Но едва генерал Нокс начал выполнять свой долг, как французские агенты в Сибири начали тревожиться за свое собственное положение. Полетели в Европу каблограммы, указывающие на опасность для престижа Франции, заключающуюся в миссии генерала Нокса. Если англичане сделаются ответственными за реорганизацию русской армии и преуспеют в этом, то это заставит'новую Россию ориентироваться в сторону Англии, а не Франции, как было до сих пор. Было бы лучше при таком

исходе оставить Россию без армии, чем организовать ее под таким влиянием.

Эти бессмысленные страхи наших французских друзей нашли охотных слушателей в Париже. Генерал Нокс уже произвел некоторый отбор среди офицеров и дела шли полным ходом, как вдруг телеграмма из Парижа от Союзного Совета свела к нулю всю его работу. Его распоряжения были отменены и ему предписали ничего не делать, пока не будет назначен французский главнокомандующий, имя которого собирались указать позднее.

Благодаря этому ни на что не похожему союзному вмешательству, хорошо продуманная схема реорганизации армии висела в воздухе четыре самых драгоценных месяца для России. Пока прибыл генерал Жанен, время было упущено, и все дело было изъято из рук союзников.

Положение России в это время было таким, что даже четырехдневная отсрочка могла стать фатальной, и если ничего не было бы сделано за эти четыре месяца, мы были бы выгнаны из страны.

Находя, что взаимное соперничество союзников настолько велико, что делает бессильными все их старания, сначала генерал Болдырев, а потом его преемник, верховный правитель, начали самостоятельно организовывать армии для защиты народа и его владений. Эти армии были плохо экипированы, плохо дисциплинированы-вовсе не тот сорт армии, который возник бы, если позволили бы осуществиться планам генерала Нокса,- но они выполнили свой долг, взяли Пермь и довели свою численность до 200.000 человек, прежде чем появился на сцене генерал Жанен.

Когда генерал Жанен заявился к верховному правителю с приказом Союзного Совета принять командование над всеми союзными и русскими силами в Сибири, его ждал прямой отказ со стороны Омского правительства.

Со мной советовались по этому вопросу и я поэтому могу привести соображения Омского правительства на этот счет. Позиция его была очень проста: «Если бы генерал Нокс, или какой нибудь другой союзный генерал, организовал, содержал и экипировал новую русскую армию, естественно он имел бы

наблюдение над нею до того времени, когда русское правительство, окончательно окрепнув, могло бы взять на себя ответственность. Французы не позволили сделать это и мы сами принялись поэтому за выполнение этого долга. Сформировав нашу собственную армию в своей стране, мы должны поставить во главе командования ею нерусского офицера. Это неслыханное требование нарушило бы влияние и достоинство русского правительства и унизило бы его в глазах народа».

С этой позиции Омское правительство никогда не отступало, тогда как союзные препирательства поставили генерала Жанена, способного и превосходного офицера, в неособенно почетное положение.

Болдырев, как я уже отметил, находился на уфимском фронте, когда Колчак принял верховную власть. Он пребывал там в совещаниях с Чешским Национальным Советом и с членами бывшего Учредительного Собрания около пяти или шести дней, ни одним словом не выражая своих намерений. Это было критическим положением для Колчака, который не знал, что он делает или намеревается делать. Горячие головы советовали действовать немедленно, но я рекомендовал благоразумие-Основной канвы болдыревских совещаний мы не знали, но нам было известно следующее: генерал Дутов, командовавший русскими армиями к югу от Уфы, получил оттуда некоторые предложения, но, отвечая на них, советовал осторожность, так как-де ему известно из бесспорного источника, что за спиной Колчака стоят англичане. Это известие, мне рассказывали, свалилось, как разорвавшаяся бомба, на уфимских конспираторов, и вскоре после этого генерал Болдырев вернулся в Омск. Здесь он беседовал с Колчаком, как с верховным правителем, и дал удовлетворительные объяснения насчет своего отсутствия. Ему был предложен пост, от которого он отказался, мотивируя тем, что хочет оставить страну, так как не верит, чтобы диктатура могла бы вывести Россию из ее затруднений. Он получил отставку, и так закончилось свидание между этими двумя людьми, встретившимися в Петропавловске за несколько дней перед тем.

Несколько дней спустя японский представитель в Омске потребовал, чтобы ему объяснили, принужден ли генерал Болды

рев покинуть страну или же уезжает добровольно. На это было отвечено самым определенным образом, в соответствии с фактами. В той же ноте японцы просили сообщить им, были ли британцы в том поезде и в той охране, которые везли изгнанных социалистов-революцибнеров, членов Директории, в Чанг-Чун, на китайской границе. На этот вопрос был дан ответ не.столь определенный, но интерес Японии к этим людям показывает, как сильно coup d'?tat расстроил ее планы относительно оккупации Урала.

Верховный правитель издал ряд приказов к различным частям русских войск, разбросанных по всей стране. Все командующие в большей или меньшей степени повиновались этим приказам, исключая одного, генерала Семенова, главная квартира которого представляла собой второе издание японского штаба в Чите, откуда он послал нахальный отказ признать власть Колчака. Колчак приготовился разделаться с этим мятежным и разбойничьим офицером. Тогда Япония просто сообщила Омскому правительству, что генерал Семенов находится под ее покровительством и что она не позволит русскому правительству столкнуться с ним.

Под японским покровительством этот молодец продолжал производить всевозможные экзекуции, как порку рабочих, пока, наконец, вся область не обезлюдела, а союзники потребовали от Японии объяснения относительно этого экстраординарного поведения. Японцы так боялись, что скоро разделаются с их ставленником, что когда 19-й батальон Гемпширского территориального полка выехал из Владивостока, они запросили Омское правительство, не продвигаются ли эти британские войска для нападения на генерала Семенова. Мы ответили, что движения всех британских войск руководятся распоряжениями британской военной миссии, куда и надлежит обращаться за осведомлением. Я уже больше никогда не слышал об их вопросах.

Около этого времени группа казаков, с офицером во главе, зашла однажды ночью в тюрьму и предъявила смотрителю соответствующий ордер для выдачи девяти политических заключенных. Ничего не подозревающий смотритель выдал заключенных, которые были уведены и на следующее

*) Этот эпизод относится, в сущности, к восстанию 22 – 23 декабря

в Омске и Куломзине, о котором Уорд рассказывает дальше; фамилии рас-

стрелянных следующие: Нил Фомин, эсер, Брудерер, эсер, Маевский (Гутов-

ский), эсдек-плехановец, Кириенко, эсдек, Девятое, эсер, Григорий Ста-

рое, эсер, Барсов, Макровецкий и Ландау. «Сборник документов» Зензи-

нова, стр. 152-153. (Прим. перев.)

утро найдены расстрелянными 1). Кого-то должны были повесить, но никого не нашли для того, чтобы исполнить экзекуцию. Начальник штаба Колчака мог бы раскрыть некоторые факты относительно преступления, но он отказался сделать это. Действительно, он даже не сообщал адмиралу о преступлении в течение четырех дней, пока это не сделалось достоянием общественной гласности. Колчак был ошеломлен сначала от бешенства из-за самого преступления, затем от своего бессилия предотвратить его. Но Омск продолжал однообразный темп своей жизни: замечательно, какие ужасы приучается народ встречать без содрогания, если только он привыкает к ним, как это обыкновенно случается при революциях.