– Здесь действительно безопасно?

Джон засмеялся:

– Можешь не сомневаться. Сомерсет в Уэльсе, Эгремон и Клиффорд застряли в Йоркшире, а владелец лавки – сторонник Йорков, как почти все лондонцы. Старик работает на нашу семью долгие годы и получил от меня щедрую мзду. Он не вернется, пока мы не наговоримся всласть, мой ангел. – Джон прижал меня к себе и жадно накинулся на мои губы. Забыв обо всем на свете, я пылко ответила на поцелуй и отстранилась, чтобы втянуть в себя воздух, только тогда, когда сердце гулко заколотилось в ребра.

Придя в себя, я негромко засмеялась и сказала:

– Ты уже второй раз называешь меня своим ангелом. Разве ты не заметил, что волосы у меня темные, как каштаны? Любимый, у ангелов волосы золотые.

– Ты пропустила две важные вещи, – серьезно сказал Джон, глядя на меня темно-синими глазами. – Во-первых, я замечаю все, что имеет отношение к тебе, в том числе и каштановые волосы… А во-вторых, у моих ангелов волосы не золотые, а именно каштановые.

– Ох, Джон, любимый, – прошептала я, положив голову ему на плечо, – в твоих объятиях я ощущаю райское блаженство. – Небо и земля; солнце и звезды; лето и весна; когда я рядом с тобой, мне принадлежит все самое прекрасное на свете…

Джон долго не размыкал объятий, прижавшись щекой к моим волосам. Наконец он отпустил меня, взял за руки и серьезно посмотрел в глаза.

– Исобел, мой отец встретится с королевой и обсудит с ней подробности брачного договора. Я пришлю тебе весточку сразу же, как только появятся новости.

Хотя сомнения и страхи никогда не оставляли меня, я ощутила жгучую радость.

– Я буду молиться за нас, любимый, – сказала я.

Когда на следующий день колокола часовой башни Вестминстера пробили полдень, паж доставил послание в мою комнату, по которой я нервно расхаживала взад и вперед. Когда я брала письмо, у меня дрожали руки. Письмо было не от Джона, а от его отца Ричарда Невилла, графа Солсбери. Меня приглашали в Эрбер, резиденцию графа у Оленьих ворот. В три часа на реке меня будет ждать барка. Неужели переговоры закончились так быстро? Если так, то меня ждут поразительно хорошие новости. Или поразительно плохие. Но почему Джон не написал сам?

Я посмотрела на свое платье, измявшееся за утро, достала из тумбочки маленькое зеркало, полюбовалась своим отражением, тяжело вздохнула и положила зеркало обратно. Тревога и бессонная ночь сделали свое дело; вид у меня был ужасный. Я ждала итого дня всю жизнь, а когда он наступил, оказалась не готовой к этому.

Я отправилась искать Урсулу. Она не сплетничала с прачками, не узнавала новости у конюхов, но когда не вернулась с конюшни и пошла по коридору в большой зал, то увидела ее ярко-рыжую голову в ближайшей комнате, где ювелир показывал свой товар группе дам. Я подошла к ней и делано небрежно сказала, стараясь не привлекать внимания присутствующих:

– Урсула, я потеряла свою серебряную брошь. Она все поняла с первого взгляда и подыграла мне:

– Не волнуйтесь, миледи Исобел. В последний раз я видела ее на вашем зеленом платье.

Как только мы вернулись в комнату, я начала волноваться и взяла ее за руки.

– Урсула, граф Солсбери пригласил меня в свою лондонскую резиденцию! Что мне надеть? Моя прическа ужасна! Нужно было вымыть голову в прошлую субботу, когда часть дня светило солнце. Помоги мне что-нибудь сделать с лицом, причем, умоляю тебя, поскорее…

Урсула налила мне чашу вина из бутыли, стоявшей в углу комнаты.

– Вот. Это успокоит ваши нервы и улучшит цвет лица. Вы белая как полотно. А что касается наряда, для такого важного случая подойдет голубое с серебром, то самое, которое было на вас, когда вы впервые встретили сэра Джона… – Она пошла в угол, достала платье, спрятанное за остальными, и повесила его на колышек. Потом Урсула стала рыться в сундуках, высказывая свои мысли вслух. – Где ожерелье из жемчуга и хрусталя? Я была уверена, что оно лежит в шкатулке для драгоценностей, но, наверно, положила его в коробочку с украшениями для волос… – Собрав все, что попалось под руку, она положила свою ношу на кровать и начала разбирать кучу, пытаясь найти вещи, лежавшие не на своем месте. – Этот флакон с кремом – он такой маленький, что я не вижу его даже тогда, когда он лежит у меня перед носом… Ах, мот он. – Она рылась в вещах и улыбалась мне. – Не бойтесь, дорогая Исобел. Когда я закончу работу, никто не забудет, как вы выглядели в этот день.

Вино успокоило меня, во всяком случае, руки дрожать перестали. Урсула сходила за водой и поставила кувшин на тумбочку. Пока я стояла нагишом и дрожала, она протирала мое лицо, шею и предплечья губкой, смоченной в горячем травяном настое. Потом вытерла меня, втерла в кожу розовое масло и набросила на плечи одеяло. Когда я села на табуретку, Урсула занялась моим лицом: накрасила брови и ресницы древесным углем, а затем открыла флакончик с кремом из граната, после чего мои щеки и губы стали розовыми. Расплела мне волосы и расчесывала их щеткой из свиной щетины, пока они не стали напоминать поток блестящего шелка, ниспадающий до самой талии.

Теперь меня можно было одевать. Я надела сорочку и осторожно натянула платье. Урсула застегнула хрустальные пуговицы на узком лифе и рукавах, поправила отороченный мехом вырез так, чтобы были видны плечи, и надела мне на шею ожерелье.

– А сюда мы прикрепим красивую брошь вашей матери… – Она приколола ее к левой стороне воротника из меха горностая. Потом слегка поколдовала со складками и пышным шлейфом, надела мне на голову позолоченный обруч, украшенный жемчугом, заплела в струящиеся волосы хрусталинки и накрыла их газовой вуалью.

Затем Урсула сделала шаг назад и полюбовалась делом своих рук.

– Вы сверкаете, как королева фей, но на самом деле вы – черный лебедь с длинной шеей, сияющими темными глазами и волосами. Вот, посмотрите сами… – Она протянула мне зеркало.

Увидев свое отражение, я широко улыбнулась, крепко обняла ту, которая совершила со мной чудо, и нежно сказала:

– Спасибо, дорогая Урсула.

Когда Урсула высвободилась из моих объятий, я спрятала лицо.

– Это что, слезы? Вы испортите всю мою работу! – всполошилась она. – В чем дело, милая?

– Урсула, мне страшно, – прошептала я. – А вдруг… – Я осеклась и проглотила комок в горле. А вдруг этот день – не начало, а конец? Наступила тишина, и я увидела мир, состоящий из серого тумана, в котором тянется пустая и бесконечная череда Дней, прожитых в браке без любви. Я буду жить так же, как жили до меня тысячи женщин с начала времен; стану такой же, какими стали они, – бесцветной и беззвучной тенью, – а потом превращусь в земной прах…

Голос Урсулы заставил меня вернуться в настоящее. Она взяла меня за плечи и сказала, словно про читав мои мысли:

– Тогда вы поступите так, как велел вам отец… Помните, что он вам говорил?

– «Колесо Фортуны вращается, и, если оно приносит нам не радость, а скорбь, нужно встретить свою судьбу гордо и с достоинством. Все в руке Божией», – процитировала я, мысленно видя его улыбку. Потом часто заморгала, прогоняя видение, и попыталась настроиться на более оптимистический лад. – Но сначала… сначала я последую совету одного очень мудрого человека… – Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох, медленно выдохнула, встретила взгляд Урсулы, заставила себя улыбнуться и сказала:

– Подбородок вверх, грудь вперед, и все будет в лучшем виде!

На пристани стояла отражавшаяся в воде элегантная позолоченная барка графа Солсбери, украшенная лентами и гобеленами, но у меня перехватило дыхание, и я остановилась как вкопанная. Джона там не было. Он не написал и не приплыл, пытаясь восстановить самообладание, я отпустила руку Урсулы и прикоснулась к материнскому рубиновому распятию, висевшему у меня на шее вместе с жемчужным ожерельем. Потом я подняла подбородок и с достоинством шагнула вперед. Когда я миновала арку и вышла на причал, ко мне направился коренастый седоусый мужчина в тунике с андреевским крестом Невиллов.