Сотоварищи Керенского, а в некоторых случаях и настоящие изменники, нашли убежище в Директории Пяти и в Совете Министров и продолжали вести ту же двойную игру, которая принесла гибель первому Учредительному Собранию. Они принадлежали к той' же саой ничтожной толпе бесполезных шарлатанов, которые своей трусостью сделали свою страну притчей во языцех и допустили заключение Брест-Литовского мира. Я был в состоянии судить об этом. Я был уверен, что этот молодой человек был из тех, кто может позволить отде-

латься от своего начальства, оказавшись при этом недостижимым для наказания 1).

Он пробрался в Южную Россию, присоединился к Деникину и участвовал в его первом походе против большевиков. Посланный Деникиным с депешами в Омск, он стал центром группы отчаянных людей, которым недоставало холодного рассудка, чтобы сделаться страшными. Положение в Омске в это время было просто неописуемое. Каждую ночь, как только темнело, начинали раздаваться ружейные и револьверные выстрелы, крики по всем направлениям. На утро санитарные двуколки поднимали от пяти до двадцати мертвых офицеров. Не было ни полиции, ни судов, ни закона, ни чего-нибудь подобного. В отчаянии офицеры груп-пировались«вместе и без разбора мстили населению, которое считали ответственным за убийство своих сотоварищей. Таким образом изрядная пропорция гражданских трупов была смешана с теми, кто носил мундир; что в этом отношении офицеры действовали верно, доказывается тем, что эти ночные убийства скоро сделались редкими, й потом и совсем прекратились.

Такова была кровавая сцена, на которую мы были заброшены, и таковы были условия, ставшие совершенно ненормальными в столице под управлением пятичленной Директории. Члены ее были самыми отчаянными банкротами, которых когда – либо производила Россия, и народ ждал с нетерпением и надеждой их скорого удаления. Я нисколько не удивился, когда на следующее утро мой адъютант, полковник Франк, в страшном возбуждении и волнении вернулся из русской главной квартиры, говоря мне, что, повидимому, Россия осу*) Характеризуя личность ген. Лебедева, Уорд обнаруживает очень неточное представление о событиях, предшествовавших падению Временного Правительства Керенского. Так Учредительное Собрание кажется ему существующим еще в августе 1917 г., когда состоялось выступление ген. Корнилова. Самое это выступление представляется ему направленным на защиту Учредительного Собрания. Уорд повторяет здесь версию офицерских кружков, защищавших позицию ген. Корнилова. Противоположная точка зрения высказана у Керенского в «Деле Корнилове» и в «Воспоминаниях» В. Б. Станкевича, разобранных мною на страницах «книги третьей» журнала «Дела и Дни». Все эго дело ждет еще своего беспристрастного исследователя.

(Прим. перев.)

ждена на вечную смуту. Я спросил, почему? Он отвечал, Что в эту ночь несколько негодяев арестовали, членов Директории и правительства из социалистов-революционеров, что в главной квартире никто не знает лица, кто мог бы стать во главе правительства в стране, и что для него нет никаких сомнений в том, что члены бывшего правительства уже убиты 1). Я принял необходимые меры для безопасности моей команды и начал ожидать развития событий. Я узнал, что телеграф на восток прерван и что coup d'?tat уже в стадии завершения.

*) Этот торопливый рассказ о случившемся со слов полк. Франка во многих чертах разнится от последующих реляций Уорда. Франк в данном месте передает настроение правительственных кругов под первым впечатлением совершившегося переворот, произведенного тайной офицерской организацией. Правительство Директории из партии Петра Вологод" ского хорошо знало как о готовящемся перевороте, так и о его ближайших исполнителях; и тем не менее и оно в первую минуту не было в курсе всех деталей ареста министров-эсеров. *Последнее сказывается в первом «Правительственном сообщении», помеченном 20 ноября, которое и было сообщено полк. Франку, прикомандированному к Уорду. В нем мы читаем:

«Утром 18 ноября к председателю Совета Министров поступило сообщение о том, что минувшей ночью в квартирах членов Временного Всероссийского Правительства Авксентьева и Зензинова и товарища министра внутренних дел Роговского произведен был обыск людьми, одетыми в военную форму, и после обыска указанные лица были арестованы и увезены, при чем местопребывание их Председателю Совета Министров установить не удалось». Далее в «Сообщении» говорится, что Совет Министров, осуждая самоуправные аресты, постановляет «безотлагательно назначить под личным наблюдением министра юстиции расследование событий, имевших место в ночь на 18 ноября, поручив вместе с тем министрам юстиции и вое'нному принять решительные меры к обнаружению местонахождения незаконно лишенных свободы членов правительства и к обеспечению личности их от всяких насилий. После сего Совет Министров занялся обсуждением вопроса о возможности дальнейшей деятельности Вр. Всероссийского Правительства» Если сопоставить этот дипломатичный документ с только что приведенными словами полк. Франка, мы получим ясное представление, откуда последний заимствовал свой рассказ.

(Прим. перев.)

В 11 ч. утра 18 ноября я был официально уведомлен, что в 9 ч. утра собрался Совет Министров и продолжает свое заседание, имея целью рассмотреть положение, созданное арестом Директории; что он уже просил адмирала Колчака принять верховную власть, но тот отказался; что министры питают надежду, что ради спасения России можно будет убедить адмирала принять на себя бремя правительства, так как это является единственным средством вывести страну из се отчаянного Положения. Разнообразнейшие слухи ходили по городу: что мой вагон будет обстрелян бомбами, что британцы •будут принуждены сражаться для спасения своей жизни. Я говорил моим осведомителям, что им нет нужды заботиться о нас, что мы в состоянии сами сделать это. Но они не могли понять нашего равнодушия. Действительно, ни один солдат и ни один офицер из моего батальона даже и не чуяли того, что происходит. Тогда мелодия изменилась: меня стали спрашивать, буду ли я защищать министров, находящихся на заседании, если на них нападут? Мой ответ был, что всякий политический беглец, ищущий убежища в моих рядах, найдет защиту, но он должен при этом оставить всякую мысль о дальнейшем участии в русских делах. «Но что вы будете делать, если восстанут русские войска и попытаются убить тех, кто скрывается у вас. Выдадите вы их?»-«Никогда».-«А что, если этого потребуют командиры чешских войск?»-«Тем более никогда, не говоря уже о том, что чехи настолько порядочны, что никогда не потребуют, того, что не может выполнить ни один солдат».-Последний вопрос был самым главным из всех, и тут без сомнения заключалось зерно всех остальных вопросов, которые были простыми камуфлетами.

Союзная интервенция в Сибири. 6

Чехи только-что отпраздновали начало своего национального республиканского правительства и были естественно охвачены обычными делами в духе «свободы, равенства и братства»; поэтому нельзя было ожидать, чтобы они отнеслись с равнодушием к установлению диктатуры, и с этой стороны можно было ожидать серьезного недоверия. Враждебная позиция, с которой встретила русская фракция Чешского национального совета в Екатеринбурге и Челябинске принятие Колчаком верховной власти, является лучшим доказательством опасности, которая могла распространиться с этой стороны.

Ни Совет Министров, ни сам Колчак не могли принять окон• чательного решения, пока у них не было полного представления о позиции Британии в этом вопросе. Позиция чешских войск в Омске сделала невозможным для них приближение к месту,, где заседали министры, без того, чтобы не наткнуться на британцев, а мои пулеметы командовали над каждой улицей, которая вела к помещению русской главной квартиры.

Дела были в таком состоянии напряжения, что я для безопасности своей команды уведомил как русских, так и чешских властей, что не позволю группам войск или каким-либо гражданам приближаться или собираться вблизи моего расположения; что всякое такое сборище или попытка приблизиться будут сочтены враждебным актом и на него будет отвечено соответствующим образом. А что все эти распоряжения дали министрам больше уверенности продолжать их политику, в этом не может быть никакого сомнения. Это было одним из неизбежных следствий наших приготовлений к самозащите и не имело характера влияния на их решения, которые всецело принадлежали им одним; но это придало устойчивость всей обстановке.