– О, вы заблуждаетесь! – отвечает Удайсё. – На самом деле все не так. Разумеется, к госпоже Весенних покоев отец относится иначе, чем к другим, ведь он сам воспитал ее. Но и принцессу он ни в коем случае не оставляет без внимания.

– Вам нет нужды обманывать меня. Я все знаю. Уверен, что ей слишком часто бывает грустно. А ведь Государь так любил ее… И кто мог подумать…

Отчего же, скажи,
Соловей, средь цветов порхающий,
Для гнезда своего
Не хочет выбрать себе
Ветку цветущей вишни?

Казалось бы, одна вишня под стать этой весенней птице, и все же… Как странно! – добавляет Уэмон-но ками словно про себя.

«Не слишком ли много внимания уделяет он принцессе? – подумал Удайсё. – Значит, я был прав…»

– Пусть в далеких горах
Гнезда вить привыкла кукушка,
Могут ли ей
Наскучить нежные краски
Пышно расцветшей вишни?

Вправе ли мы требовать, чтобы предпочтение отдавалось одному-единственному дереву? Это невозможно, – отвечает он, а как разговор этот ему неприятен, старается перевести его на другой предмет.

Вскоре молодые люди расстались.

Уэмон-но ками, по-прежнему лелея честолюбивые замыслы, жил один в Восточном флигеле дома Великого министра. Он жил так уже давно, и часто ему бывало тоскливо и одиноко, но мог ли он кого-то винить? Впрочем, иногда он думал не без некоторой самонадеянности: «При моих-то достоинствах разве я не вправе надеяться?»

Однако после того памятного вечера Уэмон-но ками совершенно пал духом и, снедаемый сердечной тоской, помышлял лишь о том, как бы изыскать средство снова хоть мельком увидеть принцессу. «Женщины невысокого звания,– думал он,– довольно часто переезжают с одного места на другое – либо по случаю воздержания, либо для того, чтобы избежать нежелательного направления, и всегда можно улучить миг… Но принцессу охраняют столь бдительно. Я вряд ли сумею открыть ей свое чувство». Как обычно, он написал письмо на имя Кодзидзю:

«На днях ветер занес меня на „равнину Дворцовой ограды…“ (298). Воображаю, с каким пренебрежением отнеслась ко мне Ваша госпожа. С того вечера неизъяснимая тоска завладела душой. Вот и нынешний день провел, „печалясь лишь и вздыхая…“ (299).

Вчуже смотрю
И вздыхаю – сорвать не удастся,—
Этот цветок
Мое сердце пленил в тот вечер,
И тоска с каждым мигом сильней…»

Кодзидзю, не зная, о каком вечере идет речь, предположила, что это обычные любовные жалобы, и, когда возле принцессы никого не было, передала ей письмо.

– Меня пугает упорство, с каким этот человек, как видно до сих пор не забывший вас, докучает вам своими письмами,– улыбаясь, сказала она.– Но когда я вижу его печальное лицо… Право, иногда и себя бывает трудно понять…

– Что такое? – простодушно удивилась принцесса и принялась читать уже развернутое Кодзидзю письмо. Дойдя же до места, где говорилось: «но „вижу“ – не скажешь…» (299) – она покраснела, ибо, вспомнив о неловко задравшемся занавесе, сразу догадалась, что Уэмон-но ками имеет в виду.

Недаром Гэндзи так часто призывал ее к осмотрительности. «Не показывайтесь Удайсё, – говорил он, – вы слишком наивны и неосторожны. Иногда бывает достаточно малейшей оплошности». «А что, если Удайсё видел меня и сказал об этом господину? – ужасалась принцесса. – Господин наверняка рассердится…»

Забывая, что ее видел совершенно чужой человек, она думала прежде всего о том, как бы не навлечь на себя гнев Гэндзи. Право, что за дитя!

Видя, что принцесса на этот раз затрудняется с ответом еще более обычного, и понимая, что настаивать в таких обстоятельствах невозможно, Кодзидзю – как это уже не раз бывало прежде – потихоньку написала ответ сама:

«В тот вечер я не заметила на Вашем лице никакой печали. Право, даже обидно… Что Вы имеете в виду, говоря „не то чтоб совсем“? Не слишком ли Вы дерзки…

Тайны своей
Не выдай ни взглядом, ни словом,
Пусть не знает никто,
Что мечтаешь о вишне, растущей
На недоступной вершине.

Но не тщетно ли?..»

Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 3 g3056_1.png

Первая зелень 2

Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 3 g3057_1.png
Основные персонажи

Бывший министр, господин из дома на Шестой линии (Гэндзи), 41—47 лет

Великий министр, Вышедший в отставку министр (То-но тюдзё) – брат Аои, первой супруги Гэндзи

Уэмон-но ками (Касиваги), 25(26)—31(32) год, – сын Великого министра

Третья принцесса, 15(16)—21(22) год, – дочь имп. Судзаку, супруга Гэндзи

Садайсё, Правый министр (Хигэкуро), – супруг Тамакадзура

Удайсё (Югири), 20—26 лет, – сын Гэндзи и Аои

Нёго Кокидэн – дочь Великого министра, супруга имп. Рэйдзэй

Принц Весенних покоев, новый Государь (имп. Киндзё), – сын имп. Судзаку и наложницы Дзёкёдэн

Нёго из павильона Павлоний (имп-ца Акаси), 13—19 лет, – дочь Гэндзи и госпожи Акаси

Государь из дворца Судзаку, Вступивший на Путь государь, Государь-монах (имп. Судзаку) – сын имп. Кирицубо, старший брат Гэндзи

Супруга Садайсё, супруга Правого министра, госпожа Найси-но ками (Тамакадзура), 27—33 года, – дочь Великого министра и Югао, приемная дочь Гэндзи

Дочь Садайсё (Макибасира) – дочь Хигэкуро от первой супруги

Принц Сикибукё – отец Мурасаки и первой супруги Хигэкуро, дед Макибасира

Принц Хёбукё (Хотару) – сын имп. Кирицубо, младший брат Гэндзи

Нынешний Государь, Государь из дворца Рэйдзэй (имп. Рэйдзэй) – сын Фудзицубо и Гэндзи (официально сын имп. Кирицубо)

Нёго из дворца Дзёкёдэн – мать наследного принца, сестра Хигэкуро

Государыня из дворца Рэйдзэй (Акиконому), 32—38 лет, – дочь Рокудзё-но миясудокоро и принца Дзэмбо, приемная дочь Гэндзи, супруга имп. Рэйдзэй

Госпожа Весенних покоев (Мурасаки), 33—39 лет, – дочь принца Сикибукё, супруга Гэндзи

Госпожа Акаси, 32—38 лет, – возлюбленная Гэндзи, мать имп-цы Акаси

Старая монахиня (монахиня Акаси) – мать госпожи Акаси

Обитательница Летних покоев (Ханатирусато) – бывшая возлюбленная Гэндзи

Найси-но ками со Второй линии (Обородзукиё) – придворная дама имп. Судзаку, бывшая возлюбленная Гэндзи

То-найси-но сукэ – дочь Корэмицу, возлюбленная Югири (см. кн. 2, гл. «Юная дева»)

Супруга Удайсё (Кумои-но кари), 22—28 лет, – дочь Великого министра

Госпожа Оомия – бабка Югири и Кумои-но кари (мать Аои и То-но тюдзё)

Вторая принцесса (Отиба) – дочь имп. Судзаку, супруга Касиваги

Трудно было ожидать большего, и все же… «Какая досада! Неужели и впредь придется довольствоваться столь же уклончивыми ответами? – сетовал Уэмон-но ками. – Неужели никогда не удастся „ей самой рассказать?..“ (300)»

Возможно, именно тогда в его сердце и зародилось недоброе чувство к Гэндзи, которого почитал он доселе превосходнейшим из людей.

В последний день луны в доме на Шестой линии собралось множество гостей. Пришел сюда и Уэмон-но ками, коротавший часы в тоске и мрачных раздумьях. «Полюбуюсь хотя бы цветами у ее покоев, – думал он, – может быть, сумею рассеяться…»


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: