предательства: начиная с предательства бывшей коммунистической элиты во главе с Кравчуком, которая в один миг сменила красную свою окраску на «жовто-блакытну»; предательства поголовно изменивших присяге «защитников Отечества» и т. д.; и кончая предательством «широких масс», прежде составлявших народ, которые прочитав перед референдумом в руховской листовочке, что в случае соответствующего голосования их ожидает «жизнь как в Европе», предали и кровное свое родство, и великую свою историю, и заветы предков, и все великие ценности, созданные на протяжении этой истории.

Если целью является всеобщая сытость, то стоит ли во имя этого сидеть более двадцати лет в тюрьме, как Левко Лукьяненко? Не проще ли каждому избрать иной, менее героический, стиль поведения? Подобный тому, какой в свое время избрал бывший наш президент Кравчук, который при коммунистической власти возглавлял идеологическое ведомство, а после смены режима стал во главе государства, основанного на той идеологии, с которой он прежде, по долгу службы, боролся. Идеологии менялись, но Кравчук всегда был во главе. Он — такова уж природа этого типа людей — плавал всегда на поверхности, ни при каких обстоятельствах не идя ко дну. И всегда был в сытости и довольстве. Подобного рода цели именно таким образом и достигаются.

Точно так же поступали и множество «кравчуков» калибром поменьше: которые прежде являлись платными проповедниками — в школьных ли классах, с университетской ли кафедры — одной идеологии, а затем, со сменой власти, не моргнув глазом, переключились на противоположную…

Для героических же поступков и цели должны быть соответствующими…

Кстати и униатство, — на которое духовно опирается значительная часть убежденных самостийников, — вряд ли может служить духовным ориентиром для жаждущих героического служения. Ведь уния — это ни что иное, как порождение компромисса, отказ, под давлением внешних обстоятельств, от веры своих предков, все та же попытка комфортно устроиться в трудное для Руси время. Доходящее до фанатизма неприятие самостийниками Москвы, русского православия, вся их русофобия… — не в последнюю очередь объясняются завистливым чувством тех, кому ради житейского благополучия пришлось совершить сделку с совестью — чувством, обращенным на тех, кто не смотря ни на что отстаивал свои идеалы.

В истории самостийнического движения было немало людей, продемонстрировавших готовность идти на жертвы в отстаивании своих идей и ради достижения своих целей. Однако, несоразмерная такому героическому поведению ничтожность самих идей и поставленных целей («жить как в Европе» и т. п.); и при этом громадное преобладание над указанными положительными целями — целей отрицательных (выраженных в патологической русофобии), фанатическая убежденность самостийников в собственной правоте, — заставляет говорить о самостийниках как о своего рода сектантах.

К тому же, трагический опыт, пережитый нашей страной, свидетельствует о том, что сам по себе героизм вряд ли может автоматически обеспечивать право на обладание истиной. Как тут не вспомнить о том, что и среди революционеров, погубивших в свое время Россию, тоже было немало героев — особенно если сравнивать этих людей с большинством государственно оплачиваемых защитников «православия, самодержавия и народности».

Впрочем, посвящая эту главу «гэроям вызвольных змагань», замечу попутно, что все-таки не героизм стал тем решающим средством, которое, в конечном итоге, позволило им добиться успеха. Решающим было то, что они проявили себя более ловкими политиками — то есть были хитрее, проворнее, настырнее, нахальнее… Политика для них, в отличие от противостоящей им стороны — дело привычное. В этом деле они — подлинные профессионалы, даже виртуозы. Они умело использовали всякого рода пропагандистские ухищрения, они не гнушались никакими средствами, они без устали и на каждом шагу демонстрировали всему миру следы перенесенных ими страданий, повествуя со свойственными им плаксивыми интонациями — о реальных, а чаще о несуществующих несправедливостях и гонениях, которым они подвергались… Они цинично обрушили на незащищенное сознание своих соотечественников те, неизвестные у нас, но давно опробованные Западом, политические технологии, к восприятию которых наш человек совершенно был не готов, и которые вынудили его собственными руками подписать приговор своей великой Отчизне, низвергнув тем самым себя и своих потомков в духовную и материальную нищету и безысходность…