Когда я поняла, что владею верхней половиной тела, то приподнялась на локтях и посмотрела на крошечный живой комочек, издававший слабые звуки. Медсестра положила ребенка в плетеную кроватку и подвезла поближе, «чтобы он посмотрел на свою маму». Я взглянула в лицо сына и увидела огромный нос, заостренную голову и большой, широко раскрытый в крике рот. Затем его почти сразу же забрали от меня, чтобы обмыть и завернуть в пеленки, и только после этого мне позволили несколько минут подержать сына, прежде чем снова увезти. Врач позвонил в приемную и передал мне трубку, чтобы я сообщила Биллу радостную новость. Мы с Биллом увиделись после того, как меня перевели в послеродовую палату. Сюда же прикатили кроватку, и Биллу было «позволено» взглянуть на нашего сына. Несколько часов я провела в одиночестве, не чувствуя нижней половины тела и пытаясь осознать, что со мной произошло. Умом я понимала, что родила ребенка, но совсем не ощущала этого. Кроме того, я чувствовала себя разлученной с ребенком. Меня лишили тех важных минут сразу после рождения малыша, когда формируется связь матери и новорожденного. Гормоны бурлили у меня в крови, но я была беспомощна и разлучена с сыном. Мне не только не дали почувствовать, что значит родить ребенка, но и лишили заслуженной награды. В следующий раз я увидела Джима через окошко детской палаты, когда меня переводили на другой этаж. Мне кажется, что все произошедшее являлось олицетворением бездушного, механистического и негуманного отношения к родам, преобладавшего в шестидесятые годы. Я приняла твердое решение, что с моим следующим ребенком все будет по-другому.
Два года спустя на свет появился Боб — в военно-морском госпитале в Беиседе, где врач ничего не имел против моего желания родить ребенка без применения медикаментозных средств. В этом лечебном учреждении отцов пускали в палату к роженице, но не позволяли присутствовать при появлении ребенка на свет. Роды начались в 6.45 утра серией схваток, которые постепенно усиливались — пока не стали повторяться через каждые пять минут и не достигли длительности шестьдесят секунд. Однако к 8.00 схватки ослабли. Я решила лечь и сконцентрироваться на процессе родов, пока Билл не ушел на работу. Схватки усилились, и тогда мы быстро оделись, собрали необходимые вещи и поехали в госпиталь. В 9.00 я уже лежала в родильной палате, но раскрытие шейки матки составляло всего 3 сантиметра. Одно это уже отличало мои вторые роды от первых. После клизмы схватки следовали с интервалом две минуты и продолжались не менее семидесяти секунд. Следующие полчаса Билл помогал мне расслабиться и сконцентрироваться на каждой схватке. Я была рада, что он со мной. Примерно к 10.00 я почувствовала давление и поэтому попросила, чтобы меня осмотрели еще раз; раскрытие шейки матки составляло 8 сантиметров. Вскоре наступила последняя стадия родов, и пока я тяжело дышала и отдувалась, стараясь не тужиться, мне привязали ноги ремнями и ввели в вену иглу капельницы (стандартная для того времени процедура). Схватки были очень сильными — гораздо болезненнее, чем когда я рожала Джима. Звуки, которые я издавала, соответствовали остроте ощущений. Перед тем как вскрыть плодный пузырь, врач еще раз спросил меня, по-прежнему ли я хочу отказаться от спинномозговой анестезии. Я подтвердила свое намерение, подумав про себя: «Худшее уже позади. Нужно лишь тужиться, и все будет хорошо».
Врач определил заднюю позицию ребенка, затылком к моему крестцу (именно этим объяснялись такие сильные ощущения), и поэтому мне сделали местную анестезию, чтобы врач мог воспользоваться щипцами. Переждав две схватки, доктор ввел щипцы и повернул головку ребенка, изменив заднюю позицию плода на переднюю, наиболее благоприятную для прохождения по родовым путям. Однако ему не понадобились щипцы, чтобы извлечь ребенка — очередное усилие, и я почувствовала, как головка ребенка проходит через влагалище и выходит наружу. Какое облегчение! Еще одна потуга, и показались плечики малыша, а затем я увидела две маленькие ножки и ручку. Даже несмотря на сильную боль во время этих родов с задним положением ребенка, я помню, что получила неизмеримо большее удовлетворение — я в полной мере ощутила, что такое рожать ребенка, и чувствовала, что смогу использовать приобретенный опыт для установления контакта с этим малышом. Мои руки оставались привязанными (еще одна абсолютно лишняя стандартная процедура), и я не могла сразу же прикоснуться к Бобу, но все равно ощущала более сильную связь с ребенком, чем это было в случае с Джимом.
Ощущения, которые я испытала, рожая Боба, были настолько сильными и так потрясли меня, что в течение нескольких дней я повторяла: «Больше никогда в жизни». Много лет спустя, когда я училась на инструктора по родам, я наконец поняла, что дали мне эти роды без применения анестезии. Задняя позиция плода стало причиной сильнейшей боли в спине, но по этой же причине роды прошли очень быстро. Врач, предлагавший спинномозговую анестезию, чтобы «помочь» мне избавиться от боли, мог лишить меня самого ценного в жизни опыта — первых родов в полном сознании и со всей полнотой ощущений. Этот опыт я не променяла бы и на миллион долларов. Теперь я знаю, что страдала сильнее, чем это было необходимо, — существует множество разумных заменителей спинномозговой анестезии и поворота плода при помощи щипцов, которые обеспечили бы мне гораздо больший комфорт. Конечно, щипцы ускоряют вторую стадию родов, но в конечном итоге я поняла, что правильнее сохранять вертикальное положение тела и подвижность, чтобы позволить процессу родов развиваться естественным путем.
Я была поражена невероятной разницей между двумя родами, а также моими ощущениями. Я планировала, что когда-нибудь стану инструктором по родовспоможению, и шесть лет спустя мое желание исполнилось. Я проходила обучение этой профессии, и одновременно мы с Биллом посещали курсы для молодых родителей, готовясь к появлению на свет нашего третьего ребенка. Мы жили в Канаде, в городе Торонто, и к этому времени отношение к родам изменилось. Супружеские пары стали более информированными, и врачи с готовностью прислушивались к пожеланиям «пациентов». Женщины больше не хотели мириться с ролью пациентки — как бы то ни было, а беременность — это не болезнь. Из трех моих родов в больнице эти были ближе всего к идеальным. Биллу разрешили быть рядом со мной до самого конца, и теперь мы знали о том, как важно сразу же покормить малыша и не разлучать его с матерью. Роды начались в полночь с разрыва плодного пузыря, после чего последовали сильные и длительные схватки, которые постепенно учащались. В больницу мы поехали в 12.45 дня, и большую часть времени, проведенного в предродовой палате, заняло бритье лобка и заполнение анкеты — раздражающие и отвлекающие процедуры, поскольку единственное, чего я хотела, это сосредоточиться на схватках. Не успела я расслабиться и почувствовать, что справляюсь со схватками, как, к своему величайшему удивлению, ощутила необходимость тужиться. Меня тут же осмотрели, и выяснилось, что раскрытие шейки матки составляет 5 сантиметров, причем процесс продвигался «очень быстро». Следующие несколько схваток были очень сильными, желание тужиться все усиливалось, и поэтому мы поспешили в родильную палату. Я так сконцентрировалась на дыхании, чтобы удержаться от потуг, что даже не замечала Билла, пока не оказалась на родильном столе.
Самой тяжелой частью родов оказалась дорога из дома в больницу, затем перемещение из предродовой палаты в родильную, а также неприятные и отвлекающие процедуры. Было бы гораздо комфортнее устроиться в уютном гнездышке — чтобы тебя не торопили и к тебе не приставали. Как только мои ноги привязали ремнями и приказали тужиться, я испытала огромное облегчение. В этот момент ко мне подошел врач и предложил вдохнуть какой-то газ, который «снимет 70 процентов боли». Я была слишком занята и просто не обратила на него внимания. Слава богу, рядом был Билл, который объяснил, что я не нуждаюсь в помощи. Мы хотели избежать эпизиотомии, но в последний момент врач решил прибегнуть к этой процедуре. Еще одно усилие, и я почувствовала, как прорезывается головка ребенка. Мне сказали, чтобы я перестала тужиться, а Билл взял меня за руку, взволнованно глядя на голову своего ребенка, — ведь он не присутствовал при двух первых родах. Он помог мне приподняться, чтобы я тоже посмотрела. Одну или две минуты я отдыхала, и мы вместе наслаждались видом ребенка, еще наполовину спрятанного в моем теле. Эти прекрасные мгновения мы никогда не забудем, хотя осознать их значение смогли гораздо позже. Тогда мы лишь с благоговейным трепетом смотрели на нашего сына. Мое следующее усилие, в 1.25 дня, было самым эффективным — показалось одно плечико, затем другое, и вот уже бело-голубое тельце новорожденного поднято на всеобщее обозрение. «Привет, Питер», — сказала я, и сына положили мне на живот, обернули зеленым полотенцем, а его красное личико повернулось к моему лицу. Мы с Биллом расслабились и с восхищением смотрели на сына. В этот момент мы осознали, как важно для отца присутствовать при рождении ребенка, — это помогает формированию близости между ними.
Перед тем как врач оставил нас одних, я спросила его, как скоро мне можно будет покормить Питера, и приятно удивилась, что он тут же дал указание медсестре, чтобы она помогла мне покормить новорожденного. Мне хотелось плясать от радости. Впервые мне позволили покормить ребенка сразу же после родов. Меня вымыли, и медсестра принесла Питера для первого кормления. Ночью, когда я не спала и вспоминала роды, мне казалось странным, что сына нет рядом. Воспоминание о том, что я держала в руках и кормила сына, помогло мне осознать факт материнства. Близость, которую мы испытали во время первого кормления, была очень важна для меня. Разлучать нас на ночь было совершенно необязательно. В следующий раз мне принесли его покормить в 9 часов утра, и мы потеряли драгоценное время общения — ночью я все равно не сомкнула глаз.
Наш четвертый ребенок, дочь Хейден, родилась дома, в Хилтон-Хед в Южной Каролине. Родильное отделение в местной больнице еще не открылось, а другое ближайшее находилось в часе езды. Учитывая, что все предыдущие роды у меня были быстрыми, мы не хотели участвовать в этой гонке. Несколько месяцев мы с Биллом обсуждали ситуацию. Нас привлекала «дерзкая» идея домашних родов, но у нас самих не было подобного опыта, и поэтому нам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к этой мысли. Наблюдавший меня врач предложил искусственно вызвать роды, но нам казалось, что это более рискованная процедура (повышалась вероятность рождения недоношенного ребенка, сильной боли и хирургического вмешательства), чем должным образом спланированные домашние роды. Поэтому мы обратились к семейному врачу, имевшему опыт приема родов на дому. В результате эти роды длились всего шестьдесят минут — от начала до конца. Интуиция нас не подвела. Когда в пять утра отошли воды и роды начались, мне было приятно сознавать, что я могу лечь, расслабиться и ждать дальнейшего развития событий. Роды, как и предыдущие, были стремительными, и врач прибыл за пятнадцать минут до рождения ребенка. Это произошло в шесть утра. Чудесная розовая девочка появилась на свет легко и быстро. Хейден негромко пискнула, и ее положили мне на живот. Я успокоила девочку, и она затихла. Как только смогла, я повернулась на бок и первый раз покормила ее. Дочь сразу же взяла грудь и стала энергично сосать. В таком положении мы оставались довольно долго — пока друзья разливали шампанское и поздравляли нас. Первые два часа жизни Хейден были особенными. Не было никаких процедур, обычных для родильного дома, — девочка лежала у меня на руках, внимательно разглядывая всех нас. Нас не разлучили и не прервали ту чудесную связь, которая образовалась между Биллом, Хейден, мной и другими детьми. Родить ребенка в собственной постели в своем родном доме, в окружении любящих тебя людей, без ремней, без эпизиотомии и команд персонала — я бы хотела, чтобы все это было доступно каждой женщине. Я помню, как радовалась, что мне не нужно поспешно одеваться, проверять сумку с вещами, просить кого-то присмотреть за детьми и тратить силы на то, чтобы уехать в больницу из моего уютного дома. Вместо этого я могла не торопясь, в оптимальном для меня ритме приготовить себе удобную постель, а затем снова встать, когда почувствую необходимость в движении. Я ощущала полную гармонию с собственным телом.
Замечание доктора Билла.Пришла пора применить на практике то, что мы проповедовали, и взять на себя ответственность за связанные с родами решения. Роды — это всегда риск, независимо от того, насколько тщательно вы готовились к появлению ребенка на свет, и ваш выбор должен обеспечивать наименьший риск. Мы обсудили все возможные варианты: искусственная стимуляция родов в больнице, которая находится в часе езды от дома, попытка добраться до больницы, как только начнутся схватки, и домашние роды. В то время я разделял позицию официальной медицины, и меня нельзя было отнести к тем мужьям, которые одобряют домашние роды. Я считал, что это удел бедняков и хиппи. Разумеется, присутствовал и страх: «А что, если…». Как бы то ни было, а моя подготовка и опыт заставляли предполагать разного рода осложнения. Я заполнил нашу спальню всевозможным оборудованием для неотложной помощи, организовал транспорт, если возникнет необходимость ехать в больницу, и приготовился к многочисленным осложнениям. Первый крик Хейден вызвал у меня вздох облегчения. Наши домашние роды попали на первую полосу местной газеты — к большому неудовольствию моих коллег-врачей, которые боялись, что мы станем основоположниками своего рода альтернативной культуры.
Именно эти роды стали поворотным пунктом в изменении моего отношения к родам и в моих ощущениях. Я никогда не боялась родов и всегда была уверена, что мое тело справится с этой задачей. Но когда я рожала в больнице, страх все равно присутствовал, и причиной его были врачи, медсестры и сама больничная обстановка. Билл смог скрыть свой страх. Во время этих родов я чувствовала внутренний покой и безмятежность, и эти чувства отразились на ребенке. Мы, наконец, увидели роды во всем их великолепии, и обратного пути уже не было.
Следующие трое наших детей родились в нашем доме в Калифорнии, и во всех трех случаях нам помогала одна и та же замечательная акушерка. Наш пятый ребенок, Эрин, появился на свет после пятичасовых родов. Это были самые долгие из моих родов, но в то же время самые спокойные и легкие. Я обнаружила, что мне понравились такие более медленные роды, потому что у меня была возможность подумать о том, что со мной происходит. Я наслаждалась этим особым состоянием — ходила по своему уютному дому, помогала детям готовить завтрак, решала, что мне надеть, и действительно расслаблялась в промежутках между схватками. Я поняла, насколько легче переносятся схватки, если расслаблять мышцы живота, а не напрягать их, готовясь «терпеть». У меня оставалось достаточно времени, чтобы попробовать различные приемы релаксации, которым меня учили, и самой убедиться, что роды не должны быть болезненными. Это были первые роды, при которых присутствовали все наши дети, и мы записали это важное для всей семьи событие на видеокассету. С тех пор мы часто использовали эту запись, чтобы показать супружеским парам радость родов в естественной обстановке, преимущества полного расслабления и поддержки любящих людей.
Наш шестой ребенок, Мэтью, родился после спокойного и безмятежного утра, когда я думала, что до родов еще далеко. У нас дома в это время были корреспондент местной газеты и фотограф, которые готовили статью о нашей семье. К тому моменту, когда я поняла, что рожаю (наверное, вы полагаете, что после пяти родов я должна была лучше разбираться в этом), у меня осталось время только для того, чтобы позвонить Биллу и постелить на кровать непромокаемые простыни. Наша акушерка не успела приехать и давала консультации по телефону, зато Билл удостоился чести принять собственного ребенка. Интересно, что Билл всегда ощущал особую связь с Мэтью — отчасти, как он считал, благодаря этому первому прикосновению. Я поняла, что мне гораздо легче рожать лежа на боку, чем полусидя и опираясь на подушки, как это было во время родов Эрин и Хейден. Вообще не опираться на спину — это совсем другое дело.
Роды Стивена продолжались пять часов, причем первые четыре часа ощущения были такими слабыми, что я едва осознавала, что рожаю. Все резко изменилось в течение последнего часа, и мы на себе узнали преимущества использования воды для того, чтобы расслабиться и победить неожиданную боль (см. раздел «Вода и роды»). На этот раз наша акушерка была с нами и помогла Биллу в сложной ситуации принять и этого младенца. При рождении Стивена мы поняли важность непрерывной связи между матерью и ребенком. Если бы мы были в больнице, то тот факт, что Стивен родился с синдромом Дауна, заставил бы всех сосредоточиться на «проблеме», а не на естественных потребностях этого маленького существа.
Наш восьмой ребенок — приемная дочь Лорен — родилась в больнице. Та же самая замечательная акушерка, которая присутствовала при трех наших домашних родах, выступала в качестве профессионального ассистента у родной матери Лорен. Я не рожала Лорен, но помогала ее биологической матери, поделившись с ней своим опытом. Как потом выяснилось, это был третий наш ребенок, которого удостоился принять Билл, поскольку врач этого сделать не успел. Вернувшись в больничную обстановку во время родов этого ребенка, мы взглянули на все свежим взглядом и еще раз убедились, что типичные роды в больнице нуждаются в совершенствовании. Так, например, дежурная медсестра не позволяла роженице принять удобное для нее положение во время родов. «Это будет неудобно для врача», — утверждала она. Но информированная будущая мать проявила настойчивость: «Кто здесь рожает — я или врач?»